Более 40 лет тому назад внимание исследователей и практиков в сфере молодежной политики привлекла статья Ф.Э. Шереги и М.К. Горшкова «Динамика общественного мнения молодежи» (Социологические исследования. 1979. № 4). И вот выходит их монография¹ на эту же тему – своего рода отчет о достижениях отечественной социологии молодежи, которая, утверждают авторы, переступила столетний рубеж, не отставая от мировой науки. Впрочем, содержание книги не ограничено указанной субпредметной областью.

Во Введении обозначен «хронотоп» исследования: в сегментах социальных «пространств» – группы от 14 до 30 лет, временные границы – 2009–2019 гг. Этот «хронотоп» находится внутри более обширного, в рамках которого наблюдается объективно детерминированный рост удельного веса и социальной роли молодежи как возрастной когорты.

Проблема «отцов и детей» попадала в поле зрения со времен первых письменных источников, но авторы правы, утверждая, что лишь немногим более 100 лет тому назад молодежь заявила о себе как о самостоятельном субъекте. Этот «голос» был уловлен тогдашним не вполне устоявшимся социологическим сообществом. Не без участия Э. Дюркгейма и других социологов классиков (включая отечественных) была поставлена проблема, для решения которой следовало анализировать внешние факторы в ходе <em>социализации</em> молодежи и ее стремления к <em>самореализации</em>. Как утверждают авторы, лишь оба эти аспекта обеспечивают комплексный анализ вхождения молодежи в меняющийся социум.

М.К. Горшков и Ф.Э. Шереги констатируют, что в индустриальном и постиндустриальном обществе самореализация молодежи «молодеет», оказывая мощное воздействие на распределительные отношения. «В результате социализации молодежь либо идентифицирует себя с господствующими социально-экономическими (в том числе распределительными) отношениями, и тогда бесконфликтное воспроизводство социальной структуры общества гарантировано, либо по тем или иным причинам <em>не</em> идентифицирует себя с основными нормами общества (и идеологическими, и правовыми, и распределительными), отчуждается от них, и тогда воспроизводство социальной структуры общества тормозится, назревает конфликт поколений» (с. 6). Это положение задает общесоциологическое видение роли молодежного сегмента в социальных трансформациях.

Сорок лет поисков авторов – это постоянно корректируемая, выверенная траектория достижения цели. Речь идет о целостном видении статуса, структуры и функций молодежи, в первую очередь – ее роли в трансформациях социума. Ведь она – один из движителей развития общества через воспроизводство его профессиональной, затем социальной, а в итоге политико-идеологической подсистем, причем воспроизводства расширенного и (что особенно важно) нелинейного. Как предостерегают авторы, в анализе феномена молодежи крайне важно избегать ловушек линейности. Они иллюстрируют это примером: тщательно измеряется приращение длины гусеницы – а та возьми и превратись в бабочку. Вот и молодежь – вдруг берет и реализует свои притязания по-новому, переформатируя порядок социальных отношений. Выделение авторами фактора переструктурирования <em>распределительных отношений</em> в качестве стержневого объясняет взлеты и падения жизненных траекторий молодых людей и их групп, прямые и окольные пути повышения их жизненного статуса, реформации и деформации в ходе заполнения ими «вакансий» на социальные роли –конструктивные и деструктивные.

Авторы продолжают линию, намеченную отечественным социологами, обогащая ее новой фактурой и интерпретациями. По их утверждению, молодежь как предмет социологии – это «<em>научная категория для обозначения процесса воспроизводства распределительных отношений в их всеобъемлющей полноте</em>. В утилитарном смысле речь идет о процессе возрождения общественных отношений как целостного социума от стадии зарождения (биологическая стадия), формирования (социализация) и функционирования (закрепление статуса в общественном разделении труда)» (с. 11). Выявленные авторами в ходе их социологического анализа параметры молодежи как объекта изучения могут быть использованы как индикаторы отношений между поколениями, и шире – как тестеры качества социального благополучия общества в целом. Отсюда – дополнительная весомость анализа вовлеченности молодежи в процессы образования и воспитания, ее социальной активности, профессиональных ориентаций, обретения гражданского статуса и возможных девиаций.

По подсчетам авторов книги, к концу 2010-х гг. сложилась ситуация: проходят обучение 7,3 млн человек – несколько меньше 2/3 населения России в возрасте от 17 до 24 лет, в то время как экономически активное население – 72,1 млн чел. Это может привести к сбоям, когда молодые будут стремиться к самореализации быстрее и полнее (и прежде всего – по параметру участия в распределительных отношениях). Чтобы соответствующее давление сдержать, нужны ограничители, что «вынуждает государство в какой-то мере задерживать начало вступления молодежи в трудовую жизнь (служба в армии, увеличение срока обучения в вузе за счет открытия магистратуры, увеличение численности обучающихся в аспирантуре и др.)» (с. 14, 15). Авторы призывают помнить: молодежь – не биологический, а социальный субъект с изменчивыми возрастными границами (в традиционных обществах они узки, в развитых более широки). По их мнению, бесконфликтная ротация трудоспособного населения экономически рентабельна, поскольку воспроизводит производственную, семейную, политическую и общегражданскую структуры, правовые отношения и ценностные предпочтения. Задача социализации, затем самореализации – соблюдение социальных и правовых норм в сочетании с достижением экономического благополучия на принципах справедливости и толерантности, чтобы не было «войны всех против всех» (среди молодых таковая вполне может оказаться модной – что продемонстрировали события начала 1990-х гг.).

Даже по первому разделу книги, в основном теоретическому, видно, что она – инструмент и понимания и преобразования реалий политики. Последующие разделы в основном ориентированы на изложение результатов конкретно-тематических исследований: специфика исторических представлений молодежи, ее правового сознания и государственно-гражданской идентичности, динамика ценностных ориентаций и смены ее настроений, особенно в периоды экономических кризисов. Приведем некоторые наиболее интересные факты и выводы.

Прежде всего, <em>общие оценки молодыми россиянами современной России и своего места в ней</em>. Как, в частности, молодые россияне оценивают современный («путинский») период истории? По результатам исследований 2015 г., для них это – прежде всего, время восстановления авторитета государства в мире. Но они не могут одобрить экономической политики государства из-за стагнации, засилья бюрократизма и коррупции (с. 95). Удручает неверие молодежи в осуществление принципа демократии в законотворчестве: большинство считают современную Россию псевдоправовым государством – <strong>«</strong>это печальный факт, но такова реальность<strong>»</strong> (с. 102). Поэтому столь важны рекомендуемые авторами книги с опорой на результаты исследований меры по дифференциации молодежной политики.

Примечателен разброс оценок молодежью отечественной и западной цивилизаций, факт завышенной желательности которой освещен авторами с должной степенью корректности. В то же время образ будущей России в представлениях молодого поколения менее размыт: это – «<em>индустриальная страна с высокотехнологичной экономикой и инновационной наукой</em>» (с. 404).

Глобализующаяся экономика и интернационализирующийся образ жизни влияют на социализацию молодежи? Да. Государству труднее аккумулировать социальные фонды и поддерживать роль «опекуна» в отношении молодого поколения? Безусловно. В этих условиях усугубляется столкновение отцов и детей в новых формах, причем «данное противоречие между поколениями приводит к поиску молодежью отличных от норм старшего поколения символических форм социального поведения, эти формы она находит в атавистической практике индивидуальной “иммунной защиты”: тату, пирсинг» (с. 174). По мнению авторов, попытки директивно ограничить поиски, конечно, не дают результата, порождая «некие формы массового саботажа со стороны молодежи. Молодежь должна иметь полную свободу самореализации во всех аспектах» (там же). Пирсинг и тату авторы готовы принять, а вот о службе в армии и о волонтерстве они не пишут. Правомерны ли сейчас такие акценты, особенно в условиях санкций и пандемии? Не говоря уже об объективной востребованности не тату, а более серьезного гражданского мужества молодых. Оно проявляется и будет социологически отслежено – в этом авторы убеждены, приводя в книге образцы такого мужества.

Возьмем результаты исследования мая 1999 г., почти год спустя после жесточайшего экономического кризиса. Мало того, что молодые его не испугались, они посчитали нужным преодолевать ситуацию на местах своего обитания. Лишь 7% искали возможность «спрятаться» от него за рубежами России, а 6% склонялись для достижения этой цели к миграции внутри нее (с. 200). Авторы доказательно утверждают, что молодежь в России – не только не «убегающая», но и «не бунтующая». Эти выводы, на наш взгляд, экстраполируются и на 2000–2010-е годы.

Хотя книга опубликована до пандемии, авторы подводят к мысли, что молодежь эту катастрофу преодолеет с опорой на свой потенциал. В этом плане уместно замечание, что к рецензируемой книге будут обращаться по поводам как фундаментальным, прогнозируя будущее, так и частным, всматриваясь в конкретные описанные авторами феномены. И это – явное ее достоинство.

Что касается <em>институтов, которым доверяют молодые россияне</em>, здесь наблюдения авторов книги не будут неожиданными. Президент и армия как гарант безопасности государства – основные объекты их доверия, судя по результатам проводимых авторами опросов. Факт для кого-то, может, печальный – но такова реальность. Кризисные события последних лет снизили уровень доверия молодежи к Государственной думе, политическим партиям, СМИ; впрочем, похожее снижение характерно и для массового сознания других возрастных когорт.

Авторы привели глубинный срез <em>политической активности молодежи</em> и привели перечень организаций, где она может сосредоточиваться. В 2019 г. первое место занимали интернет-собщества по интересам (30,1%), а социальное волонтерское движение популярностью не пользовалось (3,6%) (с. 207). Хотелось бы, правда, найти ответ на вопрос: возможны ли изменения рангов предпочтений и в силу каких причин?

Насыщенный эмпирикой материал глав книги <em>о трансформациях массового сознания молодежи и ее поведенческих установках</em>, на наш взгляд, не в должной мере содержит платформу прогнозного характера. Для этого есть объективные причины: постсоветское пространство никак не переформатируется полностью, многие новые вызовы усугубляют неопределенность. Поэтому регулярно припоминаются слова известного политика: «Никогда такого не было – и вот опять»... Делать при таких условиях прогноз – все равно, что, по поговорке, гадать по зорям. Но и не делать прогнозов нельзя. А платформа для таковых в книге в определенной степени есть.

Авторами книги выделяются контуры <em>ориентаций современной молодежи на труд</em>, прослеживаются векторы проявления этих ориентаций с учетом статуса и перспектив молодых специалистов, молодых ученых и предпринимателей. Как и следовало ожидать, трудиться готовы и желают большинство молодых, причем большинство из этого большинства знает: для хорошей работы нужно качественное образование. Философствующий герой пьесы Максима Горького «На дне» мог заявить: дай мне хорошую работу – и я буду трудиться. Молодой человек сегодня вынужден (часто обречен) искать такую работу сам, иначе, если только требовать ее от других, действительно можно оказаться «на дне», как сотню лет назад. Эмпирический материал демонстрирует, сколь трудны и разнообразны такие поиски в современном социальном пространстве. Детализация осуществления желаемого показывает, что молодые специалисты чаще всего полностью удовлетворены содержанием имеющейся работы (таковых чуть меньше 2/3) или удовлетворены частично (немногим меньше 1/3); число неудовлетворенных составляет менее 4% (с. 410). Показатели удовлетворенности трудом, таким образом, очень высокие. Но если соотнести их с установками на горизонтальное продвижение (27,2%) и на перспективу карьерного роста (26,5%) (с. 413), выявляется противоречие. С одной стороны, молодые специалисты рабочими местами удовлетворены, что способствует стабилизации общества. С другой – российскому обществу надо вовремя оптимизироваться с распределительными отношениями: молодые специалисты вряд ли будут спокойно смотреть на сильный дисбаланс доходов и карьерных возможностей.

Тревожным звонком, едва не переходящим в похоронный звон по устоявшейся системе подготовки ученых и специалистов, является фиксация «обвала» в <em>притоке молодых исследователей в науку</em>. Он создался в 1990–2005 гг., когда ежегодное пополнение штатных вакансий научных организаций молодыми исследователями по сравнению с 1960–1989 гг. сократилось в среднем на 40%. Сегодня проблемы иные, но не менее значимые: современной научной инфраструктуры нет, доходы исследователей нестабильны, аспирантура превращается в «убежище от армии», «утечка умов» едва ли не одобряется. Авторами доказательно постулируется настоятельность перелома этих ультрадеструктивных тенденций. Он, в частности, осуществляется через привлечение к научному творчеству студентов вузов: как свидетельствует опыт НИЯУ МИФИ, студенты в результате гораздо лучше видят возможность сделать карьеру. Еще один способ перелома – перепрофилирование научного труда с целью увеличения удельного веса творчества в ходе самоопределения и самореализации молодого ученого.

Важным для социума участком прорыва молодежи к достойной самореализации авторы считают устремленность к <em>предпринимательству</em>. Они в 2007 г. выдвинули острый тезис: «<em>В активную жизнь вступило новое поколение, имеющее иной социальный опыт, иное мировоззрение и виды на свою самореализацию в рыночном государстве</em>» (с. 435). Этому поколению было изначально трудно. Но авторы подводят к выводу: тест на готовность к продуктивному и инновационному предпринимательству российская молодежь прошла успешно. Рынок – так рынок, считают 52,7% тех опрошенных, которые настроены на собственный бизнес (с. 440). Именно они начинают (и чаще успешно) осуществлять переструктурирование отечественной экономики; есть основание утверждать, что продолжатели дела авторов продемонстрируют не менее доказательно, как молодежь «перепрыгнет» провалы и ухабы пандемии.

Глубоко и панорамно вглядываясь в такой сложно-структурированный феномен как молодежь, М.К. Горшков и Ф.Э. Шереги не могли не исследовать и теневые его стороны, принявшие где-то причудливые, а где-то устрашающие очертания. Шестой раздел начинается следующими оценками <em>наркомании</em> в России: «Наркомания в нашей стране получила распространение отнюдь не из-за социально-экономического кризиса 1990-х годов» (с. 446). Действительно, перед 1990-ми в стране было более чем достаточно неблагополучных семей. Авторы, опираясь на результаты лонгитюдных исследований, доказательно убеждают, что такие семьи с присущим им насилием – гнезда для наркотических «радостей». Но перелом произошел после распада СССР: «За 1990-е годы транзитные наркотрафики через Россию обросли обширными зонами активной наркоторговли.<em> В результате возникла качественно новая ситуация: </em><em>из страны транзита Россия превращается в страну все возрастающего </em><em>наркопотребления</em><em>, а наркобизнес становится здесь одним из наиболее прибыльных видов преступной деятельности</em>» (с. 455).<em> </em>Для доказательства авторами приводится график динамики наркопреступлений: 1990 г. – 16,3 тыс., а 2000 г. – 243,6 тыс.; после они пошли вниз, но в 2014 г. вновь был «рекорд», 254,7 тыс., после которого снова наблюдается спад (с. 456). Не погрешим перед истиной, отметив надежность рекомендуемых авторами мер по ее предотвращению и устранению: исключение прямой и косвенной пропаганды наркотиков (даже «в шутку», на эстрадных представлениях), формирование навыков безопасного образа жизни (начиная с дошкольного возраста), индивидуальная и групповая психопрофилактика.

Иначе выглядит изложение проблемы <em>алкоголизма</em>. Приводимые в работе данные о доле потребляющих алкоголь в молодежном возрасте (как о динамике потребления табака) за два последних десятилетия начинают успокаивать. Данные социологически корректно описаны.

Весьма устрашающи итоги поистине инновационного исследования в главе о <em>суициде</em> среди молодежи, правомерно названного одним из наиболее сложных социальных явлений. Авторы взялись за ее поистине комплексный анализ, разрушая рубежи между специалистами предметных областей психологии, психиатрии, психоанализа, с одной стороны, и множества социальных наук – с другой. Приводится очень тревожная фактура о новейших суицидальных тенденциях. В 2011–2015 гг. количество самоубийств стабильно снижалось на 10% в год, но в 2016 г. наблюдался резкий скачок на 57%, одна из причин которого – лавинообразное распространение «групп смерти» в соцсетях с участием школьников и студентов. Провести мобильное социологическое исследования этой неожиданной проблемы представлялось задачей почти невыполнимой. Однако авторы и возглавляемые ими исследовательские коллективы с нею справились: в 2019 г. ими было проведено исследования в 40 субъектах РФ (более 5000 респондентов), а главное – полноценный экспертный опрос специалистов, изучающих и предотвращающих суицид. Заставляет задуматься такое суждение: «Самоубийцы хотели вовсе не умереть, а только достучаться до кого-то, обратить внимание на свои проблемы родителей и педагогов, протестуя, таким образом, против бездушия, безразличия и жестокости взрослых. Это демонстративный суицид» (с. 568).

Трудности в социологическом изучении феномена <em>беспризорности </em>тоже, как показано в книге, многочисленны. Даже их исчисление варьирует от сотен тысяч до миллионов, а интервьюирование резко отличается от опросов обычных граждан (чему-чему, а «лапшу на уши навешивать» исследуемые научились). Но шаг за шагом трудности преодолевались: в 2009 г. прошло сначала зондажное интервью, а затем интервью персональное (1200 беспризорных в 7 регионах). Результаты обработки базы данных были малоутешительными, но выявить удалось очень многое: и демографический состав беспризорных, и их миграционные пути, и временные параметры бродяжничества, и принципы сплачивания в группы, и способы регуляции их активности, и особенности образа жизни, и источники средств их жизнеобеспечения. Было зафиксировано даже состояние здоровья беспризорных – с удручающим букетом болезней; отдельно изучались мотивы бродяжничества.

Выведенные из анализа этих материалов практические рекомендации специалистам и социальным институциям, думается, уже сбили накат волны беспризорности, хотя «сюрпризы» в этой крайне изменчивой среде не исчезнут. Реагируя на один из них с нехорошим названием «буллинг» (травля, запугивание, третирование), авторы книги мобильно организовали в 2015 г. исследование, показавшее, что в молодежной среде он – одно из побуждений к бродяжничеству.

Отслеживают они и судьбы представителей этой предельно пластичной социальной страты, степень реализации их жизненных планов, динамику ценностных ориентаций. Есть смысл привести одну из обнадеживающих цифр: в то, что их жизни еще можно изменить к лучшему, верят 59,2% опрошенных беспризорных, не верят 13,2%, не знают 27,6%. (с. 652).

В заключение в книге представлены подходы к системным мероприятиям молодежной политики. Авторы на базе поистине фундаментального исследования постулируют требование: «Обеспечить… ресурсное наполнение сферы молодежной политики, создав условия для привлечения в эту сферу ресурсов бизнеса, образовательных и научных структур, некоммерческого сектора, частных лиц» (с. 665). К сожалению, слабо прописан фактор упора на самодеятельность молодежи, создающей новые ресурсы молодежной политики. Именно молодежь, к примеру, вносит ключевой вклад в формирование сетевого ресурса, вот пусть молодые люди сами в какой-то мере и обеспечивают присмотр за Интернетом, элиминируя его деструктивные качества.

Не вызывает сомнения, что адресатами предлагаемого труда будут не только социологи и представители практически всех гуманитарных наук, но и практики молодежной политики. Заинтересуются ею многие «непрофессиональные» читатели. Высокий академизм изложения материала читателя не отпугнет. Данную книгу тоже можно считать настольной, открывать ее нужно постоянно – особенно во времена, когда как раз на молодежь очередной раз, как всегда неожиданно, ложится сверхтяжелый груз социальной ответственности. Эта книга – инструмент, тяжелый и шероховатый, но надежный для социологического анализа процессов взросления молодежи, а заодно и созревания российского социума.