В статье описан очередной этап продолжающейся работы по адаптации идей и концептуальных моделей, лежащих в русле когнитивной теории религии, к задачам измерения в социологии. На данном этапе, во‑первых, осуществлена операционализация принятого ранее определения религиозности – в форме достаточно простой (одновопросной порядковой) измерительной шкалы “предрасположенности к религиозности”, с помощью которой произведена эмпирическая валидизация принятых концептуальных оснований. Эмпирическая апробация названной шкалы проведена в форме сравнения полученных с ее помощью данных с результатами применения распространенной десятибалльной шкалы самооценки религиозности, использованной в качестве измерителя, обладающего “очевидной валидностью”. Тестирование шкалы и результаты корреляционного анализа данных, полученных с помощью двух упомянутых измерителей, привели к удовлетворительному итогу, позволили в некоторой степени валидизировать концептуальные основания когнитивно-ориентированного измерения религиозности и продолжить работу по созданию соответствующих индикаторов, оптимизированных для использования в массовых опросах. Во-вторых, выполнено экспериментальное построение кумулятивных (гуттмановских) когнитивно-ориентированных шкал религиозности, основанных на выявленных иерархиях контекстов религиозного мышления и восприятия и представляющих более строгую и обоснованную модель измерения. Процедуры конструирования и оценки качества кумулятивных шкал подробно описаны. Логика упорядочивания контекстов религиозного мышления, обусловленная, согласно полученным данным, степенью публичности / частности каждого из контекстов, поставлена в связь с неоклассической моделью секуляризации. Полученные гуттмановские шкалы, продемонстрировавшие достаточный уровень качества, приведены. Результаты указывают на целесообразность дальнейшего развития когнитивно-ориентированного измерения религиозности.
Ответы на некоторые специфические анкетные вопросы о запрете каких-либо действий не дают результатов, обратных ответам на вопросы об их разрешении. Респонденты предпочитают скорее не одобрять запрет, чем одобрять разрешение. Подобная асимметрия проявляется систематически и может приобретать масштабы, влияющие на выводы социологических исследований и принимаемые на их основе решения. В статье рассматривается гипотеза, объясняющая асимметрию запрета/разрешения самообучением: участники опроса, которые не знают в точности, разрешены или запрещены какие-то действия, извлекают дополнительную информацию из формулировки вопроса (если в ней предлагается запрет, следовательно, есть разрешение, и наоборот), после чего дают ответ исходя из своих общих установок. Показывается большее соответствие данной гипотезы, по сравнению с другими, эмпирическим данным. Результаты проведенного авторами методического опросного эксперимента типа «split ballot» позволяют утверждать, что гипотеза самообучения является на сегодняшний день наилучшим объяснением асимметрии запрета/разрешения.
В статье раскрываются теоретические и методические аспекты измерения когнитивного диссонанса как фактора социального поведения. Обосновывается, что социологически релевантные проявления когнитивного диссонанса должны осуществляться по модели самооправдания – сглаживания противоречий между знаниями людей о своем поведении и их самооценкой. Предлагается использование в массовых опросах методики измерения когнитивного диссонанса, представляющей собой шкалы разности – наборы одинаковых утверждений, примененные к самим респондентам и внешним инстанциям (например, другим людям). Различия оценок в этих утверждениях отражают величину когнитивного диссонанса, что было подтверждено в 1) эксперименте, индуцировавшем когнитивный диссонанс по модели «вынужденного согласия» Фестингера–Карлсмита, и 2) массовом опросе, продемонстрировавшем корреляцию между величиной разности и интенсивностью курения. Таким образом, предложенная методика прошла первичную валидизацию, она показывает наличие когнитивного диссонанса там, где он и должен наблюдаться, и в некоторой степени отражает его величину. Однако сравнительно невысокие показатели значимости различий в первом исследовании и статистической связи во втором обусловливают необходимость дальнейших исследований, в том числе в направлении развития и уточнения методики.
Настоящая статья представляет собой попытку установления эмпирической состоятельности гипотез, описывающих взаимосвязи между эволюцией общества потребления и религии. Рассмотрены четыре гипотезы: «секуляризации» (религия приходит в упадок с ростом консюмеризации обществ), «радикализации» (важность религии повышается перед лицом враждебных ценностей безудержного потребления), «коммодификации» (религия ассимилируется обществом потребления как область духовных услуг) и «третьей переменной» (с религией связано не развитие потребления, а экономическое развитие как таковое). На основании доступной статистики по различным странам мира, последовательно рассмотрены способы измерения уровней консюмеризации и важности религии в современных обществах, статистические предсказания каждой из четырех гипотез. С помощью анализа корреляций между индексом консюмеризации и уровня ВВП с одной стороны, индивидуальной религиозности и государственной поддержки религии – с другой, проведена проверка соответствия реальных данных этим предсказаниям. По итогам анализа может быть сделан вывод о том, что расширение пространства возможностей потребления связано с сокращением уровня индивидуальной религиозности в межстрановом контексте. То есть подтверждается первая гипотеза – о связи секуляризации и консюмеризации.
Международная ситуация повысила актуальность анализа общественного мнения в Китае. Специфика китайского общества позволяет оппонентам КНР критиковать проводящиеся в ней социологические опросы, используя такие аргументы, как отсутствие в стране «демократической общественности», самоцензура респондентов, подозрения в политической цензуре, нерепрезентативность выборок. Авторы статьи рассматривают эти критические аргументы и доказывают, что они либо легко опровергаются, либо с не меньшими основаниями должны предъявляться всем исследованиям общественного мнения в мире. Приведенные контраргументы доказывают, что данные опросов в КНР заслуживают доверия и позволяют анализировать тенденции общественного мнения, хотя такой анализ, безусловно, должен учитывать обычную для любого общества вероятность самоцензуры респондентов и то, что большинство выборок в Китае репрезентирует, в первую очередь, наиболее активное городское население.
Острое российско-американское противостояние повысило актуальность выявления международного общественного мнения о России и США, в особенности в таких странах, как КНР. Авторы статьи обобщили материалы восьми широкомасштабных проектов исследований общественного мнения китайцев, охватывающих 2004-2022 гг., в том числе время перед началом СВО и после него. Анализ данных опросов показывает, что общественное мнение граждан КНР в 2004-2021 гг. относилось к России стабильно гораздо более благожелательно, чем к Америке: значительное большинство респондентов систематически высказывало в адрес РФ положительные установки, отрыв которых от установок к США часто превышал 50 п.п. С началом СВО это позитивное отношение в отдельных аспектах ухудшилось, в других – улучшилось, но во всех аспектах изменение было незначительным, а отношение к США столь же незначительно ухудшилось. Можно уверенно говорить, что общественное мнение современного Китая очень позитивно относится к России, скорее негативно – к США, и начало СВО практически не изменило этой ситуации, текущие события не воспринимаются китайской общественностью как чрезвычайные, требующие пересмотра взглядов на международные отношения.
Scopus
Crossref
Высшая аттестационная комиссия
При Министерстве образования и науки Российской Федерации
Научная электронная библиотека