Везде
Трансформации капитализма в XXI веке: концепция «надзорного капитализма» Шошаны Зубофф
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Трансформации капитализма в XXI веке: концепция «надзорного капитализма» Шошаны Зубофф
Аннотация
Код статьи
S013216250010848-5-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Сафронов Эдуард Евгеньевич 
Должность: Младший научный сотрудник
Аффилиация: Сектор социальной философии Института философии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 4
Страницы
165-172
Аннотация
Среди работ, попадающих под зонтичный термин «цифровой капитализм», видное место занимает исследование, обобщенно представленное в книге Шошаны Зубофф «Эпоха надзорного капитализма» (2019) и выступающее продолжением ее же концепции «распределённого капитализма». «Надзорный капитализм» – это новый экономический порядок, использующий в качестве капитала человеческий опыт как сырье и характеризующийся распространением коммерческого мониторинга – тотального наблюдения за поведением граждан. В статье исследуется теория Зубофф о «трех модернах» и ключевых императивах «надзорного капитализма»: извлечении данных и прогнозировании поведения потребителя. В завершении приводятся аргументы, указывающие на слабые места этой концепции.
Ключевые слова
надзорный капитализм, капитализм данных, цифровой капитализм, платформенный капитализм, социальная теория
Классификатор
Получено
28.08.2020
Дата публикации
04.05.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
45
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Введение. Дискуссии о влиянии цифровых информационных сетей на общество и экономику ведутся с момента возникновения самих сетей. Поначалу рассматривался их освободительный и демократический потенциал [Дженкинс, 2019; Tapscott, 1997], позже на первое место вышла критика, появились исследования сети как иерархической и властной структуры [Морозов, 2014; Keen, 2012]. Некоторые авторы заняли взвешенную позицию, исходили из того, что технологии не детерминируют наше будущее, а являются инструментом [Рейнгольд, 2006]. Изучение влияния цифровых технологий на экономику, политику, социальные отношения – большая предварительная работа, в которой следовало перейти от изучения особенностей их использования к осмыслению современного капитализма (пусть даже цифрового) как тотальности. Здесь особое место принадлежит недавней книге Шошаны Зубофф, профессора факультета права в Гарварде, которая имеет знаковое наименование «Эпоха надзорного капитализма» [Zuboff, 2019]1.
1. Далее по тексты ссылки на эту работу будут указываться в круглых скобках.
2 Долгий научный путь автора, несмотря на корректировку и определенный пересмотр взглядов, всегда оставался в рамках изучения трансформаций капитализма, связанных с развитием технологий и цифровизацией. В 1988 г. она выпустила книгу «В эпоху умной машины: будущее труда и власти» [Zuboff, 1988], в которой исследуется влияние автоматизации и начинающейся компьютеризации на производственные отношения и показывается, что автоматизация, «текстуализация» (textualization) и контроль действуют в тесной связи. Зубофф считала, что информатизация и усиление контроля могут привести к своеобразному «паноптикуму» и тотальному надзору за всеми производственными процессами. В этом случае сам менеджмент оказывается «под колпаком», поэтому осознание общей угрозы – напротив, должно поощрять коммуникацию и консенсус между администрацией и работниками, тем самым создавая «постиерархические» трудовые сообщества. Эта работа стала классикой в теории бизнеса и менеджмента, а Зубофф заняла почетное место среди специалистов по гибким производственным режимам.
3 Спустя десять лет Зубофф признала, что дальнейшая концентрация технологий на контроле и экономии разочаровала её. Это заставило её изменить вектор изучения капитализма с труда на потребление. В результате в 2002 г. вышла книга «Экономика поддержки» [Zuboff et al., 2002], написанная Зубофф в соавторстве с мужем, Дж. Максмином. В ней описывается «новый эпизод капитализма» через приоритет индивидуального потребителя над массовым. В дальнейшем эта идея получила развитие в тексте 2010 г. «Создание стоимости в эпоху распределенного капитализма»2.
2. Zuboff S. Creating value in the age of distributed capitalism // McKinsey Quarterly. 2010. URL: >>>> (дата обращения: 15.03.2021).
