В статье описан очередной этап продолжающейся работы по адаптации идей и концептуальных моделей, лежащих в русле когнитивной теории религии, к задачам измерения в социологии. На данном этапе, во‑первых, осуществлена операционализация принятого ранее определения религиозности – в форме достаточно простой (одновопросной порядковой) измерительной шкалы “предрасположенности к религиозности”, с помощью которой произведена эмпирическая валидизация принятых концептуальных оснований. Эмпирическая апробация названной шкалы проведена в форме сравнения полученных с ее помощью данных с результатами применения распространенной десятибалльной шкалы самооценки религиозности, использованной в качестве измерителя, обладающего “очевидной валидностью”. Тестирование шкалы и результаты корреляционного анализа данных, полученных с помощью двух упомянутых измерителей, привели к удовлетворительному итогу, позволили в некоторой степени валидизировать концептуальные основания когнитивно-ориентированного измерения религиозности и продолжить работу по созданию соответствующих индикаторов, оптимизированных для использования в массовых опросах. Во-вторых, выполнено экспериментальное построение кумулятивных (гуттмановских) когнитивно-ориентированных шкал религиозности, основанных на выявленных иерархиях контекстов религиозного мышления и восприятия и представляющих более строгую и обоснованную модель измерения. Процедуры конструирования и оценки качества кумулятивных шкал подробно описаны. Логика упорядочивания контекстов религиозного мышления, обусловленная, согласно полученным данным, степенью публичности / частности каждого из контекстов, поставлена в связь с неоклассической моделью секуляризации. Полученные гуттмановские шкалы, продемонстрировавшие достаточный уровень качества, приведены. Результаты указывают на целесообразность дальнейшего развития когнитивно-ориентированного измерения религиозности.
Ответы на некоторые специфические анкетные вопросы о запрете каких-либо действий не дают результатов, обратных ответам на вопросы об их разрешении. Респонденты предпочитают скорее не одобрять запрет, чем одобрять разрешение. Подобная асимметрия проявляется систематически и может приобретать масштабы, влияющие на выводы социологических исследований и принимаемые на их основе решения. В статье рассматривается гипотеза, объясняющая асимметрию запрета/разрешения самообучением: участники опроса, которые не знают в точности, разрешены или запрещены какие-то действия, извлекают дополнительную информацию из формулировки вопроса (если в ней предлагается запрет, следовательно, есть разрешение, и наоборот), после чего дают ответ исходя из своих общих установок. Показывается большее соответствие данной гипотезы, по сравнению с другими, эмпирическим данным. Результаты проведенного авторами методического опросного эксперимента типа «split ballot» позволяют утверждать, что гипотеза самообучения является на сегодняшний день наилучшим объяснением асимметрии запрета/разрешения.
В статье раскрываются теоретические и методические аспекты измерения когнитивного диссонанса как фактора социального поведения. Обосновывается, что социологически релевантные проявления когнитивного диссонанса должны осуществляться по модели самооправдания – сглаживания противоречий между знаниями людей о своем поведении и их самооценкой. Предлагается использование в массовых опросах методики измерения когнитивного диссонанса, представляющей собой шкалы разности – наборы одинаковых утверждений, примененные к самим респондентам и внешним инстанциям (например, другим людям). Различия оценок в этих утверждениях отражают величину когнитивного диссонанса, что было подтверждено в 1) эксперименте, индуцировавшем когнитивный диссонанс по модели «вынужденного согласия» Фестингера–Карлсмита, и 2) массовом опросе, продемонстрировавшем корреляцию между величиной разности и интенсивностью курения. Таким образом, предложенная методика прошла первичную валидизацию, она показывает наличие когнитивного диссонанса там, где он и должен наблюдаться, и в некоторой степени отражает его величину. Однако сравнительно невысокие показатели значимости различий в первом исследовании и статистической связи во втором обусловливают необходимость дальнейших исследований, в том числе в направлении развития и уточнения методики.
Настоящая статья представляет собой попытку установления эмпирической состоятельности гипотез, описывающих взаимосвязи между эволюцией общества потребления и религии. Рассмотрены четыре гипотезы: «секуляризации» (религия приходит в упадок с ростом консюмеризации обществ), «радикализации» (важность религии повышается перед лицом враждебных ценностей безудержного потребления), «коммодификации» (религия ассимилируется обществом потребления как область духовных услуг) и «третьей переменной» (с религией связано не развитие потребления, а экономическое развитие как таковое). На основании доступной статистики по различным странам мира, последовательно рассмотрены способы измерения уровней консюмеризации и важности религии в современных обществах, статистические предсказания каждой из четырех гипотез. С помощью анализа корреляций между индексом консюмеризации и уровня ВВП с одной стороны, индивидуальной религиозности и государственной поддержки религии – с другой, проведена проверка соответствия реальных данных этим предсказаниям. По итогам анализа может быть сделан вывод о том, что расширение пространства возможностей потребления связано с сокращением уровня индивидуальной религиозности в межстрановом контексте. То есть подтверждается первая гипотеза – о связи секуляризации и консюмеризации.
Международная ситуация повысила актуальность анализа общественного мнения в Китае. Специфика китайского общества позволяет оппонентам КНР критиковать проводящиеся в ней социологические опросы, используя такие аргументы, как отсутствие в стране «демократической общественности», самоцензура респондентов, подозрения в политической цензуре, нерепрезентативность выборок. Авторы статьи рассматривают эти критические аргументы и доказывают, что они либо легко опровергаются, либо с не меньшими основаниями должны предъявляться всем исследованиям общественного мнения в мире. Приведенные контраргументы доказывают, что данные опросов в КНР заслуживают доверия и позволяют анализировать тенденции общественного мнения, хотя такой анализ, безусловно, должен учитывать обычную для любого общества вероятность самоцензуры респондентов и то, что большинство выборок в Китае репрезентирует, в первую очередь, наиболее активное городское население.
Острое российско-американское противостояние повысило актуальность выявления международного общественного мнения о России и США, в особенности в таких странах, как КНР. Авторы статьи обобщили материалы восьми широкомасштабных проектов исследований общественного мнения китайцев, охватывающих 2004-2022 гг., в том числе время перед началом СВО и после него. Анализ данных опросов показывает, что общественное мнение граждан КНР в 2004-2021 гг. относилось к России стабильно гораздо более благожелательно, чем к Америке: значительное большинство респондентов систематически высказывало в адрес РФ положительные установки, отрыв которых от установок к США часто превышал 50 п.п. С началом СВО это позитивное отношение в отдельных аспектах ухудшилось, в других – улучшилось, но во всех аспектах изменение было незначительным, а отношение к США столь же незначительно ухудшилось. Можно уверенно говорить, что общественное мнение современного Китая очень позитивно относится к России, скорее негативно – к США, и начало СВО практически не изменило этой ситуации, текущие события не воспринимаются китайской общественностью как чрезвычайные, требующие пересмотра взглядов на международные отношения.
Scopus
Crossref
Higher Attestation Commission
At the Ministry of Education and Science of the Russian Federation
Scientific Electronic Library