Введение

В настоящее время мы можем видеть, что Соединённые Штаты и КНР вступили в период двусторонних отношений, характеризующийся преобладанием соперничества над сотрудничеством. В экспертных кругах идут разговоры о начале новой холодной войны. Одновременно с этим в глубоком кризисе находятся и российско-американские отношения, в том числе и в сфере сотрудничества по стратегическим вопросам. В этих условиях особо угрожающий характер приобретает разрушение существующей системы контроля над вооружениями и размывание режима ядерного нераспространения, в связи с чем многие предрекают, что ближайшая Обзорная конференция ДНЯО может завершиться крупной неудачей. В этой связи многие должностные лица и политики в США, а также многие американские и даже российские эксперты обвиняют Китай в нежелании участвовать в формальных механизмах контроля над вооружениями, а также в подрыве режима нераспространения за счёт оказания помощи Северной Корее и Ирану. США даже использовали этот аргумент в качестве одного из поводов для выхода из договора РСМД. Китай, в свою очередь, утверждает, что он предпринял значительные усилия по контролю над вооружениями и нераспространению, которые перечисляет в своей военной стратегии, вышедшей в 2019 г., и указывает на то, что США и Россия должны предпринимать больше усилий в этой сфере, прежде, чем Китай сочтёт необходимым сделать какие-либо собственные шаги по ограничению или сокращению вооружений.

Ядерные риски Китая

Значительный интерес для исследования представляет понимание мотивации, руководствуясь которой Китай наращивает и модернизирует свой ядерный потенциал. Китай находится в зоне досягаемости ядерных сил всех ядерных государств (предположительно, исключая Израиль). Кроме того, давний противник КНР – Япония – имеет потенциал обретения ядерного статуса в короткие сроки.

В том, что касается американской военной мощи, больше всего Китай беспокоит развитие американской противоракетной обороны и высокоточных вооружений.

 китайских экспертов и должностных лиц, истинной целью строительства американской системы ПРО является расширение возможностей безнаказанного применения военной силы¹, включая превентивный ядерный удар. Дональд Трамп, в своём выступлении, приуроченном к выпуску последней редакции Обзора ПРО, заявил о намерении перехватывать любую ракету, запущенную в сторону Соединённых Штатов откуда бы то ни было. Этот тезис подтверждает позицию тех, кто говорит о стремлении США добиться для себя абсолютной безопасности и подрывает саму идею стратегической стабильности. В настоящее время система противоракетной обороны США включает комплекс радаров, в том числе радар системы наземных перехватчиков «Кобра Дейн» (Cobra Dane), расположенный на Аляске, мобильный радар морского базирования (Sea-Based X-band radar, SBX), дислоцированный в настоящее время в районе Гавайев, 5 стационарных радаров системы раннего предупреждения (расположенных на Аляске, в Калифорнии и Массачусетсе, а также на территории Великобритании и Гренландии). Помимо этого, существует система радаров космического базирования, а также радары комплексов «Иджис» (Aegis), «Пэтриот» (Patriot) и системы высотной зональной обороны «ТХААД» (Terminal High Altitude Area Defense, THAAD). Системы поражения американской ПРО включают в себя перехватчики наземного базирования (44 перехватчика, расположенные преимущественно на Аляске, а также в Калифорнии), а также системы «Иджис-Эшор» (Aegis Ashore) в Румынии и на Гавайях, «Иджис» морского базирования (40 кораблей), противоракетные комплексы «Пэтриот» (примерно 60 комплексов в США и за рубежом) и систему «ТХААД» (развёрнута на территории США, на о. Гуам, в ОАЭ и в Южной Корее)². Таким образом, система глобальной и региональной ПРО США способна засечь любую баллистическую ракету, запущенную с территории Китая, а также попытаться перехватить её. Нужно заметить, что современные системы ПРО практически неэффективны при перехвате МБР, однако имеют большую применимость против ракет средней дальности.

Под американским высокоточным оружием подразумевают то или иное исполнение концепции «быстрого глобального удара», средства поражения в рамках которой могут быть использованы для нападения на объекты ядерной инфраструктуры Китая, крупные промышленные объекты на юге и юго-востоке страны, а также мобильные пусковые установки носителей ядерного оружия. Так, о «новых неядерных стратегических возможностях» американской ядерной триады было впервые заявлено в «Обзоре ядерной политики» США 2001 г.³ Финансирование программы быстрого глобального удара впервые фигурирует в бюджетном запросе Министерства обороны от 2003 г. Ассигнования конкретно на данную программу были впервые выделены в 2008 г.⁴. Суть концепции состоит в том, чтобы иметь возможность поражать любую цель на земном шаре в течение не более часа. В настоящее время этого возможно достичь либо за счёт установки на баллистические ракеты неядерных боеприпасов, либо за счёт гиперзвуковых летательных аппаратов, таких как Advanced Hypersonic Weapon и Falcon Hypersonic Technology Vehicle. Опасность состоит в том, что в условиях ограниченного времени на принятие решения атакованное государство может принять ракеты в обычном оснащении за ядерные. Китай во многом преувеличивает оперативную готовность системы БГУ и также полагает, что разработка данного потенциала служит для обеспечения «абсолютной безопасности» США, а возможно и для нанесения превентивного удара. Ответ Китая на эту угрозу состоит в модернизации своего ядерного арсенала, разработке новых технологических средств, таких как гиперзвуковое оружие, а также в усилении потенциала противоракетной обороны. Именно появление этой концепции привело к возникновению в экспертных кругах Китая дискуссии о целесообразности дальнейшего следования концепции отказа от применения ядерного оружия первым⁵. C приходом к власти в США Барака Обамы начали смещаться приоритеты целей БГУ. Политика «разворота в Азию» предопределила их смещение на региональный уровень. Районы развёртывания средств поражения стало возможно разместить ближе к потенциальным целям, прежде всего, к Китаю⁶. Так, ещё в Обзоре ядерной политики 2010 г. заявлялось, что потенциал «быстрого глобального удара» является частью «важного элемента эффективной региональной архитектуры безопасности, позволяющего усилить американский потенциал регионального сдерживания»⁷. По мнению Е.П. Бужинского и В.А. Веселова, такой сдвиг боевых задач БГУ на региональный уровень создал серьёзные предпосылки для разработки средств поражения, запрещённых Договором о РСМД. В то же время, по словам авторов, начались исследования возможностей прорыва современных систем ПРО при помощи гиперзвукового оружия⁸.

Ядерным потенциалом среди стран региона обладает Индия, что накладывается на проблематичный характер отношений двух стран. Однако официальные китайские заявления на этот счёт характеризуются скорее сожалением в связи с ущербом, нанесённым режиму нераспространения ядерного оружия, нежели опасениями за национальную безопасность КНР⁹. Ядерный статус Индии считается в Китае прежде всего средством повышения престижа страны и рейтинга правящей партии БДП¹⁰. Однако необходимо иметь в виду, что ракеты семейства «Агни», особенно «Агни-3» (радиус действия 3500 км) и «Агни-5» (радиус примерно 8000 км) представляют опасность для всей территории Китая.

Одну из главных угроз своей национальной безопасности Китай видит в возможном технологическом отставании, поскольку опасается, что недружественные государства могут воспользоваться появляющимися из-за этого уязвимостями. При этом в отношении многих военных и ядерных технологий Китай предполагает только их разработку и создание возможности для быстрого развёртывания в случае необходимости, а не ставит задачу их непременного размещения и практического применения¹¹.

Ядерная политика Китая

Для начала отметим, что Китай является, пожалуй, самым необычным членом «ядерного клуба». Это единственная страна «ядерной пятёрки», не раскрывающая данные о своём ядерном арсенале, при этом обладающая наибольшим потенциалом ускоренного наращивания ядерных вооружений. Несмотря на проведение политики открытости и реформ, КНР остаётся авторитарным государством. В крайне сжатые по историческим меркам сроки китайская экономика стала второй по величие в мире. В рамках программы достижения «мечты о великом возрождении китайской нации» Пекин ставит перед собой задачи дальнейшего усиления геополитической мощи, процветания своих граждан и установления технологического доминирования в ряде важнейших областей.

За ядерной доктриной Китая и его внешним военно-политическим курсом стоят определённые константы китайской стратегической культуры и его представления о безопасности и своём месте в мире. Китайское понимание современной международной обстановки отражено, в частности, в концепции «трёх неизменных и трёх новых изменений». Среди неизменных составляющих выделяются «сохранение идеи ‘‘мира и развития’’ как важнейшей направляющей в международных отношениях; продолжение движения к многополярному миру и нарастание темпов экономической глобализации; сохранение тенденции к ослаблению международной напряжённости»¹². К изменениям относят «увеличение разрыва между развитыми и развивающимися странами; активизацию гегемонизма и методов силовой политики в международных отношениях, возрастание тенденций к военному вмешательству¹³. В основе китайской стратегической культуры, формировавшейся с древних времён, лежит сочетание пацифизма и прагматизма. В современном мире, где Китай стал частью мировой культуры ядерного сдерживания, а впоследствии – одной из великих держав, прагматизм имеет большее значение, особенно в том, что касается защиты территориальной целостности страны и обеспечения контроля и влияния над ближним зарубежьем. Согласно китайским представлениям, высокие издержки участия в ядерном конфликте предопределяют использование ядерного потенциала, в основном, в качестве политико-военного инструмента. Причём речь идёт не столько о ядерном потенциале как таковом, сколько о его образе, сложившемся в сознании потенциального противника¹⁴. Для последнего намеренно создаются условия неполноты информации, что соответствует историческим принципам китайской военной стратегии. Как пишет Л.С. Крашенинникова, в случае ядерного конфликта «главная задача Пекина – сохранить эскалационное доминирование, мешая стратегии противника на этапе её планирования с помощью сокрытия данных либо дезинформации, и удержать контроль над скоростью и степенью эскалации, используя факт нарастания напряжения как рычаг давления»¹⁵.

Большое значение в этой связи имеет китайская концепция комплексной национальной мощи (всеобъемлющей национальной силы), где экономическая, военная и политическая мощь рассматриваются в их совокупности и ни одному из этих видов не отдаётся решающего приоритета. Поэтому общее состояние отношений с какой-либо страной для Китая представляется гораздо важнее военного баланса сил. Кроме того, концепция ядерного сдерживания, по мнению китайского военного руководства, может иметь как оборонительный, так и наступательный характер, поскольку потенциал сдерживания может быть использован и в целях ядерного шантажа¹⁶. Чтобы снизить вероятность использования ядерного оружия в подобных целях, Китай и предлагает странам отказаться от его применения первыми. Кроме того, отмечается, что одна из причин, по которой Китай предпочитает не наращивать свой ядерный потенциал – отказ от претензий на глобальную гегемонию, которая в сознании руководства страны прочно ассоциируется с наличием ядерного оружия¹⁷. Многие эксперты сходятся во мнении о том, что приоритетами национальной безопасности Китая является внутренняя стабильность, экономический рост и сохранение у власти Коммунистической партии. Логика наращивания же состоит исключительно в том, чтобы не дать какой-либо стране подорвать потенциал КНР по нанесению ответного удара. Это, в частности, напрямую относится к развитию американского потенциала ПРО. Причём наращивание в этом случае означает скорее качественный, нежели количественный рост.

Ядерный арсенал Китая

Известно, что ядерный арсенал КНР намного уступает российскому и американскому. Несмотря на утверждения о том, что причина такого положения кроется в недостатке материальных средств или технической экспертизы, Китай не стал значительно наращивать количество своих стратегических ядерных боеголовок после того, как достиг значительных успехов в экономической и технологической областях.

Эксперты выделяют несколько этапов развития ядерных сил Китая. С момента своего создания в 1964 г. до середины 1970-х из-за технического несовершенства носителей КНР могла использовать ядерное оружие только на своей собственной территории и в ближайшем зарубежье. Затем на вооружении появились ракеты средней дальности, радиус действия которых охватывал страны Восточной Азии и азиатскую часть СССР. Однако они были весьма немногочисленны, и приведение их в боевую готовность занимало длительное время (до 4 часов). В качестве основного вида носителей использовались авиационные бомбы. На рубеже 70-х – 80-х годов китайские ракеты стали способны поражать всю территорию СССР, восточную Европу и Аляску. В начале 1980-х в Китае появились первые межконтинентальные баллистические ракеты, представляющие угрозу для всей территории США. В конце XX – начале XXI века Китай приступил к активному созданию мобильных твердотопливных баллистических ракет, ракет с разделяющимися головными частями, а также баллистических ракет подводных лодок¹⁸.

В настоящее время, по оценкам экспертов, на вооружении Китая находится не более 280 ядерных боеголовок на 215 носителях. 50 боеголовок установлено на 25 ракетах шахтного базирования: DF-4, DF-5A, DF-5B (с разделяющейся головной частью с блоками индивидуального наведения – РГЧ ИН), 40 боеголовок – на твердотопливных мобильных комплексах DF-31 и DF-31A¹⁹. В 2017 г. на параде была впервые продемонстрирована новая модификация DF-31 (DF-31AG). На смену DF-5 в качестве основной МБР должна прийти перспективная ракета DF-41 с РГЧ ИН²⁰, продемонстрированная на военном парада 1 октября 2019 г. К подводному компоненту ядерной триады принадлежат 48 ракет JL-2, расположенных на подводных лодках типа 094 (по классификации НАТО – Jin). Что касается ракет средней дальности, 80 боеголовок установлены на 40 ракетах DF-21, 16–25 боеголовок – на ракетах DF-26 (обе модификации – двойного назначения) и несколько боеголовок на ракетах меньшей дальности DF-15 (двойного назначения). 20 боеголовок находятся на бомбардировщиках H-6 среднего радиуса действия²¹.

За последние два с половиной десятилетия китайская военная промышленность пережила период бурного роста. Это отражают прежде всего показатели военных расходов страны. С 1998 г. военный бюджет КНР стал ежегодно расти в среднем примерно на 15%. Темпы ежегодного увеличения военных расходов несколько замедлились в 2016 г. по сравнению с 2015 и с тех пор составляют около 7% в год²². По данным СИПРИ в количественном отношении военные расходы Китая за 2017 г. составили 228 млрд долл.²³ Действующая программа военных реформ в Китае непосредственно вытекает из идеи председателя КНР о великом возрождении китайской нации и связана с построением социализма с китайской спецификой. В основе программы лежит проведённый китайскими экспертами тщательный анализ программ военного строительства различных стран мира в разные исторические периоды, а также трудов иностранных специалистов, занимающихся исследованием этих проблем. Особое внимание было уделено изучению так называемой революции в военном деле и развиваемой Министерством обороны США «Третьей стратегии компенсации» (Third Offset Strategy)²⁴. Одним из приоритетов текущего этапа реформы является информатизация НОАК.

Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что в настоящее время китайское военное планирование ставит во главу угла готовность к локальным конфликтам с использованием обычного вооружения, а ядерный статус страны служит фоновым фактором для управления эскалацией²⁵. Усилия по совершенствованию носителей и повышение выживаемости ядерного потенциала служит для усиления правдоподобности нанесения возможного ответного удара.

Необходимо упомянуть, что с середины 1980-х годов Китай начал массовое строительство подземных укрытий, по-видимому, предназначенных для хранения резервных боеприпасов стратегических ядерных сил²⁶. Эта система укрытий предназначена для повышения выживаемости китайского ядерного оружия, которое можно было бы использовать для ответного удара. В связи с этим, параллельно с некоторыми американскими исследователями, такими как бывший профессор Джорджтаунского университета Ф. Карбер, некоторые российские эксперты озвучивают мысль о том, что истинные масштабы ядерного арсенала Китая в разы превосходят общепринятые оценки экспертов, так как основная, скрытая часть хранится в упомянутых тоннелях. В работе А. Арбатова и В. Дворкина «Большой стратегический треугольник» говорится: «В общей сложности, по подсчётам самых авторитетных российских специалистов, китайский арсенал ядерных боезарядов, готовых для оперативного развёртывания, насчитывает 800–900 единиц. Вдобавок ещё столько же может содержаться на складском хранении как резерв боезарядов, запасных частей или в очереди на утилизацию»²⁷. Там же встречаем: «В таких тоннелях общей протяжённостью в несколько тысяч километров может находиться значительное количество резервных мобильных пусковых установок с баллистическими и крылатыми ракетами, а также хранилища ядерных боеприпасов. Иного военного предназначения для таких грандиозных сооружений просто нельзя представить».