4 Ситуация изменилась, когда 6 июня 2013 г. газеты «Guardian» и «Washington Post» опубликовали полученные от Эдварда Сноудена данные о правительственной системе слежения США «PRISM», предназначенной для негласного сбора информации в информационно-коммуникационных технических средствах (ИКТ). Это привело к тому, что в кратчайшие сроки тема надзора получила широкий отклик в академических кругах. 26 июня того же года во «Frankfurter Allgemeine Zeitung» вышла статья Зубофф, в которой она проанализировала взаимоотношения Агентства Национальной Безопасности США (АНБ) с ключевыми компаниями «Кремниевой долины», сбор пользовательских данных, их анализ и использование3. Та публикация положила начало ее новому масштабному исследовательскому проекту, в дальнейшем получившему название «надзорный капитализм». Чуть больше чем за год Зубофф опубликовала четыре публицистические статьи, которые в 2015 г. вылились в программный текст «Большой Другой: надзорный капитализм и перспективы информационной цивилизации» [Zuboff, 2015]. В этой работе Зубофф описала ключевые концептуальные черты, подробно исследованные в обсуждаемой нами книге 2019 г.
3. Zuboff S. Be the friction - Our Response to the New Lords of the Ring // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 2013. URL: >>>> (дата обращения: 15.03.2021).
5 По иронии судьбы термин «надзорный капитализм» впервые был использован на страницах социалистического журнала «Monthly Review». Номер этого журнала, целиком посвященный «надзорному капитализму», вышел на несколько месяцев раньше публикации первого текста Зубофф по этой теме, но в дальнейшем термин закрепится именно за Зубофф, так как её последняя книга вызвала повышенный интерес в западной прессе.
6 Генезис нового капитализма. В начале обсуждаемой книги Зубофф описывает ключевые особенности выделяемой ею новой экономической формации с использованием таких характеристик, как новый экономический порядок, использующий человеческий опыт как сырье и вызывающий тревогу; источник новой «инструментарной» власти; экспроприация важнейших прав человека (р. v). Зубофф предлагает определять «надзорный капитализм» как новую специфическую форму капиталистического накопления, которая стремится стать доминирующей, а настоящее – «информационную цивилизацию» – интерпретирует как следующий шаг от информационного общества к чему-то новому, что пока не обосновывается фундаментально.
7 Согласно Зубофф, «надзорный капитализм изобретен конкретной группой людей в конкретный момент времени в конкретном месте» (р. 85). Эти люди, время и место – топ-менеджмент компании Google, 2001 г. и «Кремниевая долина». Мы еще вернемся к этому утверждению, а пока посмотрим, какие предпосылки существовали для возникновения капитализма нового типа. Темпоральность капитализма анализируется ею через идею «трех модернов», которая сводится к постепенному формированию и утверждению индивидуальности. Эти «три модерна» Зубофф не только не имеют отношения к социологическому пониманию современности, представленному, например, у Гидденса, Бека или Баумана [Павлов, 2018], но и не встраиваются в парадигму модерн-постмодерн-постпостмодерн [Афанасов, 2019; Морозов, 2019].
8 Первый модерн символизируется Зубофф условным «потребителем Форда». Она описывает его как стабильное, стандартизированное, классовое общество, сохранившее иерархические черты старого мира и подавлявшее человеческую индивидуальность (с. 33). Постепенно демократизация и растущее благосостояние приводят к возникновению «второго модерна». Зубофф считает, что «Второй модерн» появился раньше, чем государство и капитализм смогли на него отреагировать. Это, в свою очередь, привело к экзистенциальному кризису «второго модерна», при котором свободный внутренне человек оказался в жестких рамках стандартизированного потребления и политики. Этот кризис и породил в конечном счете «третий модерн» (с. 46).
9 В этом её теоретическом построении «трех модернов» много изъянов и мало объяснительной силы. Если первые два модерна вполне отвечают логике преемственности социального от экономического, являясь следствием «индустриального капитализма», «третий модерн» возникает из социальных противоречий и сам диктует новую экономическую логику.
10 Что побудило Зубофф включить в исследования термин «надзорный капитализм» как ключевой? Этот резкий теоретический поворот она объясняет через концепт «мутации» Й. Шумпетера. Для Шумпетера мутация служит синонимом инновации, которая при внедрении в производство вызывает процесс «созидательного разрушения», то есть замены старых методов и идей на новые, более эффективные и прибыльные [Шумпетер, 2007]. Мутация рассматривается им как часть эволюционного процесса развития капитализма. Ее инновационная роль усиливается на этапе «второго модерна» (позднее индустриальное общество). В случае же с «третьим модерном», характеризующимся, согласно концепции Зубофф, слиянием капитализма и цифровых технологий, изначально возник глубокий общественный запрос, который моментально заполнила «злокачественная мутация надзорного капитализма». Зубофф дает обширное объяснение того, почему «надзорному капитализму» это удалось вопреки эволюционному процессу. Однако в этом построении отчетливо виден функционалистский подход автора, для которого противоречие «второго модерна» должно быть разрешено новым режимом накопления и распространения знаний. И если вопреки прежним прогнозам этого не сделает эволюционный «распределенный капитализм», то его место легко займет мутация – «надзорный капитализм». Таким образом, постфактум постулируется, что у «третьего модерна» было два пути: дальнейшая индивидуализация потребителя и расширение доступа к информации, либо усиление иерархий, власть элит и дальнейшее отчуждение (с. 55).
11 По мнению Зубофф, второй путь стал на сегодняшний день доминирующим. Вследствие финансового кризиса 2001 г., вызванного крушением «пузыря доткомов» с обвальным падением котировок высокотехнологичных компаний, компании Google пришлось экстренно искать пути монетизации. В результате Google стал пионером и одним из ведущих представителей «надзорного капитализма». В первое время Google обучал свою поисковую машину актуализировать результаты поиска, используя полученные от пользователей данные. Зубофф называет этот процесс «реинвестированием поведенческой стоимости», при котором используются данные, непосредственно относящиеся к поисковому запросу. Однако в процессе поиска возникает также «выхлоп данных» [Cukier, 2010] или «поведенческий излишек». Идея монетизации поведенческого излишка и сделала Google ключевым игроком на рынке пользовательских данных.
12 Таким образом, данные превратились в сырье, а их сбор стал ключевым императивом «надзорного капитализма». Дополняя историка К. Поланьи и его три фиктивных товара – труд, землю и деньги4 [Поланьи, 1993], Зубофф предлагает идею, что «надзорный капитализм» вводит четвертый фиктивный товар – человеческий опыт. Благодаря наличию материальной инфраструктуры данные извлекаются, анализируются узкоспециальными вычислительными системами, в результате анализа прогнозируется поведение пользователя, и эти прогнозы продаются рекламодателям и конструируют дальнейшее поведение. Извлечение данных, наравне с прогнозированием поведения, становятся ключевыми императивами «надзорного капитализма» (с. 67). Зубофф неоднократно отмечает беспрецедентную природу «надзорного капитализма», которая позволила ему поставить собственные императивы во главе своей деятельности, подчинив им «классические» императивы капитализма: максимизацию прибыли и производительности труда, минимизацию издержек и конкуренцию [Wood, 1999].
4. Поланьи выделяет труд, землю и деньги в качестве фиктивных товаров, так как они не соответствуют эмпирическому определению товара, как предмету, произведенному для последующей продажи.
13 Императивы «надзорного капитализма». Новые императивы становятся мишенью яростной критики. Их осуждение выводит за скобки критику капитализма в целом как сопряжения «рыночных и государственных структур, при котором главной целью и условием властвования становится частное извлечение экономической прибыли практически любой ценой» [Валлерстайн и др., 2017]. Вся происходящая несправедливость становится следствием хищнических императивов конкретной логики накопления, которая, отмечается в дальнейшем, представляет угрозу важнейшим человеческим свободам и демократии (с. 193-194).
14 Рассмотрим первый императив – извлечение излишка данных как «…не единичное действие, а сложнейшая комбинация политических, социальных, административных и технических операций» (с. 137). Зубофф выделяет четыре этапа этого цикла – вторжение, приручение, адаптация, перенаправление. Вторжение является цифровым аналогом «первородного греха простого грабежа» Ханны Арендт, периодическое повторение которого позволяет продолжаться накоплению [Арендт, 1996: 216–217]. Эта аналогия демонстрирует, что изъятие – односторонний процесс, при котором первоначальный владелец лишается данных, ничего не получая взамен. Это возможно за счет того, что агенты «надзорного капитализма» действуют в так называемом пространстве безвластия. Зачастую влияние технологических инноваций не сразу становится очевидным и проблематизируется, что позволяет технологическим гигантам опережать регулирование и юридическую реакцию. Следующий этап – приручение, которое строится на социальной зависимости от ИКТ и интернет-сервисов. Адаптации – это процесс взаимодействия с государством и требованиями законов. Перенаправление – изобретение новых скрытых методов извлечения данных (с. 136–154.
15 Мы последовательно проходим эти этапы благодаря иерархичности «надзорного капитализма» и заложенной в него логики асимметрии. Асимметрию можно разделить на два типа: в знаниях и в силе [Stjernfelt et al., 2020]. Асимметрия в знаниях – это соотношение объема информации о нас, которой владеет условный Google, и информации о Google, которым владеем и оперируем мы [Vaidyanathan, 2011]. Асимметрия в силе – возможность цифровой платформы существовать без отдельного пользователя, против возможности отдельного пользователя существовать без цифровой платформы. Важным последствием асимметрии становится переход от разделения труда к разделению знания. Если Э. Дюркгейм утверждал, что разделение труда не замыкается на рабочих местах, а начинает формировать и организовывать само индустриальное общество [Дюркгейм, 1991], то для Зубофф катализатором такого преобразования служит разделение знания (еще одна концепция, перекочевавшая из первой книги рассматриваемого автора), полностью контролируемого «надзорным капитализмом». Контроль над разделением знания осуществляется благодаря «двум нарративам». Первый – открытый, это публичное понимание ИКТ как хранилища доступной информации и социальных связей. Второй – теневой нарратив, накопление и обработка излишка данных, позволяющие формировать открытый нарратив. Таким образом, знание аккумулируется и распределяется корпорациями (с. 189–191).
16 Перейдем ко второму императиву «надзорного капитализма» – императиву предсказания поведения. Прогнозы, полученные путем анализа поведенческого излишка, сделали возможной таргетированную рекламу. Однако в дальнейшем стало понятно, что их точность обусловлена не только количеством полученного излишка, но и его качеством, то есть шириной источников; не только данными с интернет-страниц, но и данными непосредственного наблюдения, сбор которых реализован через системы умных домов, цифрового картографирования, фитнес-трекеров и других средств «колонизации повседневной жизни» [Гринфилд, 2018].
17 Основанием для критики «надзорного капитализма» является то, что он угрожает свободам и правам индивида. Для Зубофф это «право на будущее время» (right to the future tense) и «право на убежище» (the right to sanctuary). «Право на будущее время» попирается двумя способами. Во-первых, поисковые системы сохраняют и индексируют всю информацию, которая появляется в сети, при этом не учитывается естественный доцифровой процесс устаревания или забывания информации. Так, любое случившееся с нами событие навсегда остается доступным поиску. Во-вторых, предсказанием и последующим формированием нашего поведения [Courtwright, 2019].
18 Защита «права на убежище» в целом имеет схожую линию аргументации. Здесь Зубофф акцентирует политическую составляющую своей теории, используя два концепта: «инструментарная власть» и «большой другой» («Big Other» по аналогии c «Big Brother» Дж. Оруэлла). Эта концептуализация сводится к тому, что «большой другой» как надзорный капитал использует «инструментарную власть», то есть весь спектр материальных и интеллектуальных наработок «надзорного капитализма» для того, чтобы управлять нашим поведением и стать своеобразным тоталитаризмом без идеологического содержания. «Инструментарная власть» является вышедшим за стены фабрики «паноптикумом». Метафорой «паноптикум», Зубофф отсылает к проекту Иеремии Бентама5, но при этом не дает ни одной отсылки к М. Фуко, хотя параллели с «дисциплинарной властью» видны невооруженным взглядом.
5. И. Бентам составил проект идеальной тюрьмы – паноптикума, имеющей форму цилиндрического здания со стеклянными внутренними перегородками. Стражник находится в центре, невидим для заключенных и может в любой момент наблюдать за каждым из них. Зубофф применила метафору паноптикума в книге 1988 г. «В эпоху умных машин: будущее работы и власти» (1988), чтобы показать, как компьютерные системы позволяют незаметно отслеживать действия работников в целях контроля их производительности.
19 Для Зубофф императивы «надзорного капитализма» с «инструментарной властью» существуют в своей замкнутой вселенной, где одно порождает другое и все взаимосвязано, что позволяет ей выносить за скобки и упорно не замечать классические императивы капитализма (прежде всего, максимизацию прибыли, которая отлично описывает логику происходящего) и свойства власти.
20 Само становление «надзорного капитализма» тесно связано с государством. Новая логика накопления капитала смогла закрепиться благодаря следующим причинам: экзистенциальным противоречиям «второго модерна», политике неолиберализма и противостоянию террористической угрозе после событий 11 сентября 2001 г. Зубофф критикует неолиберализм за дерегулирование, которое не позволило вовремя купировать «злокачественную мутацию» капитализма. Обращаясь к концепции «двойного процесса» упомянутого ранее Поланьи [Поланьи, 2014], она показывает, как дерегулирование выключило государство из процесса уравновешивания рыночных нововведений и защиты потребителей. Теракт 11 сентября стал точкой, в которой сошлись коммерческие и государственные интересы по сбору пользовательских данных, за счет чего «надзорный капитализм» получил на ранних этапах поддержку и прикрытие от спецслужб. При этом Зубофф, в отличие от левых теоретиков «надзорного капитализма» [Bailey et al., 2014] или создательницы «капитализма данных» (который во многом схож с концепцией Зубофф) Сары Уэст [West, 2017], упускает из виду саму генеалогию американского высокотехнологичного сектора из взаимодействия его с разведкой и оборонным комплексом.
21 Заключение. Шошана Зубофф неоднократно отмечает, что ее книга – попытка наметить границы «надзорного капитализма»; поскольку пока мы не можем полноценно противостоять этой формации, наша задача подробнее изучить законы его функционирования.
22 За шесть лет с момента публикации первой статьи, посвященной теме «надзорного капитализма», Зубофф проделала огромную работу по анализу цифрового капитализма. Однако, на наш взгляд, ее работа в нынешнем виде открыта для критики и может использоваться скорее в качестве источника эмпирических данных, нежели строгая концептуальная рамка. Теория Зубофф существует в публицистическом поле: большинство ее нововведений не отсылают к дискуссии, которая окружает цифровой капитализм не первый год [Сафронов, 2019]. В своей работе Зубофф не анализирует другие концепции, а чаще берет удобные ей факты и вписывает их в свою теорию. Фокус на императивах «надзорного капитализма» лишает работу критического потенциала.
23 В концепции нет четкой демаркации границ между «надзорным» и «распределительным» капитализмом, который Зубофф считает единственной альтернативой. Автор не рассматривает капитализм в целом, из-за этого процесс коммодификации данных пользователя может выступать у неё и как изъятие в случае «плохого капитализма», и как благо для индивидуализации потребностей потребителя. Е. Морозов отмечал, что дискурсивный анализ Зубофф «имеет тенденцию обнаруживать новизну там, где её может не быть»6, и обращал внимание на то, что коммодификация поведенческого излишка через закон обратной связи, известный в кибернетике с 1940-х гг., предсказывалась еще Стаффордом Биром, кибернетиком, курировавшим чилийский эксперимент. То же самое можно сказать и про «императив прогнозирования поведения», который в той или иной мере представлен с момента появления социальных наук, давно известен и эффективно применялся в «аналоговые» времена [Шиллер, 1980].
6. Morozov E. Capitalism’s New Clothes. 2019. URL: >>>> (дата обращения: 15.03.2021).
24 Автор не акцентирует внимание на том, чем нынешние попытки рационализации поведения качественно отличаются от предыдущих, хотя Зубофф неоднократно пишет о «беспрецедентности» новой экономической формации. «Количественный» аргумент об огромных массивах собираемых, обрабатываемых и анализируемых данных тоже не работает. В концепции не исследована физическая возможность бесконечного анализа данных и пределы их сбора, хотя многие ученые занимают позицию, согласно которой анализ пользовательских данных становится менее эффективным с каждым днем за счет «мусорных данных».
25 Зубофф не исследует экосистему сети в целом, где кроме изъятия данных существует нематериальное, интеллектуальное производство, создающее контент и делающее возможным существование интернет-гигантов. «Разделение знания», экспроприированного корпорациями, по мнению Зубофф, снимает фокус с «разделения труда». Однако любой ИТ-гигант – это не только офис в Кремниевой долине, но и тысячи прекарных слабозащищенных работников по всему миру.
26 Если абстрагироваться от исследовательской оптики Зубофф, то на поверку «надзорный капитализм» оказывается цифровым воплощением известных принципов капитализма. Как в 2004 г. писал британский социолог Кришан Кумар: «информационный взрыв не произвел никаких радикальных сдвигов ни в том, как организованы индустриальные общества, ни в том, куда направлено их развитие. Господствуют те же императивы получения прибыли, власти и контроля, как это было всегда в истории капиталистического общества. Различие не в самих принципах его организации, а в том, насколько широко и последовательно они применяются» [Kumar, 2004].

Библиография

1. Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996.

2. Афанасов Н.Б. В поисках утраченной современности // Социологическое обозрение. 2019. Т. 18. № 1. С. 256–265.

3. Валлерстайн И., Коллинз Р., Манн М., Дерлугьян Г., Калхун К. За следующим поворотом истории: коллективное предисловие // Есть ли будущее у капитализма? М.: Ин-т Гайдара, 2017. С. 7–23.

4. Гринфилд А. Радикальные технологии: устройство повседневной жизни. М.: «Дело» РАНХиГС, 2018.

5. Дженкинс Г. Конвергентная культура. М.: РИПОЛ классик, 2019.

6. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991.

7. Морозов А.В. Осторожно, метамодерн: современность как зонтик и маятник // Galactica Media: Journal of Media Studies. 2019. № 3. С. 238–249.

8. Морозов Е. Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети. М.: Corpus, 2014.

9. Павлов А.В. Социальная теория: постмодернистский поворот – модернистский разворот // Общественные науки и современность. 2018. № 5. С. 158–170.

10. Поланьи К. Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд, земля и деньги // Thesis. 1993. № 2. С. 10–17.

11. Поланьи К. Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2014.

12. Рейнгольд Г. Умная толпа: новая социальная революция. М.: ФАИРПРЕСС, 2006.

13. Сафронов Э.Е. Как акселерационизм превратился в платформенный капитализм // Логос. 2019. Т. 29. № 3. С. 279–289.

14. Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. М.: Мысль, 1980.

15. Шумпетер Й. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М: Эксмо, 2007.

16. Bailey R., Purkayasha P. U.S. Control of the Internet // Monthly Review. 2014. Vol. 66. No. 3. URL: https://monthlyreview.org/2014/07/01/u-s-control-of-the-internet (дата обращения: 31.07.2020).

17. Courtwright D. Age of addiction: how mad habits became big business. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2019.

18. Cukier K. Data, Data Everywhere // Economist. 27.02.2010. URL: http://www.economist.com/node/15557443 (дата обращения: 15.03.2021).

19. Keen A. Digital Vertigo. New York: St. Martin's press, 2012.

20. Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society: New Theories of the Contemporary World, 2-nd Ed. Oxford: Blackwell, 2004.

21. Stjernfelt F., Lauritzen M. Your Post has been Removed. Tech Giants and Freedom of Speech. Switzerland: Springer, 2020.

22. Tapscott D. The Digital Economy: Promise and Peril in the Age of Networked Intelligence. New York: McGraw-Hill, 1997.

23. Vaidyanathan S. The Googlization of everything: (And why we should worry). Oakland: University of California Press, 2011.

24. West S. Data Capitalism: Redefining the Logics of Surveillance and Privacy // Business & Society. 2017. Vol. 58. No. 1. P. 20–41. DOI: 10.1177/0007650317718185.

25. Wood E. The Origin of Capitalism. New York: Monthly Review Press, 1999.

26. Zuboff S. In the Age of the Smart Machine. New York: Basic, 1988.

27. Zuboff S., Maxmin J. The Support Economy: Why Corporations Are Failing Individuals and the Next Episode of Capitalism. New York: Viking Press, 2002.

28. Zuboff S. Big other: Surveillance capitalism and the prospects of an information civilization // Journal of Information Technology. 2015. No. 30. P. 75–89. DOI: 10.1057/jit.2015.5.

29. Zuboff S. The Age of Surveillance Capitalism. New York: Public Affairs, 2019.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести