Постановка исследовательской задачи.

Значительная часть политических, административных и управленческих решений сводится к разрешению или запрещению некоторых действий. Это позволяет рассматривать бинарную оппозицию запрета/разрешения в качестве одной из важнейших тем социально-политической коммуникации вообще и общественного мнения в частности. Вместе с тем в измерении соответствующих установок с помощью анкетных вопросов, направленных на выявление уровня одобрения законодательных инициатив, до сих пор существует нерешенная проблема, способная породить значительную неопределенность результатов. Речь идет о так называемой асимметрии запрета/разрешения, открытой в 1941 г. Д. Раггом. Анализируя результаты опроса, проведенного Э. Роупером [Rugg, 1941: 92], он заметил, что в двух независимых выборках 62% опрошенных высказались против разрешения публичных антидемократических речей, 46% – за запрет тех же самых речей и порядка 16% не готовы были разрешать публичные антидемократические речи, но при этом не хотели их и запрещать. Именно эти 16% сформировали различие, достаточное для того, чтобы большинство превратилось в меньшинство, и наоборот. Последующие многочисленные исследования [Hippler, Schwarz, 1986; Bishop et al., 1988; Loosveldt, 1997; Holleman, 2000; Olsen, 2002; Reuband, 2003; Babich, 2016] продемонстрировали: указанное различие нельзя считать случайным артефактом одного исследования, оно систематически встречается в опросах на разнообразные темы вне зависимости от страны и культуры. Поскольку слова «запрещать» и «разрешать» являются прямыми антонимами как в русском¹, так и в английском² языке, подобное распределение мнений представляется противоречивым.

Одна из возможных гипотез, объясняющих асимметрию запрета/разрешения, была сформулирована Н.С. Бабичем [Babich, 2016], однако ее предпосылки можно найти в гораздо более ранних исследованиях вопрос-ответной коммуникации, например в работах Н. Шварца [Schwarz, 1996: 9]. Согласно этой гипотезе, суть механизма влияния формулировки заключается в следующем. Допустим, в анкете задается вопрос о том, следует ли запретить речи против демократии. Респонденты, не знающие в точности, разрешены такие речи или запрещены, пробуют извлечь дополнительную информацию из формулировки вопроса: «Раз предлагается запретить речи против демократии, – решают они, – следовательно, сейчас они разрешены». Поскольку описанный механизм предполагает активное освоение информации в ходе опроса, предложенное объяснение получило название «гипотеза самообучения респондентов». Она базируется на предположении, что различия в плане запрета и разрешения обусловлены спецификой политической культуры респондентов, например их отношением к уже существующим нормам. Так, если под влиянием упомянутого фактора люди выступают против легализации отклонений от желаемой социальной нормы, но не готовы поддержать ограничение уже предоставлены свобод, это может породить асимметрию, наблюдаемую в данных Рагга–Роупера.

Хотя гипотеза самообучения получила некоторое эмпирическое подтверждение [Babich, 2016], ее истинность все еще находится под вопросом. Во-первых, существует несколько альтернативных объяснений асимметрии запрета/разрешения, а во-вторых, полученные до сих пор ее эмпирические подтверждения были косвенными. В настоящей статье предлагается аргументация в пользу истинности гипотезы самообучения. С опорой на результаты методического эксперимента по ее прямой проверке будет показано, что она лучше объясняет уже имеющиеся эмпирические данные, нежели альтернативные гипотезы.

Сравнение гипотез, объясняющих асимметрию.

Первая попытка объяснить открытый Д. Раггом эффект была предпринята лишь спустя несколько десятилетий Г. Шуманом и С. Прессером [Schuman, Presser, 1981: 280–281]. Одна из их гипотез, которую мы будем называть «семантической», связана с различием смысловых оттенков соответствующих антонимов. Слово «запретить» может иметь больше негативных коннотаций, из-за чего одобрить такое действие оказывается психологически труднее. В то же время «разрешение» может восприниматься как попустительство антиобщественным действиям и на этом основании отвергаться. Отсюда возникает слабая поддержка запрета и сильное неприятие разрешения. Другая гипотеза – назовем ее «грамматической» – заключается в том, что обороты, построенные по модели двойного отрицания, могут вызывать существенные затруднения в понимании смысла вопроса. В самом деле, если респондентам надо выступать против запрета речей против демократии, им немудрено запутаться. Иначе говоря, в одной из форм вопроса часть респондентов по ошибке дает ответы, не отражающие их истинные установки, порождая тем самым асимметрию. Третье возможное объяснение – уровень абстрактности темы вопроса. При обсуждении слабо доступных для понимания респондентов тем асимметрия возникает, если в одной формулировке они еще более непонятны, чем в другой. Как итог, большее количество ответов уходит в категорию «затруднившихся».

Иное объяснение асимметрии предложили Х.-Ю. Хипплер и Н. Шварц [Hippler, Schwarz, 1986]. По их мнению, ее появление обусловлено существованием респондентов, которым безразлична обсуждаемая тема (так называемая «гипотеза безразличия»). Не испытывая ни желания, чтобы нечто разрешалось, ни желания, чтобы нечто запрещалось, эти люди отрицательно отвечают на оба варианта вопроса.

В 2000-х гг. асимметрии запрета/разрешения было уделено большое внимание в работах Б. Холлеман и ее соавторов. Согласно их предположению, доля одобряющих запрет оказывается ниже, поскольку такое одобрение требует больше времени на обработку информации и обладает большей когнитивной сложностью, нежели отказ в разрешении [Holleman, 1999; Holleman, 2000; Holleman, 2006; Chessa, Holleman, 2007; Kamoen et al., 2013; Kamoen et al., 2017]. Далее будем именовать эту объяснительную модель «гипотезой когнитивной сложности».

Перечисленные объяснения (семантическое, грамматическое, абстрактности, безразличия, когнитивной сложности) вместе с гипотезой самообучения образуют шесть возможных причин возникновения асимметрии запрета/разрешения. Рассмотрим, какие эмпирические предсказания можно вывести из каждой гипотезы, и затем сравним их с установленными фактами. Эти предсказания относятся не к произвольному набору переменных, а к параметрам самой объясняемой асимметрии (например, ее наличие или отсутствие и направление) и факторам, выделяемым во всей совокупности предложенных гипотез (их список хоть и мотивирован, но не исчерпывает все возможные варианты). Предсказания гипотез могут быть четырех основных видов: 1) гипотеза требует наличия определенного эмпирического факта, его отсутствие противоречит гипотезе; 2) гипотеза не требует наличия факта, но допускает его, так как может его объяснить; 3) гипотеза нейтральна к факту – хотя факт не противоречит прямо гипотезе, она не может его объяснить; 4) гипотеза требует отсутствия факта, его наличие противоречит гипотезе. Используя эту классификация в качестве своеобразной «сетки координат», рассмотрим, как в ней располагаются все шесть предложенных гипотез.

Семантическая гипотеза допускает вариацию асимметрии между культурами, потому что коннотации запрета и разрешения могут различаться в разных языках. Другими словами, она может исчезать или приобретать обратное направление при кросс-культурных сравнениях. Напротив, в рамках одной культуры на разных темах асимметрия должна появляться регулярно и иметь одно направление, поскольку коннотации остаются теми же. Семантическое объяснение должно быть нечувствительно к двойному отрицанию, если не меняются термины-носители коннотаций. Оно не требует связи с уровнем образования или информированности, но и не исключает ее, ведь восприятие смысла может варьировать не только между культурами, но и между социальными слоями. Кроме того, оно нейтрально к связи с уровнем абстрактности темы, силой измеряемой установки и источником информации.

Грамматическая гипотеза ставит асимметрию в зависимость от типичности и легкости использования двойного отрицания в языке, а значит, порождает те же кросс-культурные предсказания, что и семантическая гипотеза. В то же время при исчезновении двойного отрицания асимметрия запрета/разрешения тоже должна исчезать. Грамматическая гипотеза допускает некоторую связь асимметрии с образованием, так как более образованные социальные слои могут быть и более привычными к сложным грамматическим конструкциям, и нейтральна в отношении связи с уровнем абстрактности темы, силой измеряемой установки и источником информации.

Гипотеза абстрактности допускает связь с двойным отрицанием, а также наличие, отсутствие и любую направленность асимметрии, поскольку последняя обусловлена всего лишь плохим пониманием сути вопроса. Она предполагает тесную связь с уровнем образования и информированности (в итоге именно этот фактор и отвечает за хорошее или плохое понимание сути вопроса) и уровнем абстрактности темы. Хотя в целом понимание вопроса необязательно лучше выражено у тех, кого он больше волнует, связь с силой измеряемой установки не исключается. Вместе с тем эта гипотеза нейтральна к связи с источником информации.

Гипотеза безразличия. Безразличные респонденты есть практически везде, поэтому данная гипотеза не допускает вариаций асимметрии между культурами. Другими словами, асимметрия практически всегда должна быть (пусть и близкая к нулю) и всегда должна иметь одно и то же направление. Объяснение через безразличие должно быть нечувствительно к двойному отрицанию, так как безразличные респонденты выбирают отказ независимо от содержательного смысла версии вопроса. Оно не требует связи с уровнем образования или информированности респондентов, хотя и не исключает ее, поскольку в разных социальных слоях уровень безразличия может отличаться. Данная гипотеза нейтральна в отношении связи с уровнем абстрактности темы и источником информации, но требует постоянной и существенной связи с силой измеряемой установки, так как эта сила представляет собой фактор, прямо противоположный безразличию, и в крайних случаях способный практически элиминировать асимметрию.

Гипотеза когнитивной сложности. Сложность обработки формулировок зависит от коннотаций понятий и от структуры языка, поэтому данная гипотеза может рассматриваться как развитие семантического и грамматического объяснений. Вместе с тем когнитивная сложность может не быть независимой от двойного отрицания, в силу чего она, с точки зрения эмпирических предсказаний, полностью воспроизводит семантическую гипотезу.

Гипотеза самообучения предсказывает разные направления и интенсивность асимметрии в зависимости от политических установок, характерных для опрашиваемой группы. Например, если эти установки скорее консервативны, направлены на сохранение status quo, должно наблюдаться то направление асимметрии, которое первоначально и было выявлено Раггом и Роупером. Однако если опрашивается группа, недовольная существующим законодательством и политическим устройством (хотя бы только по теме опроса), асимметрия может приобретать обратный характер по следующему механизму:

а) 46% за запрет публичных антидемократических речей + 16% думающих, что запрета нет, и потому его приветствующих = 62% за запрет; 38% против;

б) 46% против разрешения публичных антидемократических речей; 16% думающих, что запрет уже есть, и потому выступающих за разрешение + 38% за разрешение = 54%.

Доля тех, кто против разрешения и за запрет, а также против запрета и за разрешение, остается одинаковой, но из-за того, что при смене «полярности» вопроса не меняют свой ответ неинформированные, но критически настроенные респонденты, они присоединяются то к одной, то к другой группе. Гипотеза самообучения нейтральна в отношении связи с двойным отрицанием и силой установки, требует наличия связи с уровнем образования или информированности респондентов, а также с источником информации. Кроме того, она допускает связь с уровнем абстрактности темы.

Теперь рассмотрим эмпирически установленные факты и связи с каждым из факторов, фигурирующих в представленных гипотезах.

Параметры асимметрии.

Первый факт, обращающий на себя внимание, – неравное распределение ответов о запрете/разрешении появляется не всегда. Как, например, показало исследование установок в отношении антинаркотической политики в Норвегии [Rise, Halkjelsvik, 2015], в некоторых случаях асимметрия не наблюдается. Следовательно, она может быть зависима от культуры и/или темы опроса. Имеются и примеры обратной асимметрии. Так, в кросс-культурном исследовании отношения к курению в общественных местах в Германии выбравших запрет курения оказалось на 20,3% меньше, чем тех, кто отказался его разрешить. В то же время в США доля выбравших запрет курения была на 14,3% больше [Bishop et al., 1988: 334–335]. Иными словами, внутри одной культуры может, хотя бы эпизодически, наблюдаться разнонаправленная асимметрия. Впоследствии на российской выборке были получены данные о преобладании опции «запрета» над «неразрешением» в вопросе о праве мигрантов работать не по специальности [Babich, 2016], т.е. разнонаправленная асимметрия может быть и кросс-культурной.

Влияние грамматики двойного отрицания было проверено с помощью замены оборота «против демократии» на «в поддержку коммунизма», что не привело к исчезновению асимметрии – она составила 16% [Schuman, Presser, 1981: 281]. Следовательно, эмпирические данные свидетельствуют о невысокой роли двойного отрицания.

Связь с уровнем образования и информированности существует и довольно устойчива. Положительная зависимость между долей респондентов, выбирающих вариант «затрудняюсь ответить», и величиной асимметрии, как и связь между низким уровнем образования и склонностью к асимметричным ответам, была обнаружена еще в исследованиях Шумана и Прессера [Schuman, Presser, 1981: 294] и впоследствии подтверждена результатами независимых экспериментов [Narayan, Krosnick, 1996; Reuband, 2003].

Первоначально связь с уровнем абстрактности темы была подтверждена в исследованиях Шумана и Прессера, где асимметрия возникала при обсуждении таких абстрактных тем, как «речи против демократии», но практически исчезала в вопросах, касавшихся того, с чем респонденты могли сталкиваться непосредственно в своей жизни: например, запрет порнографии или рекламы сигарет на телевидении [Schuman, Presser, 1981: 282–283]. Позднее, в других исследованиях, значительная асимметрия наблюдалась, напротив, в ответах на вопросы, затрагивающие повседневную жизнь респондентов – курение в общественных местах и т.п. [Bishop et al., 1988: 334–335]. При сопоставлении «абстрактных» (о расистских высказываниях) и конкретных (о производстве и трансляции фильмов с сексуальным содержанием или совместном обучении детей разных национальностей) вопросов на одной выборке было показано, что асимметрия может наблюдаться в обоих случаях, причем сильнее – в ответах на конкретные вопросы [Waterplas et al., 1988]. Таким образом, связь с уровнем абстрактности темы встречается лишь эпизодически.

Связь с силой измеряемой установки. В эксперименте Хипплера и Шварца асимметрия запрета/разрешения элиминировалась путем исключения из выборки тех респондентов, которые не выражали явных установок по теме вопроса [Hippler, Schwarz, 1986]. Однако в последующих исследованиях сила установки либо не оказывала влияния на асимметрию [Holleman, 2000: 95], либо оказывала, но противоположное предсказываемому гипотезой безразличия [Krosnick, Schuman, 1988; Bassili, Krosnick, 2000]. Следовательно, связь с силой установки является эпизодической и разнонаправленной.

Связь с источником информации. Эмпирические подтверждения данного фактора носят косвенный характер, но их довольно много. Во-первых, исследования прагматики коммуникации показывают: в общении с интервьюерами респонденты следуют определенным принципам, среди которых так называемая максима относимости. Суть ее заключается в следующем: участники опроса используют контекст высказывания для устранения неоднозначности его значения и делают промежуточные выводы, основываясь на предположении, что все содержание высказывания относится к делу [Schwarz, 1996: 9]. Иначе говоря, эта максима напрямую предполагает информирующий характер вопросов о запрете/разрешении. Во-вторых, экспериментально зафиксировано исчезновение асимметрии при использовании расширенных версий вопросов, где в явном виде предлагается соответствующая альтернатива. В этой ситуации максима относимости перестает работать, и формулировка вопроса больше не играет роль подсказки о состоянии дел. Как итог, асимметрия исчезает, и формулировка «разрешить или не разрешить» дает те же данные, что и «разрешить или запретить» [Reuband, 2003]. В-третьих, асимметрия может исчезать в вопросах, по которым население достаточно хорошо информировано [Rise, Halkjelsvik, 2015]. В-четвертых, уровень асимметрии может оказываться ниже в телефонных опросах по сравнению с самозаполняемыми анкетами [Bishop et al., 1988]: в первом случае у респондента остается меньше времени на реконструктивные рассуждения, и потому формулировка вопроса существенно теряет силу подсказки. Наконец, в-пятых, в опросах, где возникает асимметрия запрета/разрешения, может быть сопоставимая с величиной этой асимметрии доля респондентов, догадавшихся о реальном положении дел в ходе самого опроса [Babich, 2016].

Имея на руках представленный набор фактов, мы можем попытаться определить, насколько хорошо с ним соотносится каждая из предложенных гипотез. Качество такого соотнесения измерялось по шкале из трех пунктов: опровержение (если отсутствует факт, с необходимостью требуемый гипотезой, или присутствует факт, несовместимый с ней), нейтральность (если присутствует или отсутствует факт, в отношении которого гипотеза нейтральна) и подтверждение (если присутствует факт, с необходимостью требуемый гипотезой, или отсутствует факт, несовместимый с ней). В табл. 1 эти три градации кодируются как «–», «0» и «+» соответственно.

Таблица 1. Соответствие эмпирических фактов предсказаниям гипотез

Как видим, по совокупности установленных эмпирических фактов (табл. 1) наилучшим вариантом оказывается гипотеза самообучения. Однако это лидерство основано в первую очередь на связи асимметрии с источником информации, установленной лишь косвенно, из чего следует необходимость и актуальность прямого эмпирического подтверждения такой связи.

Экспериментальное установление связи с источником информации.

Для решения этой задачи был реализован опросный эксперимент по типу «split-ballot» (расщепленной выборки) в рамках полевых работ, осуществлявшихся АНО «Центр экспертных исследований рынка» (18–25.12.2019). Исследование проводилось среди совершеннолетних жителей Российской Федерации – покупателей лекарственных средств в местах продаж (возле аптек) в Москве и Санкт-Петербурге. Выборка (800 человек, по 400 человек в каждом городе) носила конформный характер и не корректировалась по социально-демографическим признакам. Впрочем, ее нерепрезентативность в отношении населения и/или покупателей лекарственных средств незначима в контексте нашей задачи, для решения которой общим массив опрошенных подвергался рандомизированному делению на две равные группы с возможностью их статистического сравнения. Интервью длительностью около 15 минут касалось спроса на некоторые фармацевтические препараты и их репутации среди потребителей. Бланки опроса заполнялись интервьюерами на планшетах. Каждый из них содержал случайным образом отобранный один из двух вариантов формулировки заключительных вопросов содержательного блока.

Первый вариант включал следующие вопросы.

а1) Как вы полагаете, должно ли государство запретить в России рекламу препаратов без клинически доказанной эффективности? 1. Да, должно запретить. 2. Нет, не должно запрещать. 99. НЕ ЗАЧИТЫВАТЬ. Респондент затруднился ответить.

б1) Скажите пожалуйста, откуда вы узнали о том, есть или нет в России разрешение на рекламу препаратов без клинически доказанной эффективности? 1. Из средств массовой информации. 2. От друзей, знакомых, родственников. 3. Из официальных документов. 4. Догадался по формулировке вопроса. 5. Другой источник. 99. НЕ ЗАЧИТЫВАТЬ. Респондент затруднился ответить.

Второй вариант (вопросы а2, б2) отличался от первого наличием глагола «разрешить» и существительным «запрет». Распределение полученных ответов (табл. 2) указывает на несколько эмпирических фактов, которые уже обнаруживались ранее, а также на один новый, служащий подтверждением гипотезы самообучения. Во-первых, фиксируется наличие асимметрии запрета/разрешения: различия по содержательным пунктам вопроса «а» между двумя рандомизированными группами оказываются значимыми на весьма высоком уровне. Во-вторых, направление асимметрии противоположно наиболее распространенному. В-третьих, наблюдается высокая, превышающая величину асимметрии, доля респондентов, прямо признающих, что они догадались о текущем положении дел по формулировке вопроса.

Таблица 2. Распределения ответов в двух подвыборках (в % от численности группы)

Таблица 3. Распределения ответов в двух подвыборках после выделения «самообучившихся»в отдельную категорию (в % от численности группы)

Само по себе наличие респондентов, извлекших информацию из формулировки вопроса и «самообучившихся» на ее основе, еще не является достаточной причиной возникновения асимметрии. Для более доказательной проверки гипотезы самообучения необходимо произвести дополнительную операцию: выделить в обеих рандомизированных подвыборках «самообучившихся» респондентов и проанализировать распределение ответов с учетом этой новой категории. Как видно из табл. 3, в данном случае происходит если и не полное исчезновение асимметрии, то по крайней мере радикальное ее ослабление – различия для наиболее популярного ответа становятся незначимыми (запретить/не разрешать), а величина и значимость различия для второго варианта заметно снижаются (разрешить/не запрещать). Например, величина асимметрии в 4% может быть признана уже несущественной с практической точки зрения, хотя она все еще попадает в диапазон приемлемых уровней статистической значимости. Таким образом, экспериментальная проверка, в целом, подтверждает гипотезу самообучения.

Заключение.

Эмпирические результаты, полученные в исследованиях асимметрии запрета/разрешения, и сопоставление их с предсказательными возможностями гипотез показали, что гипотеза самообучения обладает наибольшей объяснительной силой и наилучшим образом согласуется с имеющимися данными. Проведенный авторами опросный эксперимент избавил ее от присущего ей до недавнего времени единственного недостатка – косвенного характера влияния источника информации на величину асимметрии, подтвердив существование указанной связи. Это обеспечило повышение уровня доказанности гипотезы самообучения, которая на данный момент может считаться наилучшим из предложенных объяснений асимметрии запрета/разрешения.

Вместе с тем полученные методические выводы еще не означают полного решения проблемы асимметрии запрета/разрешения. Во-первых, окончательные научные выводы не могут быть сделаны по итогам малого количества экспериментов, и потому эмпирические результаты должны быть воспроизведены в целом ряде независимых исследованиях. На подобную необходимость указывает в частности и то, что в описанном выше эксперименте при фиксации группы «самообучившихся» асимметрия до конца не была элиминирована. Во-вторых, требуют отдельного изучения новые вопросы, возникшие в ходе исследований: например, какова в точности причина разнонаправленности асимметрии? является ли она следствием различий в установках? если да, то каких? В-третьих, в случае с асимметрией запрета/разрешения нельзя исключать одновременного или попеременного воздействия нескольких факторов, которое способно существенно усложнить картину.