Китай и контроль над вооружениями

Соединённые Штаты и СССР, а впоследствии его правопреемница Россия вели переговоры по контролю над ядерными вооружениями на протяжении почти полувека. Последним в череде двусторонних соглашений стал заключённый в 2010 г. Договор СНВ3, после которого стороны планировали дальнейшее сокращение вооружений²⁸.

В конце 1950-х годов, когда США, СССР и Великобритания начали переговоры о запрете ядерных испытаний, Китай обвинял ядерные государства в том, что они намерены запретить только испытания, а не ядерное оружие в целом, поскольку полагал, что запрет испытаний направлен на то, чтобы не допустить другие страны в «ядерный клуб»²⁹. В то время Китай вёл активные разработки ядерного оружия. Эти разработки увенчались успехом в 1964 г. Китай объяснил факт появления собственного ядерного оружия нежеланием других великих держав отказаться от аналогичного потенциала, тут же впервые заявив о том, что ядерный арсенал Китая будет иметь ограниченные масштабы и взяв обязательство о неприменении ядерного оружия первым. При этом Пекин отказался присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), открытом для подписания в 1964 году. В 1971 г. КНР начала представлять Китай в ООН и тут же призвала членов «ядерного клуба» к разоружению и к взятию на себя обязательств по неприменению ядерного оружия первыми, а вскоре провозгласила отказ от оправдания, поощрения или участия в распространении ядерного оружия. Советский Союз взял на себя обязательство об отказе от первого применения в 1982 году. В том же году Китай выдвинул к мировым державам требования о «трёх умеренностях и одном сокращении»: если страны, обладающие ядерным оружием, прекратят ядерные испытания, модернизацию и производство такого оружия, а также вдвое сократят свои ядерные арсеналы, Китай сделает то же самое, а также присоединится к переговорам о сокращении вооружений.

При администрации Клинтона впервые установились регулярные контакты между военными ведомствами Китая и США. Началось сотрудничество технических специалистов по вопросам контроля над вооружениями и нераспространения. США также оказывали Пекину помощь в конверсии военных производств и переходе на выпуск гражданской продукции³⁰. В 1998 г. США и Китай договорились о создании механизма активизации консультаций по вопросам морской военной безопасности между министерствами обороны, а также подписали соглашение о создании линии прямой секретной телефонной связи.

После того, как в 1992 г. Конгресс США одобрил мораторий на ядерные испытания, Китай начал сворачивать свою собственную программу испытаний. Это произошло в условиях, когда Китай осуществлял ключевой этап модернизации своего ядерного арсенала – переход от преимущественно жидкотопливных ракет шахтного базирования к твердотопливным мобильным ракетным комплексам. Кроме того, Китай значительно отставал от ведущих ядерных держав по общему числу ядерных испытаний. Несмотря на это, Китай принял участие в переговорах по заключению Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) и пошёл на значительные уступки, в частности, отказался от требования о многостороннем обязательстве об отказе от первого применения ядерного оружия, а также от требования исключить мирные ядерные взрывы из условий договора. Кроме того, Китай согласился на инспекции на местах, а также на использование национальных технических средств верификации (разведывательных спутников, систем сейсмического мониторинга и пр.), которыми на тот момент обладало крайне ограниченное число государств³¹. КНР объявила о добровольном моратории на ядерные испытания со дня подписания, не дожидаясь вступления договора в силу.

С этих позиций Китай подверг критике решение США о выходе из Договора о РСМД и неоднократно заявлял, что не станет участвовать в многостороннем аналоге договора и выступает против придания ему многостороннего характера вообще. Такая позиция носит прагматический характер, поскольку преимущество перед США и Россией в классах ракет, запрещённых договором, является единственным преимуществом КНР перед странами-лидерами в ядерной сфере. Кроме того, ракеты средней и меньшей дальности составляют до 95% ракетного потенциала КНР. Эти классы ракет имеют огромное стратегическое значение в потенциальном противостоянии с США в Тайваньском проливе и Южно-Китайском море, так как способны поражать цели вплоть до второй цепи островов, включая Гуам (в случае ракеты DF-26).

Возможные пути выхода из тупика

Исходя из стратегического контекста ситуации в области международной безопасности, на наш взгляд, отношения в ядерной сфере между США и Китаем носят решающий характер, так как эти две страны не только реализуют масштабные программы модернизации ядерного оружия, но и вовлечены в наиболее масштабное стратегическое соперничество в других сферах, преимущественно экономической и дипломатической. Избрание президентом США Дональда Трампа в 2016 г. и набирающая обороты националистическая риторика в китайском истеблишменте в сочетании с растущим влиянием Си Цзиньпина только усугубляют ситуацию. В отношениях между двумя странами существует ряд конфликтогенных точек, где в случае военного столкновения с применением обычных вооружений нельзя исключить ядерную эскалацию. Рост ядерных арсеналов Китая, в свою очередь, обостряет ситуацию «дилеммы безопасности» между ним и Индией, в эту же схему автоматически попадает и Пакистан. Наличие такой ситуации свидетельствует о том, что включение Китая в процесс контроля над вооружениями является насущной необходимостью. Однако кризис в российско-американских отношениях и фактическое отсутствие перспектив дальнейшего сокращения ядерных арсеналов стран-лидеров делают вероятность подключения к переговорам Китая крайне малой. Поэтому в том, что касается включения Китая в указанные процессы, «мяч» находится на стороне Соединённых Штатов. По мнению А. Арбатова и В. Есина, чтобы простимулировать Китай к участию в этих процессах, должны быть соблюдены следующие условия:

1. США должны взять на себя обязательство прекратить расширение средств ПРО морского и наземного базирования на Тихом океане и обеспечить режим их транспарентности;
2. США должны согласиться на меры транспарентности в отношении неядерных вооружений стратегической и средней дальности³².

Заключение юридически обязывающего двустороннего или многостороннего договора об ограничении вооружений сталкивается с рядом трудностей. Первая состоит в уже упомянутой информационной закрытости Китая, так как любое соглашение потребует данных о ядерном потенциале КНР и их верификации. На такой шаг Пекин не пойдёт в связи с вышеупомянутыми опасениями за свой потенциал сдерживания. Второе затруднение в том, что Китай полагает, что одни лишь количественные ограничения не решают задачу обеспечения международной безопасности и достижения ядерного разоружения. C точки зрения китайского руководства, сокращение ядерных вооружений при одновременном повышении их эффективности и применимости в боевых действиях не меняет суть дела. Кроме того, даже те сокращения, которые уже предприняли Россия и США, практически не уменьшили степень их превосходства по сравнению с другими ядерными державами³³.

Учитывая, какое значение Китай придаёт транспарентности намерений, некоторые эксперты полагают, что возможно, прояснение позиций Вашингтона касательно условий применения ядерного оружия, возможных целей систем быстрого глобального удара, а также вступление в диалог относительно ограничений качественного развития ядерных вооружений может сдвинуть процесс с мёртвой точки. В отсутствии гарантий со стороны Соединённых Штатов в том, что они не станут использовать ядерное или высокоточное обычное вооружение для нанесения превентивного удара по китайским ядерным силам, КНР не станет раскрывать данные о своём ядерном потенциале. Например, можно было бы заявить, что ядерное возмездие США последует за любым ядерным нападением или крупномасштабным нападением с использованием обычного оружия со стороны как ядерного, так и неядерного актора³⁴. Другим предложением является принятие США и Китаем двустороннего обязательства о ненацеливании обычного вооружения на ядерные силы друг друга³⁵.

Заключение

Китай в настоящее время открыто свидетельствует о своей незаинтересованности участвовать в каких-либо переговорах, подразумевающих сокращение их собственных ядерных вооружений. В принципе Китай не исключает своего участия в механизмах контроля над вооружениями, однако выдвигает ряд предварительных условий, главные из которых – значительное сокращение ядерных арсеналов со стороны России и США, а также отказ всех стран от ядерных доктрин, основанных на применении ядерного оружия первыми. Скорее всего, на указанные уступки в ближайшее время не пойдёт ни Китай, ни страны – лидеры по объёму ядерных арсеналов.