Везде
Экспертные оценки продуктов медиаиндустрии: информационная безопасность детей
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Экспертные оценки продуктов медиаиндустрии: информационная безопасность детей
Аннотация
Код статьи
S013216250012554-2-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Грудзинский Александр Владимирович 
Должность: профессор
Аффилиация: Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского
Адрес: Российская Федерация, Нижний Новгород
Полянина Алла Керимовна
Должность: доцент
Аффилиация: Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского
Адрес: Российская Федерация, Нижний Новгород
Выпуск
Номер 7
Страницы
83-89
Аннотация

Исследуются экспертизы продуктов медиаиндустрии, проводимые в целях обеспечения защиты детей от вредной информации. Эмпирической базой выступают тексты экспертных заключений, полученные Роскомнадзором с 2013 по 2019 г. Ставится вопрос о соответствии проводимых экспертиз принципам объективности, достоверности и обоснованности. Определяются доля нарушений и рассматриваются ошибки экспертов. Отмечаются пробелы в государственном проектировании экспертизы данного типа, имеющие негативные последствия для обеспечения информационной безопасности детей. 

Ключевые слова
информационная безопасность детей, экспертная деятельность, возрастная маркировка медиапродукции, ошибки экспертов
Классификатор
Получено
19.07.2021
Дата публикации
21.09.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
41
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1

Введение.
2 Защита детей и подростков от «взрослой» информации, способной нанести вред их нравственности и здоровью, имеет свою историю. В СССР не допускалось демонстрации жестких сцен насилия и секса в кино и на ТВ. Из поступавших в прокат зарубежных фильмов цензура удаляла фрагменты с «крутыми» сценами. В начале 1990-х гг. демоны медиарынка вырвались на волю, телеканалы заполнили боевики с криминальными разборками и эротика. В последнее десятилетие принимаются меры к ограждению детей и подростков от распространения через Интернет и по ТВ агрессивной видеопродукции. В их число входят возрастные рейтинги (такие, как панъевропейская система PEGI), звуковое и визуальное предупреждение при показе потенциально опасных программ, установка автоматической фильтрации на устройствах (технология V-chip), разделение времени эфира на «детское» и «взрослое», услуга «родительского контроля», идентификация личности потребителя «взрослых» медиа, блокировка нежелательных сайтов и интернет-страниц.
3 В России разработан стратегический документ1 и принят Федеральный Закон «О защите несовершеннолетних от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» (далее ФЗ № 436). Эта защита истолковывается порой как ограничение свободы доступа взрослого населения к информации с осуждением ограничительных мер как «административного произвола», вынуждающего взрослое большинство «смотреть интересные фильмы в ночное время, покупать платную подписку на специальные каналы» [Крашенинникова, 2013]. Экспертиза по медиапродуктам выступает полем конфликтов между: распространителями, общественными организациями и группами заинтересованных граждан. Частый аргумент критики существующей практики таких экспертиз сводится к тому, что на экспертов возлагают ранее упраздненные цензурные функции государства.
1. Доктрина информационной безопасности РФ от 9 сентября 2000 г.
4 Проблемы социального контроля над оборотом медиапродукции имеют международный характер. В зарубежных работах выдвигается тезис, что общественный дискурс о защите детей от связанных с медиа рисков выступает предлогом для ограничения властями демократических начал [Staksrud, Milosevic, 2017], обсуждается тема дискриминации прав сексуальных меньшинств [Drushel, 2020], рассматриваются эффект запретного плода, когда запреты усиливают интерес несовершеннолетних к тому, что объявлено опасным и вредным [Varava, Quick, 2015; Dalton, Schubert, 2011; Крашенинникова, 2013], проблема различий в толковании вредного контента [Price et al, 2014], увеличения «снисходительности» к одному из вредных критериев (например, сцен насилия в США) [Leone, Barowski, 2011], низкого доверия родителей к рейтинговой системе [Vaala et al, 2017]2 и к государственному регулированию медиаиндустрии [Newell et al., 2009].
2. Авторы этого исследования (N = 1431) установили, что только 16%. родителей детей в возрасте от 2 до 17 лет используют блокирующее устройство V-chip и что 81% родителей считает его не вполне полезным.
5

Организация экспертиз.
6 В ФЗ № 436 приведены нормативные требования к экспертизе, касающиеся порядка аккредитации, сроков, финансового обеспечения, обязательных элементов текста заключения и правовых последствий экспертизы в виде обязательности принятия решения уполномоченным органом об устранении нарушения в случае обнаружения вредной информации и несоответствия знака информационной продукции. Требования к аккредитации экспертов включают наличие профессионального образования в области педагогики, возрастной психологии, возрастной физиологии, детской психиатрии, а также опыта работы по специальности. Экспертные мероприятия проводятся на основе оплаты услуг эксперта по договору, заключаемому между ним и заказчиком экспертизы. Заказчиками могут быть, как и в случае с другими гражданскими договорами, любые субъекты гражданского оборота.
7 Использование специальных знаний экспертов выступает для управленцев «своего рода страховочным механизмом, который позволяет пресечь последствия ошибок или преднамеренных действий производителя или распространителя при отнесении информационной продукции к той или иной возрастной категории» [Зинченко и др., 2013]. Государство как бы делегирует экспертному сообществу часть властных полномочий в виде возможности интерпретации вредного контента, особенно в силу ряда «пластичных» законодательных формулировок ст. 5-10 ФЗ № 436, допускающих произвол в их истолковании. Это относится, например, к ст. 5, п. 2.2: «К информации, запрещенной для распространения среди детей, относится … информация, способная вызвать у детей желание употребить наркотические средства, табачные изделия, никотинсодержащую продукцию, алкогольную и спиртсодержащую продукцию, принять участие в азартных играх, заниматься проституцией, бродяжничеством или попрошайничеством».
8 ФЗ № 436 постулирует принцип независимости экспертов от государственного регулятора. Экспертные заключения должны содержать ответы только на три вопроса (Ст. 18, п. 7): о наличии или отсутствии в информационной продукции информации, причиняющей вред здоровью и (или) развитию детей; о соответствии или о несоответствии информационной продукции определенной ее категории; о соответствии/несоответствии знака информационной продукции той категории, к которой относится представленная информационная продукция.
9

Подходы к исследованию практики экспертной деятельности.
10 Экспертная практика рассматривается в специальной литературе как составляющая власти, один из механизмов социального контроля и способ оказания влияния на сознание, поведение и деятельность отдельных социальных групп [Сунгуров, 2015]. Поскольку инициирование экспертных мероприятий доступно любому заинтересованному лицу, экспертиза по медиапродуктам понимается также как институт применения специальных знаний, обеспечивающий «сужение диапазона возможных решений», необходимого в неопределённых условиях» [Филиппов, 2003].
11 С августа 2019 г. по декабрь 2019 г. нами проведено исследование экспертной практики в данной сфере. Эмпирической базой выступали тексты всех экспертных заключений за период с 2013 по 2019 г., размещаемые на сайте Роскомнадзора3. Исследование охватило 172 экспертных заключений. Методом контент анализа исследовались эти тексты. Исследование включало определение наиболее распространенных видов оцениваемых продуктов (кинофильм, печатная продукция, зрелищное мероприятие и т.д.) по критериям: общее количество обращений; количество выявленных нарушений.
3. Полные тексты экспертных заключений были приведены на официальном сайте Роскомназдора и находились в свободном доступе до декабря 2019 г. Далее информация о проведённых экспертизах была представлена там же в виде таблиц с указанием выводов.
12

Результаты исследования.
13 1. Подмена цели экспертизы. Важным показателем эффективности экспертизы представляется отношение количества всех проведённых экспертиз к экспертизам, по результатам которых выявлена информация, запрещённая для распространения среди детей. Нами было установлено, что в среднем в 30% экспертиз обнаруживается запрещённый для детей контент. Этот показатель существенно не меняется с 2012 г. по настоящее время. Невысокий процент запрещённой информации может свидетельствовать о формальном проведении экспертной процедуры для снятия ответственности с распространителя за занижение возрастной категории и получения им экспертного заключения как лицензии на оборот товара.
14 На протяжении изучаемого периода подавляющая часть экспертиз проводилась по инициативе распространителей, их доля варьирует от 58 до 80%. Доля экспертиз, инициируемых заинтересованной общественностью, с 2012 г. снижается от 25% в 2015-2016 гг. до 5% в 2019 г.
15 Согласно ФЗ № 436 (ст. 6, п. 1) производители и распространители продуктов вправе сами осуществлять их маркировку и устанавливать возрастную категорию, привлекая в отдельных случаях экспертов. Превалирование распространителей среди заказчиков экспертизы может указывать на желание производителя медиа избежать репутационных издержек и юридической ответственности, связанной с занижением возрастной маркировки путём получения «официального мнения», которое в сознании потребителя ассоциируется с государственной оценкой продукции.
16 Доля заказов со стороны правоохранителей за всё время не превышает 13% от числа экспертиз. Инициаторами дел, рассматриваемых правоохранителями с привлечением экспертного мнения, обычно оказываются общественники. Но если суммировать экспертизы, инициированные правоохранителями с экспертизами по инициативе общественников и общественных организаций, то на конец 2019 г. она составляет не более пятой части проведенных экспертиз.
17 2. Заказной характер результатов экспертизы. Значимым является также соотношение числа экспертиз, инициируемых тремя выделенными нами типами заказчиков: распространителями, общественниками и правоохранителями, к числу экспертиз, по результатам которых выявлена информация, запрещённая для детей. Логично предположить, что мотивом обращения распространителя за экспертизой выступает получение экспертного заключения с присвоением информационной продукции заниженной возрастной категории и уменьшение ограничений в её распространении. Так, из инициируемых распространителями экспертиз, запрещённая информация на протяжении семи лет выявляется экспертами не более чем в пятой части экспертиз. Из инициируемых правоохранителями в трети случаев выявлялась запрещённая информация, что логично, если рассматривать результаты экспертизы в качестве доказательной базы как основания привлечения к юридической ответственности. Число экспертиз, проводимых по заказам общественных организаций и инициативных граждан, по результатам которых была выявлена запрещённая для детей информация, составляет в среднем более половины случаев. При этом часто экспертиза по заказу правоохранителей предполагает обращение общественников к надзорным или судебным органам и таким образом, по сути, изначально инициирована ими. Анализ показывает, что стабильность этих долей на протяжении исследуемого периода означает существование прочной связи между мотивом заказчика и результатом экспертизы, что прямо указывает на зависимость выводов от инвестора и, в целом, девальвирует экспертную практику как средство объективной оценки, дискредитирует экспертное мнение как авторитетное и надёжное. Проблема кроется в процедуре финансирования экспертных мероприятий, на сегодняшний день допускающих финансовое давление на результаты экспертизы с целью занижения возрастного порога. Например, установление в отношении художественного фильма заниженной категории, чаще всего 12+ или 16+ вместо 18+ (запрещено для детей), означает просмотр его детьми в дневное время беспрепятственно.
18 3. Распределения выявленных нарушений по типам информационной продукции. Среди способов распространения информации или типов информационной продукции по числу выявленных нарушений к 2019 г. лидирует видеопродукция, однако по числу выявленной информации категории 18+ первое место занимают печатные издания. По сравнению с предшествующими годами чаще других видов информационной продукции экспертному анализу подвергалась видеопродукция (кинофильмы) и печатная продукция (2017 г. – 35%), а более всего за весь период нарушений выявлено в Интернет-контенте: в 2018 г - 43%; в печатной продукции – в 2017 г. – 50%.
19 В периоды с 2012 по 2016 г. чаще остальных экспертизу проводили в отношении зрелищных мероприятий (2012-2014 – 30%), печатных изданий (2015 – 34%), а к 2016 г – Интернет-контента (23%). При этом информация, запрещённая для детей, ранее выявлялась чаще в зрелищных мероприятиях (в 2012-2014 гг. – 50%), печатных изданиях (2015 – 51%) и в Интернете (2016 - 42%). Информация, распространяемая в форме видеопродукции, выходит на первое место по числу выявленных нарушений. Тенденции изменения этих вариантов долей с 2012 по 2019 г. указывают на изменение мотивации инициаторов (заказчиков) экспертизы. Полагаем, что увеличение доли видеопродукции по количеству выявленных нарушений требований к распространению говорит о её наиболее высоком потенциале по удовлетворению специфических медийных потребностей во «взрослом» контенте и о соответствующей реакции на это со стороны общественности.
20 Динамика изменения типов распространения информации, лидирующих по числу выявляющихся нарушений, указывает на повышение спроса в отношении экспертиз информационной продукции, предполагающей наиболее массовое распространение. Здесь невыполнение требований к возрастной маркировке, во-первых, легко обнаруживается, во-вторых, влечёт прекращение её распространения, имиджевые издержки и финансовые потери. Например, кинофильм по сравнению с печатной продукцией имеет несравненно большую аудиторию, наличие «взрослого» контента подтверждается в нем видеорядом с более выраженным суггестивным воздействием по сравнению с текстом, а занижение возрастной маркировки приостанавливает прокат, что оборачивается финансовыми потерями для кинокомпании.
21 4. Ошибки экспертов. Анализ текстов экспертных заключений позволил выявить распространённые ошибки формального и содержательного характера. Выявлена частота их присутствия в текстах заключений в процентном отношении к количеству экспертиз за период.
22 4.1. Использование спорной, ненаучной терминологии, демонстрирующей скорее личную позицию эксперта, чем оценку вероятности причинения вреда. Эта ошибка чаще, чем в иные периоды, фиксируется в 2016 г. - в 8% экспертных заключений, в 2018 – в 2% и в 2019 – в 6%.
23 4.2. Прямое игнорирование вредного контента обнаружено в 5% заключений в 2018 г., в 2016 г. – в 4 % и 2017 г - в 2%. Например, наличие нецензурных слов и эвфемизмов – цензурных аналогов бранных слов не повлияло на вывод эксперта об отсутствии в текстах песен запрещённой для детей информации. Продукции экспертом присвоена категория 16+, в другом случае – 12+. Заказчиком экспертизы в данном случае был распространитель.
24 4.3. Поверхностный анализ – наиболее распространённая ошибка. Она выявлена в 30% экспертиз, проведённых в 2015 г., в 12% – 2017 г., в 4% – в 2016 г. и в 5% – в 2018 г. Представляется, что степень эластичности категорий, позволяющих эксперту допустить наличие вредного контента в информационной продукции для данной возрастной маркировки, явившихся единицами счёта, повлияла на распространённость этой ошибки. Так, «оправданный сюжетом и жанром», «побудительный», «возбуждающий», «дискредитирующий» характер информации, «пропаганда», «кратковременность» и «эпизодичность» являются наиболее эластичными категориями и именно их использование чаще всего порождает нестрогость экспертизы или, напротив, жесткость выводов.
25 4.4. Логическая ошибка была обнаружена только в 2 % текстов за 2019 г. Например, при оценке издания эротического характера, имеющего маркировку 18+, делается парадоксальный вывод об отсутствии информации, запрещённой для детей.
26

Выводы.
27 Качество экспертизы зависит от обоюдной ответственности власти и экспертного сообщества [Сунгуров, 2015], её отсутствие ведёт к низкому качеству экспертизы и к имитации экспертной деятельности [Косолапов, 2003]. Экспертиза информационной продукции часто становится средством «преодоления» законодательных барьеров распространения информации, методом снятия ответственности, поскольку эксперт не «наследует» ответственность, не перенимает её от распространителя, если тот выступает ее заказчиком. На сегодняшний день не предполагается иной ответственности эксперта, кроме лишения аккредитации, например, в случае необоснованного превышения сферы его компетенции, оценки фактов, не относящихся к трём вышеназванным вопросам экспертизы. В некотором смысле, экспертная деятельность подобного рода паразитирует на законодательных требованиях к обороту информации. Инвестирование заказчиком экспертной деятельности представляется подобным страхованию ответственности в мире случайности и риска [Giddens, 1991].
28 Поскольку именно авторитетное сообщество должно «поставлять» экспертов, возникает вопрос: может ли эксперт вообще быть назначаемым ведомством? Или оценку медиапродуктов вполне можно доверить общественными комиссиям, комитетам по классификации и комиссиям по жалобам, как это сделано в некоторых странах [Ефимова, 2019]? Коллизии, заложенные в дизайне этого вида экспертизы законодателем, проявляются в отсутствии «контроля со стороны самого экспертного сообщества или государства как основного потребителя», «фиктивности данного института в целом» [Крашенинникова, 2019: 102] и имитации социального контроля.
29 Возложение финансирования экспертных мероприятий на гражданское общество представляется отстранением государства от обеспечения безопасности. Конечная цель данного типа экспертизы есть реализация интересов неопределённого круга детей, то есть публичные интересы, и потому логически неверно возлагать ответственность и имущественное бремя за их реализацию на заказчиков экспертизы. Отсутствие механизма проверки качества экспертиз как на уровне государственного регулятора, так и саморегулирования создает благоприятную почву для злоупотреблений полномочиями при подготовке заключения, имеющего существенные правовые последствия. В итоге не соблюдаются нормативные требования о беспристрастности и независимости экспертизы.
30 В целом, проблемы экспертной практики концентрируются вокруг двух аспектов: 1) ошибочность правил финансирования экспертных мероприятий; 2) отсутствие механизмов контроля качества. Относительно второго аспекта на сегодняшний день выделяются два контроля качества: предварительный – на уровне отбора (аккредитации) экспертов, и последующий - в форме оспаривания результатов экспертизы в судебном порядке и повторной экспертизы. Очевидна недостаточность этих мер. Представляется, что направлением решения этих проблем может стать, во-первых, сбалансированное управление финансированием экспертных мероприятий с привлечением средств государства; во-вторых, установление обязательных правил корпоративной ответственности в форме саморегулирования в целях, в том числе, создания единых площадок коммуникаций, выработки общей теоретической базы знаний, единых позиций, и, разумеется, критической оценки коллегами текстов заключений. Экспертиза, понимаемая как составляющая фильтрации медиаконтента в случае конструктивной оптимизации, способна стать эффективным инструментом управления информационной безопасностью детства.

Библиография

1. Ефимова Л.В. Правовое регулирование информационной безопасности детей в Великобритании // Право и государство: теория и практика. 2019. № 11. С. 121–131.

2. Косолапов Н.А. Политика, экспертиза, общество: узлы взаимозависимости // Pro et Contra. 2003. № 2. С.18-31.

3. Крашенинникова Ю.А. Дети и страхи в массмедиа // Отечественные записки. 2013. № 2 (53). С. 191–200.

4. Крашенинникова Ю.А. Проблемы обеспечения качества экспертной деятельности (на материале экспертизы информационной продукции в РФ) // Отечественные записки. 2019. № 3 (123). С. 87–103.

5. Сунгуров А.Ю. Экспертные сообщества и власть: модели взаимодействия, основные функции и условия их реализации // Политическая наука. 2015. № 3. С. 53–70.

6. Филиппов А.Ф. Участь эксперта // Отечественные записки. 2003. №1. С. 7–15.

7. Dalton D., Schubert C. When Classification Becomes Censorship // Griffith Law Review. 2011. №20. P. 31–66. DOI: 10.1080/10383441.2011.10854690

8. Drushel B. Of Letters and Lists: How the MPAA Puts Films Recommended for LGBTQ Adolescents Out of Reach // Journal of Homosexuality. 2020. № 67. P. 174–188. DOI: 10.1080/00918369.2018.1528072

9. Giddens A. Fate, Risk and Security. In: A. Giddens. Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age // Cambridge: Polity Press. 1991. No 5. P. 107–134.

10. Leone R., Barowski L. MPAA Ratings Creep // Journal of Children and Media. 2011. №5. P. 53–68. DOI: 10.1080 / 17482798.2011.533488

11. Newell J., Blevins J., Bugeja M. Tragedies of the Broadcast Commons: Consumer Perspectives on the Ethics of Product Placement and Video News Releases // Journal of Mass Media Ethics. 2009. No. 24. P. 201–219. DOI: 10.1080/08900520903321025.

12. Price J., Palsson C., Gentile D. What Matters in Movie Ratings? Cross-country Differences in how Content Influences Mature Movie Ratings // Journal of Children and Media. 2014. No. 8. P. 240–252. DOI: 10.1080/17482798.2014.880359

13. Staksrud E., Milosevic T. Adolescents and children in global media landscape: from risks to rights // Annals of the International Communication Association. 2017. No. 41. P. 235–241. DOI: 10.1080/23808985.2017.1387503

14. Vaala S., Bleakley A., Castonguay J., Jordan A. Parents’ Use of the V-Chip and Perceptions of Television Ratings: The Role of Family Characteristics and the Home Media Environment // Journal of Broadcasting & Electronic Media. 2017 No. 61. P. 518–537. DOI: 10.1080/08838151.2017.1344668.

15. Varava K., Quick B. Adolescents and Movie Ratings: Is Psychological Reactance a Theoretical Explanation for the Forbidden Fruit Effect // Journal of Broadcasting & Electronic Media. 2015. No. 59. P. 149–168. DOI: 10.1080 / 08838151.2014.998224.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести