9 марта 2022 г. в Южной Корее прошли выборы президента, характеризовавшиеся целым рядом особенностей. Во-первых, каждый из двух основных претендентов не обладал опытом работы депутатом или министром, который считается желательным для занятия поста президента. Во-вторых, оба кандидата были не самыми типичными представителями лагеря, чьи интересы они формально защищали. В-третьих, выборы поставили рекорд по черному пиару в отношении ведущих кандидатов, из-за которого каждый из них обладал высоким антирейтингом, следствием чего стал минимальный разрыв между претендентами в электоральной истории РК. Причиной подобной ситуации стали как общие особенности южнокорейской партийной системы и партийной борьбы, так и ситуация в стране в конце правления действующего президента Мун Чжэ Ина.

<h2 class="docx-publication-h2">Особенности политической системы sи политической культуры Южной Кореи</h2>

Многопартийная политическая система РК гарантируется Конституцией¹, однако южнокорейский политолог Ян Сын Чхоль полагает, что в Южной Корее нет ни классической двухпартийной системы, ни многопартийности². Структура политических партий Республики Корея сохранила много общего со структурой феодальных группировок, построенных на системе региональных связей патрон-клиент и сформированных не вокруг идеологии, а вокруг партийного лидера. Вследствие этого основным элементом политического движения является не противостояние партийных идеологий, а соперничество их лидеров в борьбе за власть. Из этого следует высокая подвижность политических сил, постоянные переходы лидеров и их клиентелы из одной партии в другую, а также то, что позиция фракции определяется популизмом и логикой фракционной борьбы.

Партии часто сливаются, разделяются, меняют названия, но в целом довольно жестко делятся на два лагеря, которые можно условно назвать консервативным и демократическим. В рамках каждого из них существует «базовая» партия, которая периодически меняет название в качестве предвыборного лозунга или в результате очередных слияний и размежеваний³. Параллельно существуют политические группировки, представляющие интересы тех лидеров, которые «не вписались»⁴. Структура этих партий остается лидероцентричной, идеологоцентричными же являются скорее мелкие партии, находящиеся на левом и правом краях политического спектра.

Ведущей партией демократического лагеря является правящая Демократическая партия Тобуро, ведущая консервативная партия сейчас именуется «Сила Народа». Каждая из этих партий является объединением фракций, которые нередко ведут между собой не менее острую конкурентную борьбу, чем представители разных партий. Потому основная технология предвыборной борьбы — не столько объяснить, насколько хорош ты сам, сколько доказать, что другие хуже. При этом, как отмечает И. Дьячков, зачастую достаточно и недоказанных обвинений: сам факт их появления приводит к «гражданской казни» политика⁵, особенно если они начинают активно муссироваться в СМИ.

<h2 class="docx-publication-h2">Мун Чжэ Ин и его наследие</h2>

К концу правления Мун Чжэ Ина представление о том, что коррумпированных консерваторов потеснили настоящие демократы, сменилось ощущением, что победитель дракона стал драконом с большим числом голов. Многие скандалы администрации Муна существенно превосходят те, что имели место во времена Пак Кын Хе⁶.

Ситуация, когда президент назначает своего протеже, несмотря на протест парламента, встречалась при Муне куда чаще, чем при Пак. Уже на декабрь 2020 г. таких назначенцев набралось 24 против 10 во время Пак Кын Хе⁷. Нежелание слушать народ, в котором упрекали Пак, проявилось и у Муна, который за все время своего пребывания во власти провел только шесть масштабных пресс-конференций⁸.

Похож и уровень участия Муна в заседаниях кабинета министров: он присутствовал только на 34 % из 193 заседаний, при том, что доля Ким Дэ Чжуна составляла около 80 %, Ро Дэ У — 51 %, Ли Мен Бака — 49 % и Пак Кын Хэ — 30 %⁹.

Разрыв между богатыми и бедными тоже увеличился¹⁰ из-за непродуманной экономической политики «роста, ориентированного на доходы», которая привела к краху многие малые предприятия, пострадавшие от резкого повышения минимальной заработной платы. Неудачная политика на рынке жилья привела к резкому росту цен на недвижимость, а задолженность домашних хозяйств достигла небывало высокого уровня. Средняя цена продажи квартир увеличилась на 41,7 %, а период времени, необходимый для накопления денежных средств на покупку собственной недвижимости, вырос с 11,8 лет до 21 года¹¹.

