В последнее десятилетие в отечественной исторической науке актуальным сделалось такое инновационное направление, как имагология — наука об образах. В русле данного направления и написана монография известного специалиста по истории Англии XIX в. д.и.н., проф. А. А. Орлова (Московский педагогический государственный университет). Цель исследования автора — выяснение причин, по которым великий русский писатель Л. Н. Толстой «допустил важное умолчание» в своем знаменитом романе «Война и мир» о роли Британии и британцев в наполеоновских войнах, хотя они в ту пору и являлись главными противниками Франции.

В монографии А. А. Орлова можно выделить ряд важных проблем, которые, бесспорно, привлекут внимание читателей. Одна из них затрагивает вопросы, связанные с англоманией и англофильством, а если смотреть шире, то с «вестернизацией» политической элиты России в XIX в. Так, в первой главе автор выявляет негативные образы Британии и британцев в романе. Он утверждает, что Л. Н. Толстой уже с первых страниц романа задал резко отрицательный тон по отношению к стране, подчеркивая, что «Англия всегда ведет себя предательски, даже когда дело касается блага всей Европы — борьбы против... Наполеона» (с. 19). А. А. Орлов приводит примеры из романа о проявлениях бытовой англомании русского дворянства, ведущей свое начало со времени правления Екатерины II и усилившейся при Александре I. (Здесь мы возразили бы автору: первые признаки проявления англомании политической элиты были замечены еще в правление Ивана Грозного и Бориса Годунова.) К подобным примерам он относит посещение героями «Войны и мира» «Аглицкого» клуба, популярные в дворянском обществе «ирландские» и «шотландские» танцы, употребление в разговорах английской речи, лечение у английских докторов, приобретение мебели с «аглицким секретом», устройство в имениях английских садов и т.д. Вместе с тем А. А. Орлов не ограничивается перечислением примеров проявления англомании в российском обществе в изображении Л. Н. Толстого, но поднимает более глубокую проблему. Он выявляет в целом негативное отношение писателя к жизненным принципам существования англичан: прежде всего следованию принципам «вещизма». Не понимал писатель также восторгов сограждан, прежде всего либерального толка, высказанных ими по отношению к английской конституции. Копирование чужих достижений, на взгляд писателя, означало бессмысленное уродование себя. А. А. Орлов убедительно доказывает, что Л. Н. Толстой принципиально отвергал «возможность автоматического переноса достижений английской или французской цивилизации на русскую почву», отмечая, что в черновиках романа сохранились его рассуждения «о вреде насильственной прививки России западного опыта» (с. 33, 34).

Бесспорный интерес для историков может вызвать третья глава монографии, посвященная влиянию на Л. Н. Толстого общественно-политической мысли Англии XVIII— XIX вв. А. А. Орлов обращается к анализу концепций известных британских философов и историков: Д. Юма, Т. Карлейля, Т. Б. Маколея, Г. Бокля, Дж. Рёскина. Он полагает, что именно их влияние на Толстого было «очень значительным, если не сказать — во многом определяющим творческое развитие его личности» (с. 53). А. А. Орлов выделяет те основополагающие вопросы в концепциях указанных деятелей, которые оказались созвучны идеям и мыслям Л. Н. Толстого в пору написания им своего знаменитого романа. К таковым он причисляет: познаваемость мира; роль разума и чувства в жизни людей; соотношение нравственности и прагматизма в политике; дихотомию «героя и толпы»; необходимость осознания правящей аристократией роли национального духа; ценности изучения психологии действовавших в истории лиц; общественный и исторический статус женщины, как выразительницы природного гуманного начала в человеке, и т.д. (с. 55). Нельзя сказать, чтобы автору удалось убедительно продемонстрировать влияние каждого из британских мыслителей на Толстого и его творчество. Да и сам А. А. Орлов признает, что проделанный им анализ — «только беглое и поверхностное сравнение творчества некоторых британских авторов и философии Толстого» (с. 91). Тем не менее попытка исследователя выявить идейную связь в творчестве британских мыслителей и русского литератора заслуживает особого внимания и представляет бесспорный интерес для дальнейшего изучения.

В заключительной главе автор обращается к анализу оценок по преимуществу литературоведов, которые признавали или отрицали британское влияние на форму и стилистику романа Л. Н. Толстого. А. А. Орлов отмечает, что вопрос о влиянии на творчество Л. Н. Толстого Лоренса Стерна, Вальтера Скотта, Чарльза Диккенса продолжает оставаться дискуссионным в литературоведении. В то время как одни авторы признавали подобное влияние, другие его отвергали, утверждая, что Толстой — «писатель русский до мозга костей» (с. 97). На взгляд самого А. А. Орлова, Л. Н. Толстой сумел творчески переработать основополагающие концепции философского наследия Западной Европы и на этой основе выработать собственное уникальное мировоззрение, и с этим утверждением трудно не согласиться. Хотя книга А. А. Орлова является небольшим по объему исследованием, но она ставит перед читателями (не только историками и филологами) немало вопросов, будит творческую мысль, а, значит, поднятая автором оригинальная проблема нуждается в дальнейшем изучении.