Если на парламентских выборах весной 2020 г. демократы получили подавляющее преимущество (176 мест из 300), то год спустя на досрочных выборах 7 апреля 2021 г. глав четырех административных единиц, в том числе мэров Сеула и Пусана, партия власти потерпела поражение. В Сеуле ее кандидат не получил большинство ни в одном из избирательных округов, а разрыв почти в 20 % исключал любые разговоры про неправильный подсчет или фальсификации.

Все это создавало очень напряженную ситуацию. А. Ланьков¹² отмечает, что демократы «исходили из того, что они взяли власть надолго и навсегда. В тот момент казалось, что правый консервативный лагерь окончательно разгромлен», они посадили в тюрьму двух консервативных президентов, хотя в случае с Пак Кын Хе часть обвинений выглядит сомнительно¹³. Однако консерваторы частично отыграли свои позиции, и выборы проходили на фоне понимания, что «маховик мести может быть запущен и в обратную сторону».

<h2 class="docx-publication-h2">Два ведущих кандидата и их программы</h2>

В демократической партии внутрипартийные выборы выиграл не ставленник Мун Чжэ Ина, а его основной оппонент.

В 2017 г. 56-летний Ли Чжэ Мён, тогда мэр города Соннам, был одним из соперников Муна на внутрипартийных выборах 2017 г., заняв третье место¹⁴. В 2018 г. Ли был избран¹⁵ губернатором столичной провинции Кенгидо, но предстал перед судом по обвинению в нарушении закона о выборах, причем все инстанции кроме Верховного суда выносили решение не в его пользу. Только в июле 2020 г. Верховный суд отменил приговор, и Ли был полностью оправдан.

На фоне итогов правления Мун Чжэ Ина Ли Чжэ Мён оказался в выгодной ситуации. Оставаясь демократом, он не имел никакого отношения к ошибкам Муна, его нельзя было критиковать, укоряя делами предшественника. И хотя Ли не был желанным кандидатом в Голубом доме, промуновские кандидаты или сошли с дистанции, или набрали крайне мало голосов поддержки, а основная борьба развернулась между Ли Чжэ Мёном и бывшим премьером Ли Нак Ёном, который тоже не принадлежал к фракции Мун Чжэ Ина, скорее являясь левоцентристом¹⁶.

11 туров предварительных региональных выборов поэтапно прошли во всех регионах страны и завершились 10 октября: Ли Чжэ Мён набрал 50,29 % голосов, получив большинство почти в каждом регионе. Ли Нак Ён набрал 39,14 % голосов и сумел победить Ли Чжэ Мёна только у себя на родине, в голосовании зарубежных корейцев и на первичном голосовании среди обычных граждан¹⁷.

13 октября Исполнительный комитет партии подтвердил, что единым кандидатом от правящего лагеря является Ли Чжэ Мён, и перед Мун Чжэ Ином встал довольно неприятный выбор: или любыми средствами выводить Ли из гонки, или его поддерживать, поскольку альтернатива будет ещё хуже. В итоге 26 октября состоялась 50минутная встреча Ли Чжэ Мёна и Мун Чжэ Ина¹⁸. Президент призвал Ли разработать актуальную политическую программу и вести честную избирательную кампанию. Ли в свою очередь заявил, что является членом «команды» действующего президента, тем самым призвав сторонников Мун Чжэ Ина голосовать за него¹⁹. Впрочем, позднее, в том числе на дебатах 3 февраля 2022 г., Ли не раз подчеркивал, что не является преемником Муна.

История кандидата от консерваторов<strong> </strong>и нынешнего президента<strong> </strong>Юн Сок Ёля ещё более интересна: он не профессиональный политик и до определённого времени не придерживался консервативных взглядов, которые сейчас активно пропагандирует.

Главной проблемой «Силы народа» было отсутствие популярных лидеров. До объявления официальных кандидатов лидеры различных фракций консерваторов в лучшем случае получали 3–4 % голосов в общем рейтинге потенциальных претендентов. Кроме того, если у демократов фракционная борьба сдерживалась статусом правящей партии, то у консерваторов межфракционные противоречия были виднее и сильнее — партия во многом была «объединением против», куда стекались все оппоненты Муна и носители правых взглядов.

На этом фоне началась политическая карьера Юн Сок Ёля, который в свое время расследовал вмешательство спецслужб в выборы 2012 г., а позднее был одним из прокуроров, расследовавших коррупционную деятельность Пак Кын Хе. 9 мая 2017 г. Мун Чжэ Ин назначил Юна начальником прокуратуры Центрального округа Сеула, а в 2019 г. — генеральным прокурором РК. Однако Юн оказался «честным полицейским», который начал вести расследования не только против политических противников Муна, но против его ближнего круга, в т.ч. бывшего секретаря по гражданским делам Чо Гука, которого Мун прочил на пост министра юстиции.

В результате 2020 г. прошел под знаком беспощадной войны между минюстом и генпрокуратурой вплоть до прямой попытки увольнения, которую Юн сумел отбить. Суд восстановил его в должности, но в начале марта 2021 г. Юн ушел в отставку сам. В подобной ситуации у него остался только один выход для продолжения борьбы — уходить в политику, и 30 июля 2021 г. Юн после некоторых колебаний присоединился к «Силе народа».

Однако «ядром» консервативной партии Юн воспринимался как человек со стороны, а некоторыми — вообще как тот, кто принимал участие в осуждении Пак Кын Хе и Ли Мен Бака, содействуя падению консерваторов. Во-вторых, у него не сложились отношения с лидером партии Ли Чжун Соком.

5 ноября 2021 г. на внутрипартийных праймериз Юн Сок Ёль получил 47,85 % голосов. При этом голосование включало и членов партии и жителей страны-сторонников демократов, которые активно голосовали за противников Юна, чтобы в итоге воевать с более удобным классическим консерватором²⁰.

Самой сильной стороной Юна считается его репутация человека принципов и сторонника верховенства закона, что было продемонстрировано им в расследованиях в отношении влиятельных фигур как консервативного, так и либерального блоков в течение его карьеры прокурора. Однако укрепление внутрипартийных позиций Юна проходило куда напряженнее, чем у демократов. Наиболее острые противоречия были между Юн Сок Елем и Ли Чжун Соком, причем «по женскому вопросу»: Юн пытался привлекать феминисток в ряды консерваторов, Ли, сделавший себе карьеру на высказываниях на грани мизогинии, был против и фактически самоустранился от участия в предвыборной работе. Когда ряд партийных чиновников открыто заявили ему, что будут выполнять только приказы Юна, 21 декабря 2021 г. он объявил, что уйдет со всех должностей в избирательном штабе²¹. 6 января депутаты-консерваторы даже предложили объявить Ли Чжун Соку импичмент²², но в критический момент Ли и Юн помирились и заявили о решении продолжить бороться вместе.

С этого времени высказывания Юна стали отражать не столько его личную позицию, сколько общеконсервативный дискурс. Так, 7 января Юн Сок Ёль пообещал упразднить Министерство по вопросам гендерного равенства, хотя до определенного времени это требование было прерогативой Ли Чжун Сока²³.

Предвыборные обещания Ли Чжэ Мёна основаны на его вере в важность и ценность безусловного базового дохода, отчего его часто называют корейским Берни Сандерсом. Он отстаивал эту политику во время своего пребывания на посту мэра и губернатора, реализуя программы всеобщего базового дохода для молодежи, бесплатной школьной формы и бесплатного послеродового ухода. На фоне COVID-19 Ли как губернатор Кенгидо раздал всем жителям провинции по 100 000 вон (84 доллара США), игнорируя обвинения в популизме и де-факто покупке голосов.

В отличие от откровенно социальной направленности политического курса Муна, высказывания Ли выглядят более центристскими. Если Мун ставил своим приоритетом построение социального государства, Ли предлагает вкладываться не столько в социальное благосостояние, сколько в развитие промышленного сектора²⁴.

С точки зрения консервативных СМИ Ли Чжэ Мен «вводит избирателей в заблуждение, меняя свои позиции по важнейшим вопросам»²⁵. Так, он обещал ввести налог на владение землей (до 1 % от стоимости) и тратить поступления на финансирование базового дохода, но когда опросы показали, что 55 % считают налог неуместным, отказался²⁶. Тексты рекламных баннеров Ли менялись в зависимости от района Сеула: в богатых районах были призывы к демократии, реформе налоговой системы, свободе бизнеса. В более бедных районах — лозунги о свободе, равенстве и справедливости, стабилизации цен на жилье и помощи уязвимым слоям населения.

Юн Сок Ёль разбирается в экономике хуже Ли, и по сути говорит о политических мерах. «Для привлечения активных инвестиций важно устранить неопределенности, связанные с государственной политикой, обеспечить стабильность в процессе принятия решений и отменить необоснованные правила, которые препятствуют эффективности рынка»²⁷. С другой стороны, Юн Сок Ель выступал против экономического вмешательства правительства и указывал, что на его веру в экономический либерализм оказали книги Милтона Фридмана. Кроме того, Юн занимает более жесткую политику в отношении профсоюзов.

Во внешней политике Ли обещал продолжить курс Мун Чжэ Ина, играть более активную роль в посредничестве между Соединенными Штатами и Северной Кореей, встретиться с Джо Байденом и Ким Чен Ыном. Он отмечал, что «демократия и экономика Южной Кореи поднялись до всемирно признанного уровня благодаря десятилетнему союзу с США²⁸», но одновременно обещал укреплять связи с Китаем, чтобы не сужать пространство для маневра; бравировал антиамериканскими высказываниями, назвав американские войска оккупационными силами²⁹; назвал Зеленского некомпетентным руководителем, чьи действия привели к кризису, но под огнем критики исправился³⁰ и попросил прощения у украинцев³¹, а позднее заявил, что поддерживает экономические санкции против России, несмотря на негативные последствия для корейских компаний³². Юн последовательно выступал за союз с США для создания глобальной коалиции стран, разделяющих ценности демократии и прав человека, выражал веру в важность «международного порядка, основанного на правилах»³³, в его высказываниях часто прослеживалась логика «достижения мира через силу».

Оба кандидата раздавали откровенно популистские обещания. Ли «прославился» обещанием расширить национальную медицинскую страховку для покрытия операций по пересадке волос и намерением построить в течение следующих пяти лет 3,11 млн новых квартир, что, по мнению экспертов, технически невыполнимо³⁴. Юн обещал построить 2,5 млн квартир, в том числе 1,3 млн в Сеуле и его окрестностях³⁵. Ли Чжэ Мен утверждал, что в случае избрания для финансирования его 270 предвыборных обещаний в течение пяти лет потребуется более 300 трлн вон (250,7 млрд долл.), в то время как Юн Сок Ёль предложил 200 обещаний, на которые потребуется 266 трлн вон³⁶.

Таблица 1 / Table 1

Сравнение предвыборных программ Ли и Юна

Comparison of Lee’s and Yoon’s election manifestos<table class="docx-publication-table"><tr><td class="docx-publication-cell"> Проблема </td><td class="docx-publication-cell"> Заявления Ли Чжэ Мёна</td><td class="docx-publication-cell"> Заявления Юн Сок Ёля </td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Рынок недвижимости</td><td class="docx-publication-cell"> Расширить предложение жилья, в том числе за счет государственных площадок</td><td class="docx-publication-cell"> Изменить налоговую систему³⁷.</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Помощь<strong> </strong>малому бизнесу</td><td class="docx-publication-cell"> Кредитная программа помощи владельцам малого бизнеса для покрытия постоянных расходов независимо от доходов; выкуп долгов мелких торговцев, столкнувшихся с просроченными платежами, и отмена арендной платы, пока существуют ограничения для бизнеса³⁸.</td><td class="docx-publication-cell"> Программа совместного использования арендной платы для малого бизнеса: арендодатели должны снизить арендную плату на треть, а правительство компенсирует 20 % разницы за счет налоговых вычетов и погасит остальное после окончания пандемии. Арендаторы оплатят оставшиеся две трети за счет банковских кредитов и получат 50-процентный вычет по арендной плате и коммунальным платежам при их погашении³⁹.</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Энергетика и углеродная нейтральность</td><td class="docx-publication-cell"> Продолжение линии Муна по постепенному отказу от ядерной энергетики, налог на выбросы парниковых газов с целью ускорить переход на экологически чистые энергетические системы. Приоритетное внимание водородной энергетике и увеличение доли ВИЭ до 30 % к 2030 г.⁴⁰</td><td class="docx-publication-cell"> Сохранение доли ядерной энергетики на уровне 30 %, возобновление строительства АЭС, остановленных при Муне. ВИЭ необходимы для достижения цели углеродной нейтральности к 2050 г., но не являются приоритетом. </td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Социальная поддержка населения</td><td class="docx-publication-cell"> Увеличение возраста выплаты пособий на детей до 15 лет пособий по болезни, одновременно расширение пособий национального пенсионного фонда⁴¹. Создание более 3 млн рабочих мест за счет привлечения инвестиционного фонда в размере 135 трлн вон (113,5 млрд долл. США) и преобразований в цифровом, энергетическом и социальном секторах⁴².</td><td class="docx-publication-cell"> Реализация системы «одного окна» на одном сайте для решения всех административных вопросов⁴³, предоставление ежемесячного пособия в размере 1 млн вон (837 долл. США) в течение одного года после рождения ребенка с целью стимулирования рождаемости⁴⁴.</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Межкорейские отношения</td><td class="docx-publication-cell"> Посредничество между США и КНДР. Частичное смягчение санкций в отношении Пхеньяна, прогресс в межкорейском сотрудничестве в интересах денуклеаризации. Признание, несмотря на то, что согласно конституции, президент РК обязан стремиться к объединению страны, невысокой «возможности прямого осуществления объединения в качестве краткосрочной задачи». Переименование Министерства объединения в Министерство межкорейского сотрудничества или Министерство мирного сотрудничества. Возобновление Кымгансанского туристического проекта, создание вдоль границы специальной международной туристической зоны и развитие программы экотуризма внутри ДМЗ⁴⁵.</td><td class="docx-publication-cell"> «Изменение подхода в межкорейских отношениях», критика Мун Чжэ Ина за уступки Северной Корее. Совместное с международным сообществом применение санкций в отношении Северной Кореи. Возможность упреждающего удара по КНДР⁴⁶. Приоритетное внимание к дипломатическим способам решения ядерной проблемы, развитие проектов экономического сотрудничества в случае прогресса по денуклеаризации Севера⁴⁷. Готовность для встречи с лидером Северной Кореи для достижения реальных результатов. Создание постоянного трехстороннего дипломатического представительства обеих Корей и США, в Пханмунджоме или Вашингтоне⁴⁸. Категорически против идеи Мун Чжэ Ина об официальном прекращении Корейской войны.</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> THAAD и военное сотрудничество в целом</td><td class="docx-publication-cell"> За скорейшую передачу Сеулу оперативного управления войсками (OPCON) и против дальнейшего развертывания американской системы противоракетной обороны в Южной Корее. Несогласие с идеей трехстороннего альянса Южной Кореи, США и Японии, пока Япония продолжает претендовать на острова Токто⁴⁹. Против обладания Ю. Кореей ядерным оружием, размещения на полуострове американского ТЯО и соглашения о совместном использовании ядерного оружия⁵⁰.</td><td class="docx-publication-cell"> Возможность дополнительного развертывания на территории РК американской противоракетной системы THAAD, несмотря на вероятные ответные меры Китая, поскольку такие решения являются суверенным делом страны⁵¹. За ядерное вооружение Южной Кореи не выступает.</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Место РК в противостоянии Китая США</td><td class="docx-publication-cell"> Прагматичная внешняя политика, приоритет собственным национальным интересам и сбалансированной дипломатии без существенного приоритета какой-либо из сторон. </td><td class="docx-publication-cell"> Всестороннее укрепление военно-политического альянса Вашингтона и Сеула, поддержка США по ключевым вопросам американо-китайского противостояния. Участие Южной Кореи в качестве члена рабочей группы в рамках QUAD, сотрудничество по обмену разведывательной информацией «пять глаз». </td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Отношения с Японией</td><td class="docx-publication-cell"> Разведение исторических споров и направлений сотрудничества. Токио необходимо принести искренние извинения.</td><td class="docx-publication-cell"> Против использования исторических споров между Южной Кореей и Японией во внутриполитической повестке. Критика администрации Мун Чжэ Ина за ухудшение двусторонних отношений до уровня с 1965 г.⁵² Формирование взаимного доверия, общих ценностей и интересов путём комплексного решения спорных вопросов. </td></tr></table> Источники: составлено автором по материалам исследования.

Сравнивая платформы кандидатов, важно подчеркнуть, что изначально Юн вполне вписывался в левый, антикоррупционный тренд, но черно-белая логика южнокорейской фракционной борьбы утянула его вправо.

<h2 class="docx-publication-h2">Темная сторона кандидатов</h2>

Одной из отличительных черт этой избирательной кампании стал небывалый вал компромата. Речь идет не только о черном пиаре, но и о попытках выбить кандидата в результате уголовного преследования. Это касалось не только Юн Сок Ёля, но и Ли Чжэ Мёна. Голубой дом пытался под разными предлогами заключить его под стражу или под любым предлогом вывести из политики пока он не стал официальным кандидатом. Наиболее серьезную угрозу для Ли представлял так называемый «Соннамгейт»: утверждения о том, что когда в 2015 г. Ли был мэром этого города, он оказывал деловые услуги определенным компаниям по освоению государственных земель. В результате компания Hwacheon Daeyu Asset Management получила прибыль, более чем в 1000 раз превышающую инвестиции. Кроме того, юрисконсультом Hwacheon Daeyu работал бывший судья Верховного суда Квон Сун Иль, который вынес решение в пользу Ли Чжэ Мёна в деле, которое могло погубить его политическую карьеру. Прямых улик против Ли, однако, не нашли, а после того, как он стал единым кандидатом, рвение государства в расследовании скандала стало снижаться⁵³.

Уголовные дела против Юна менее перспективные. На ноябрь 2021 г. он проходил подозреваемым по 4 делам, которые ведет Управление по расследованию коррупции среди высокопоставленных должностных лиц (CIO), что составляло треть всех дел, находящихся в его юрисдикции⁵⁴. К февралю 2022 г. они рассыпались или были возвращены в прокуратуру. Подделкой оказалось и так называемое «секретное досье», якобы способное похоронить его политическую карьеру⁵⁵.

Однако у Юна оказался иной недостаток — малая компетентность за пределами профессиональной сферы и отсутствие умения четко излагать свои мысли. Так, делясь своими взглядами на государственное регулирование, он однажды заявил, что «бедным людям должно быть позволено выбирать более дешевую пищу по более низким ценам», что в массовом сознании сразу же превратилось в «Юн считает, что неимущим следует разрешить выбирать некачественную пищу».

Били и по родственникам кандидатов — один из наиболее распространенных приемов корейской интриги со времен средневековья. Считается, что глава семьи не может не контролировать своих родственников и не быть в курсе их проступков. Так, старший сын Ли Чжэ Мёна столкнулся с обвинениями в незаконных азартных играх⁵⁶ и подозревался в особом отношении в армии как сын мэра крупного города. Жена Юн Сок Ёля — Ким Гон Хи подозревалась в причастности к манипулированию ценами на акции дилерского центра подержанных автомобилей BMW Deutsch Motors⁵⁷, допущению сознательных искажений при подаче резюме на преподавательскую работу и т.д.⁵⁸

В целом, все, что лагеря Юна и Ли вбрасывали друг против друга, скорее портило их репутацию в глазах общественности, чем могло послужить основанием для серьезного уголовного дела.

Результаты опросов общественного мнения накануне голосования говорили о том, что Ли Чжэ Мён и Юн Сок Ёль идут в пределах статистической погрешности⁵⁹. Опрос агентства Realmeter, проведённый с 20 по 23 февраля, давал Юн Сок Ёлю — 41,9 %, а Ли Чжэ Мёну — 40,5 %. Перед тем, как после 1–2 марта опросы запретили публиковать, у разных агентств рейтинги Юна и Ли составлял от 46,3–43,1 % до 45–44,9 %⁶⁰. Вместе с тем в опросе 18–19 февраля 2022 г. способности Ли Чжэ Мёна управлять государством положительно оценили 55,8 % респондентов, а отрицательно — 41,2 %. Юна положительно оценили 36,7 %, а отрицательно — 60,1 %. В то же время Юн получил больше положительных отзывов относительно своих моральных качеств 41,9 % против 56,6 %, тогда как у Ли — 31,4 % против 67,4 %⁶¹.

Высокий антирейтинг кандидатов сформировал специфическую ситуацию, когда выборы воспринимались «как выбор менее ненавистного кандидата⁶²». Согласно опросу конца 2021 г., 56,6 % респондентов считало, что претендентов на пост президента необходимо заменить: «трудно выбрать между двумя кандидатами не потому, что они одинаково компетентны и дальновидны, а потому, что они одинаково вовлечены в череду скандалов и споров на фоне усиливающихся опасений по поводу того, подходят ли они для этой работы»⁶³.

<h2 class="docx-publication-h2">Финишная прямая</h2>

В последние дни перед выборами произошла определенная консолидация сил: в пользу Юна снялся занимавший с большим отрывом третье место правоцентристский кандидат Ан Чхоль Су, за Ли призвали голосовать несколько как левых, так и ультраправых кандидатов — сестра Пак Кын Хе и некоторые другие, поскольку Юн прямо причастен к «неправедному» осуждению экс-президента, а Ли — нет.

4–5 марта прошло досрочное голосование, в котором приняли участие 36,93 % всех избирателей⁶⁴. Небывало высокая явка сочеталась с невысоким уровнем организации, в ЦИК стали поступать жалобы на возможное мошенничество, поскольку часть бюллетеней были собраны не в опечатанные урны, а в обычные коробки и мешки⁶⁵. Лидеры консерваторов активно высказывались о вероятности фальсификаций со стороны властей, а число нарушений, связанных с дезинформацией на выборах, по сравнению с выборами 2017 г. по данным прокуратуры, выросло более чем в три раза⁶⁶.

В день выборов на участки пришло 77,1 % имеющих право голоса, на 0,1 % меньше, чем в 2017 г. Голоса считали в прямом эфире. По итогам досрочного голосования Ли опережал Юна на 8 %, но по мере продвижения к 100 % посчитанных бюллетеней Юн сокращал разрыв. Примерно на половине гонки консерватор обогнал демократа, и по итогам обработки всех бюллетеней счет в процентах составил 48,56: 47,83 в пользу Юн Сок Ёля. Третье место досталось Сим Сан Чжон от левой партии «Справедливости» — 2,37 %, прочие 10 кандидатов набрали менее 1 %⁶⁷.

Ли Чжэ Мён сразу признал поражение и поздравил Юна: «Я сделал все, что мог, но не оправдал ваших ожиданий… Вся ответственность лежит на мне»⁶⁸. Юн указал, что во время кампании узнал, что требуется для того, чтобы стать национальным лидером и как прислушиваться к голосу народа, поблагодарил своих конкурентов («мы должны работать вместе, чтобы стать единым целым для народа и для Республики Корея») и пообещал, что будет уважать дух Конституции и Национального собрания, работать вместе с оппозиционной партией и служить народу.

Разрыв между кандидатами составил немногим более 260 тыс. голосов или 0,73 %: это наименьший показатель за всю историю президентских выборов в Южной Корее. Традиционный для РК политический регионализм, когда юго-запад страны голосует за демократов, а юго-восток — за консерваторов, снова проявил себя. 75,14 % избирателей в Тэгу и 72,76 % избирателей в провинции Северный Кенсан отдали предпочтение Юну, в то время как Ли набрал 86,1 % голосов в провинции Южная Чолла, 84,82 % в Кванджу и 82,98 % в провинции Северная Чолла⁶⁹. В провинции Южная Кёнсан и городе Пусане Юн тоже победил, но набрал немного менее — в среднем около 60 %.

В остальных регионах разрыв между кандидатами составлял максимум 10 %. Ли получил поддержку большинства в «родной» провинции Кёнги, на острове Чечжуло, и городах Инчхоне и Сечжоне. Юн — в остальных городах и провинциях. При этом такие условно «нейтральные» регионы как Сеул и провинции Канвондо и Северная и Южная Чхунчхон в конечном итоге поддержали Юна.

Женщины, за исключением пенсионеров, с тем или иным разрывом проголосовали за Ли в каждой возрастной категории — сказались обещания расформировать Министерство по вопросам гендерного равенства и семьи, которое Юн и его партия обвиняли в разжигании «обратной дискриминации»⁷⁰. Среди мужчин основной группой поддержки Юна были «пионеры и пенсионеры», в то время как условно 40-летние голосовали за Ли. Это связано с тем, что пожилые люди традиционно голосуют за консерваторов, а молодежь голосовала против существующих порядков.

Можно отметить и две волны протестного голосования. За консерваторов голосовали по принципу «кто угодно, лишь бы опять не эти». За демократов голосовали по принципу «кто угодно, лишь бы не Юн Сок Ёль». В результате проигравший Ли Чжэ Мён смог набрать больше голосов, чем Мун Чжэ Ин пять лет назад, хотя выборы прошли на волне левого ажиотажа после импичмента и осуждения Пак Кын Хе.

<h2 class="docx-publication-h2">Перспективы и проблемы нового президента</h2>

Инаугурация Юна пройдет 10 мая 2022 г. Новому лидеру страны предстоит решать многие накопившиеся проблемы. Борьба с пандемией COVID-19, дефицит бюджета, проблемы на рынке недвижимости, растущие цены на энергоносители и потребительские товары в сочетании с дополнительными рисками, связанными с украинским кризисом, сложности внешней политики, связанные как с растущим противостоянием США и КНР, так и потенциальными действиями Северной Кореи, поскольку приход к власти консерваторов может охладить отношения двух стран и повысить региональную напряженность. Юн Сок Ёля ждет череда проблем:

Жесткие действия по преодолению кризиса вызовут общественный протест, которому будут способствовать сохраняющийся раскол в обществе и последствия демонизации Юна.

До весны 2024 г. Юну придется работать с парламентом, в котором демократы обладают подавляющим большинством, каждая его оговорка по-прежнему будет «растаскиваться на мемы» противниками, снижая уровень доверия.

Юну необходимо будет укреплять единство собственной партии, чтобы не столкнуться с саботажем как слева, так и справа. Это может означать, что какие-то сферы, например внешняя политика, будут отданы на откуп убежденным консерваторам. Среди отобранных Юном в комитет по передаче власти, члены которого, возможно, будут назначены на посты в правительстве, достаточно людей, которые являются компетентными специалистами и занимались политикой в правление Пак Кын Хе или Ли Мен Бака. Не следует исключать и вероятность того, что по мере укрепления партийного единства и усиления собственных позиций в противостоянии консерваторам Юн станет осуществлять более самостоятельную внешнюю политику.

Исходя из этого, темп исполнения предвыборных обещаний Юна будет медленнее, чем ожидалось. Действия президента будут подвергаться постоянной критике со стороны демократов, у него могут возникнуть проблемы с назначением верных людей на ключевые посты, т.к. кандидатуры министров утверждает парламент. Это же касается попыток провести через парламент знаковые законы.

Во внешней политике можно ожидать более явной ориентации на Соединённые Штаты, следствием чего может стать ухудшение отношений с КНДР и попытки замириться с Японией. Действия Сеула во многом будут определяться не личной волей нового президента, а последствиями таких макропроцессов, как растущее противостояние США и КНР и развитие украинского кризиса.

Во внутренней политике следует ожидать серьёзных реформ в первую очередь административных или направленных на ликвидацию некоторых инициатив Мун Чжэ Ина⁷¹. Перспективы экономического курса остаются неясными. Пока Юн находится под давлением со стороны финансово-промышленных групп, профсоюзов и НГО, тянущих его в свою сторону.

***

Ход выборов и их итог — хороший повод подумать о том, насколько Республика Корея соответствует критериям демократического государства с учетом воззрений Роберта Даля, утверждавшего, что со временем демократия становится правлением политически активных коалиций, а политика вырабатывается в результате сделки между отдельными фракциями, но не в результате широкой дискуссии в обществе⁷².

Продолжается и дискуссия о том, насколько современная РК соответствует определению «нелиберальной демократии» Фарида Закарии⁷³. С одной стороны, формулировка, что «хотя и проводятся выборы, граждане лишены возможности знать о деятельности тех, кто осуществляет реальную власть, из-за отсутствия гражданских свобод», не соответствует сегодняшней Южной Корее. С другой, выборы-2022 говорят о том, что в новом мире это определение может меняться: указанное выше «лишение возможности знать…» затеняется не блокирующими действиями власти, а потоками черного пиара и популизмом кандидатов, вследствие чего вместо реальной картины событий создается ее симулякр. Если же мы обратим внимание на иерархичную структуру общества РК и роль медиа в формировании массового сознания, то РК вполне соответствует определению тоталитарной демократии Якоба Тальмона⁷⁴.