- Код статьи
- S013216250014117-1-1
- DOI
- 10.31857/S013216250014117-1
- Тип публикации
- Статья
- Статус публикации
- Опубликовано
- Авторы
- Том/ Выпуск
- Том / Номер 5
- Страницы
- 58-69
- Аннотация
Необходимость развития теоретического наследия А.Г. Харчева предопределила цель статьи. В основу взято утверждение Э. Черлина о различии между эволюционными и трансформационными изменениями института брака как альтернативы рассуждениям о деинституциализации. Девиации (практики и установки) рассматриваются в качестве свидетельств трансформации, а вариации – эволюции института брака. Гипотетический набор девиаций и вариаций нормативного брачного поведения и нормативных брачных установок представлен исходя из возможности оценить их распространенность на эмпирическом уровне. Анализировались подвыборки мужей и жен (RLMS–HSE 2002, 2003, 2009 и 2019), мужчин и женщин (RLMS–HSE 1994, 2000, 2009, 2019, ESS–2018, ВНДН-2019), а также данные статистики и работ коллег. В качестве девиаций выделены разводы, добрачные сексуальные связи и установки на их допустимость, внебрачные зачатия, установки жен на симметричное распределение ролей, участие мужей в принятии семейных решений. Вариациями можно считать сводные семьи, бездетность в браке, установки на допустимость внебрачного секса и возможность усыновления детей однополыми парами, сожительства до брака или вместо брака без детей, внебрачные рождения (ребенок регистрируется только матерью), сожительства биологических родителей, т.е. хрупкие семьи. Показана тенденция уменьшения доли состоящих в браке со средним образованием в сравнении с имеющими высшее образование не только среди мужчин, но и женщин. Установлено, что по ряду индикаторов более благополучны женатые мужчины и замужние женщины в сравнении с представителями других брачных статусов, особенно в пожилом возрасте.
- Ключевые слова
- брак, институт, эволюция, трансформация, вариация, девиация, супруги, дети, пол, возраст, роли, благополучие
- Дата публикации
- 28.06.2021
- Год выхода
- 2021
- Всего подписок
- 6
- Всего просмотров
- 105
Введение.
Как подчеркивал А.Г. Харчев: «Социальное содержание брака неоднородно по своему характеру: оно включает в себя как экономическую, так и психологическую стороны. Экономические отношения между супругами первоначально были следствием половозрастного разделения труда и имели характер взаимопомощи в обеспечении детей и престарелых родственников… В свою очередь психологическая сторона брака состоит в любви, доверии и общности индивидуального существования…» [Харчев, 1979: 48].
«Современная революция в браке и семейной жизни – это то, что историки иногда называют сверх детерминированным феноменом – нечто такое, что имеет так много отдельных причин и аспектов, что исключение одного, двух или даже нескольких из них не обратило бы развитие этого феномена вспять» [Coontz, 2004: 974]. Как отметил Э. Черлин в работе, посвященной пятидесятилетию издания книги В. Гуда [Goode, 1963], «тот факт, что ведущий ученый в области социологии семьи сделал ряд предсказаний, которые во многих отношениях оказались неверными говорит о том, насколько трудно социологам предсказать будущее семьи» [Cherlin, 2012: 600]. Возможно, именно поэтому Харчевым делались осторожные прогнозы в отношении будущего семьи и брака [Харчев, 1979: 332–363].
Одним из ключевых факторов развития института брака наряду с изменением законодательства о разводах, распространения средств контрацепции, либерализации сексуальной морали и развития новых репродуктивных технологий стал процесс универсализации социальный ролей мужчин и женщин в России в период индустриализации и в постиндустриальный период в западных странах. Влияние меняющегося социального статуса женщин на институт брака анализировалось российскими социологами семьи уже во второй половине ХХ в., задолго до внедрения в российскую науку калек «гендер» и «гендерные роли» (см. напр.: [Харчев, 1972]).
Анализ развития института брака А.Г. Харчевым впоследствии дополнялся теоретически и на основе новых эмпирических данных1 (например, Мацковский, 1989; Голод, 1998; Михеева, 2001 и др.). Ряд работ посвящен этноконфессиональным аспектам современного брака [Магомедов, 1999; Бурханова, 2004; Верещагина, 2009 и др.].
В России, согласно Семейному кодексу, признается брак, заключенный только между мужчиной и женщиной в органах записи актов гражданского состояния2. В других странах браком может считаться однополый юридический союз, либо сожительство с разным набором прав и обязанностей партнеров. В разных культурах, в том числе в российской, нормативные модели брачного поведения несколько отличались, например, допускались не только моногамные, но и полигамные союзы. Нормативная, консервативная модель брачного поведения и установок предполагает добрачное ухаживание, одобрение брачного выбора родителями будущих супругов, сексуальные отношения только в браке, недопустимость внебрачных сексуальных связей, один брак на всю жизнь (за отдельными исключениями), рождение детей в браке, главенство старших и мужчин.
В качестве теоретической основы для анализа развития института брака принимается утверждение о «различии между эволюционными и трансформационными изменениями института брака как альтернативы рассуждениям о деинституциализации» [Cherlin, 2020: 66].
Девиации брачного поведения и установок можно рассматривать как свидетельства трансформации, а вариации – эволюции института брака. В свою очередь «различие между вариациями и девиациями состоит в том, что вариации – это случайные отклонения от основной тенденции (моды или медианы), а девиации – систематические» [White, Klein, 2008: 132]. Девиации в отличие от вариаций являются источником социальных изменений, новые практики поведения имеют тенденцию к увеличению и становятся нормой. О вариациях или девиациях можно судить, основываясь на тенденциях и степени распространенности определенных практик или установок. Очевидно, что в разных странах и регионах РФ оценка определенной практики как девиации или вариации может отличаться.
Девиации.
Гипотетически девиациями можно считать разводы, сексуальные отношения до брака и установки на их допустимость, добрачные зачатия (дети рождаются в течение девяти месяцев после регистрации брака), новые практики распределения супружеских и родительских ролей в браках в сравнении с советским периодом.
Девиацией являются разводы. Россия в 2019 г. занимала первое место по показателю разводов в сравнении со странами, данные о которых приводит Евростат3 и Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР)4. Значительны межрегиональные различия. Наивысший показатель разводов в Северо-Западном, Уральском и Дальневосточном ФО РФ (4.6), а наименьший – в Северо-Кавказском ФО (2.1)5. Можно считать, что в отдельных регионах разводы пока не являются девиацией.
4. SF3.1: Marriage and divorce rates. 2017 // OECD Family Database [online]. URL: >>>> (дата обращения: 20.01.2021).
5. Приложение к Демографическому ежегоднику России 2019 (информация в разрезе субъектов Российской Федерации). Прил. 3. URL: >>>> (дата обращения: 20.01.2021).
Сексуальные отношения до брака, причем не только с будущим супругом, стали нормой. Уходят в прошлое и двойные стандарты в сексуальной сфере, о чем, в частности, свидетельствуют исследования студентов под руководством автора в Москве и Ставрополе (2018, 2019 гг.).
В 2002 г. разработаны данные переписи населения, согласно которым в этом году более половины детей (54%) рождены в результате внебрачного зачатия, причем 25% – в первые девять месяцев брака, остальные 39% – вне брака [Тольц, 2020]. Согласно данным за 2012 г., т.е. через десятилетие, лишь немногим меньшая доля (23%) всех рождений появилась в первые девять месяцев брака [Чурилова, Чумарина, 2014: 45]. Становится нормативным сожительствовать и, узнав о беременности, заключать брак в этой связи. Возможно, такая девиация будет распространяться и в дальнейшем, в том числе среди образованных жителей, о чем, в частности, свидетельствует увеличение доли студентов Москвы и Ставрополя с 2005–2007 гг. по 2018–2019 гг., которые планируют сожительствовать [Гурко и др., 2019: 74–75].
Каковы индикаторы процесса универсализации супружеских и родительских ролей в браке? Такую динамику позволяет определить анализ установок на распределение супружеских ролей мужей и жен в разных возрастных группах по имеющимся переменным в базах данных RLMS-HSE6. С консервативным распределением ролей мужья согласны независимо от возраста, доля же жен-консерваторов уменьшается в младших возрастах (рис. 1). Причем даже среди молодых супругов с высшим образованием почти в два раза больше мужей консерваторов, нежели жен.
Рис. 1. Супруги полностью согласны или согласны с суждением: «Дело мужа – зарабатывать деньги, а дело жены – присматривать за домом и детьми», RLMS-HSE, 2003, (N=3788, %)
Примерно в два раза больше мужей нежели жен придерживались патриархатной нормы о главенстве мужа в семье: «Муж должен нести ответственность за семью, быть её главой, а жена – быть покорной мужу». Среди младшего поколения супругов соответственно 32% мужей и только 14% жен (2003). Такое расхождение ролевых ожиданий провоцирует потенциальный базовый конфликт.
Рис. 2. Супруги «сильно влияют» на принятие решений о крупных покупках (товарах длительного пользования, автомобиле) в зависимости от возраста, RLMS-HSE, 2009, (N=3965, %)
Анализ поведения супругов в разных сферах принятия решений по ответам мужей и жен, принадлежащих к разным возрастным группам (2009), свидетельствует, что молодые мужья более активно участвуют в принятии семейных решений нежели мужья в старших возрастных группах, т.е. такую практику можно считать девиацией. Особенно наглядны различия в таких сферах, как принятие решений о крупных покупках (рис. 2), сбережениях, куда и сколько денег вложить, а также о проведении свободного времени, выходных, отпуска. Доминировавший в советское время матриархатный тип принятия решений в условиях социалистической экономики, когда оба супруга имели примерно равную зарплату, трансформируется в условиях рыночной экономики. И установленные различия не возрастные или зависящие от стажа брака, а именно поколенческие.
Различия по полу по-прежнему существенны при принятии решений о повседневных покупках (9% мужей и 40% жен оказывают сильное влияние), сбережениях, куда и сколько денег вложить (соответственно 19 и 32%), об образовании детей (9 и 19%) и на принятие решения, когда речь идет о занятости и часах работы членов семьи (6 и 12%). Больше мужей с высшим образованием оказывают сильное влияние на принятие семейных решений в сравнении с мужьями со средним образованием. Так, 35% их влияют на решение о крупных покупках (18% мужей, имеющих среднее образование), 29% – на решение куда и сколько денег вложить (соответственно 16%), об образовании детей – 15% (7%), о проведении свободного времени, выходных, отпуска – 18% (9%). Среди жен различия в сферах принятия решений по уровню образования незначительны.
Процесс универсализации родительских ролей в браке [Гурко, 2008], включая наметившиеся девиации (вовлеченное отцовство, использование услуг нянь и гувернанток и т.д.), в данной статье не рассматривается по причине недостатка надежных данных.
Вариации нормативного брачного поведения и установок.
Вариации нормативного брачного поведения и установок – это такие практики и установки, тенденции широкого распространения которых пока не зафиксированы. Гипотетически это семьи, основанные на повторных браках (сводные), бездетность в браке, установки на внебрачные сексуальные отношения и возможность усыновления детей однополыми парами, сожительства до брака или вместо брака без детей, внебрачные рождения (ребенок регистрируется только матерью), сожительства биологических родителей, т.е. хрупкие семьи.
Согласно данным RLMS-HSE, в 2009 г. 10% отцов и 8% матерей, имеющих несовершеннолетних детей, состояли в повторном браке, а в 2019 г. – 11% и матерей, и отцов. Сводные семейные структуры пока скорее вариация. Их доля невелика, а нормы, регулирующие отношения в сводных семьях между детьми и отчимами/мачехами, а также между сводными братьями и сестрами пока не устоялись. О сложности отношений в сводных семьях свидетельствуют специальные исследования [Шевченко, 2016].
В сравнении со многими развитыми странами показатель бездетности женщин 40–44 лет в РФ, по данным по данным RLMS-HSE, 2010, невелик – 9%. Наиболее высок этот показатель в 2010 г., по данным ОЭСР, в Австрии, Испании (22%), в Финляндии, Соединенном Королевстве (20%), в Канаде (19%), а наименьший в Турции (5%), Словении, Чехии, Корее (7%)7. Доля женщин и мужчин в РФ в возрасте 50 лет и старше, состоящих в браке и не имеющих родных детей или официально усыновленных, незначительно снизилась. В 2004 г. 6% жен и 5% мужей, в 2009 – соответственно 4% жен и мужей, в 2019 – только 3,8% жен и 4% мужей никогда не имели детей.
Рис. 3. Мужья и жены считают, что «секс вне брака допустим всегда», RLMS-HSE, 2003, (N=3788, %)
Мнения о том, что секс вне брака допустим всегда придерживается больше молодых мужей и жен, в пожилом же возрасте сторонников внебрачного секса более чем в два раза меньше (рис. 3). Уровень образования не связан с одобрением внебрачного секса мужьями, но больше жен с высшим образованием допускают секс вне брака в сравнении с женами других образовательных групп. Новых данных о распространенности сексуальных отношений вне брака мужей и жен в России практически нет (прежде такие сведения получали в КВД).
Рис. 4. Согласились с утверждением: «Однополые пары должны иметь такие же права усыновлять детей, как и традиционные семейные пары», ESS-2018, (N по европейским странам = 47086, N в России = 2416, %)
Согласно ESS-2018 наиболее консервативны в отношении возможности усыновления детей однополыми парами жители Литвы (6%), России (8%), Сербии (11%), Македонии (11%), Болгарии (11%), Словакии (12%), Кипра (15%), а более либеральны жители Нидерландов (80%), Испании (79%), Швеции (75%), Норвегии (74%), Бельгии (69%), Германии (67%)8.
В России и мужчины, и женщины в равной мере консервативны (рис. 4). Практически нет различий между имеющими и не имеющими детей (5 и 9%). По возрасту (V=0,205) наиболее либеральны молодые граждане и имеющие степень бакалавра. Более либерально настроены не граждане России (20%) в сравнении с гражданами (8%).
По данным Европейского социального исследования-2018, из числа (N=584) проживающих с партнером в возрасте 25–49 лет, 14% мужчин и 11% женщин считали себя сожителями. Согласно RLMS-HSE, 2019, в той же возрастной группе (N=4050) сожительствовали 10% мужчин и 6% женщин. По данным ВНДН–2019,9 в этих возрастах (N=45610) – 9% мужчин и 8% женщин. Т.е. доля сожителей схожа по разным базам данных. В отличие от многих развитых стран, где сожительства становятся альтернативой браку, в РФ это скорее вариация.
Доля детей, зарегистрированных обоими биологическими родителями, не состоящими в браке, увеличивалась в России и составляла 4% от числа родившихся (41% от числа внебрачных рождений) в 1970 г. и соответственно 11% (51%) – в 2018 г. [Демографический..., 2019: 67]. Обычно такие партнеры сначала сожительствуют, затем узнают о беременности и продолжают сожительствовать без регистрации брака (хрупкие семьи). Такую практику можно считать вариацией. Судя по зарубежным данным так чаще поступают партнеры не имеющие образования и высокого социального статуса. Брак как экономический институт для них не представляет ценности. В России внебрачные рождения без признания отцовства также «чаще распространены среди женщин с низким уровнем образования» [Чурилова, Чумарина, 2004].
Брачный статус и уровень образования.
По данным исследовательского Центра Пью (Pew Research Center), в США уменьшается доля состоящих в браке среди жителей не имеющих высшего образования с 1990 г., правда не приводятся данные по полу [Parker, Stepler, 2017]. Для анализа динамики брачного статуса по уровню образования в РФ использованы подвыборки (25–49 лет) данных РМЭЗ разных лет (рис. 5).
Рис. 5. Динамика состояния в браке мужчин и женщин 25–49 лет по уровню образования, RLMS-HSE, 1994–2019, (%)
В РФ тенденция сокращения доли мужчин со средним образованием состоящих в браке проявилась позднее развитых стран по мере становления постиндустриального общества. Деиндустриализация, сокращение стабильных рабочих мест для мужчин без специального образования не способствует их уверенности в создании материальной основы брака. Различие брачного статуса по уровню образования с 2019 г. увеличивается и среди женщин (рис. 5).
В современных условиях, по мнению западных коллег: «Пары с высокими доходами и высоким уровнем образования имеют наибольшие стимулы для поддержания долгосрочных брачных отношений с целью материальных и нематериальных инвестиций в детей» [Lundberg, Pollak, 2015: 30].
Преимущества состоящих в браке.
Результаты анализа данных RLMS-HSE, 2019 свидетельствуют, что больше мужчин и женщин, состоящих в браке, удовлетворены жизнью и меньше курят в сравнении с сожителями и разведенными. Больше состоящих в браке оценивают здоровье как очень хорошее и хорошее в сравнении с сожительствующими женщинами и разведенными мужчинами того же возраста (рис. 6).
Рис. 6. Отдельные индикаторы благополучия мужчин и женщин 25–49 лет в зависимости от брачного статуса, RLMS-HSE, 2019 (N=4050, %)
Различаются ли супружеские взаимоотношения различных возрастных групп? По данным RLMS-HSE, 2002, испытывают отрицательные переживания «часто или постоянно» (общий балл 11–21) из-за поведения супруга/ги, которые «ведут себя сердито и агрессивно по отношению к ним», «усложняют их жизнь», «показывают им, что он/она (ей/ему) неприятны», «заставляют их чувствовать, что они нежеланны», «действуют им на нервы», «критикуют их», «оскорбляют их» преимущественно мужья и жены средней возрастной группы от 36 до 64 лет (около 50% независимо от пола) и около 35% в младшей и старшей возрастных группах супругов.
Получают «часто или постоянно» (общий балл 23–24) психологическую поддержку со стороны супруга/ги («поддерживает и успокаивает вас, когда вы в этом нуждаетесь», «показывает, что (она/он) заботится о вас как о человеке», «даёт вам полезную информацию или совет, когда вы в них нуждаетесь», «слушает вас, когда вам необходимо поговорить о вещах, имеющих для вас особое значение», «говорит вам вещи, которые укрепляют вашу уверенность в себе», «понимает ваш образ мыслей», «оказывает вам непосредственную помощь, т.е. делает для вас или даёт то, что вам необходимо», «даёт вам почувствовать, что вы можете положиться на (неё/него)») в среднем 50% мужей и 41% жен. Несколько больше (62% мужей и 53% жен) в возрасте 65 лет и старше получают психологическую поддержку со стороны супруга/ги, что свидетельствует о значимости супружества в пожилом возрасте и для благополучия мужчин, и женщин.
Вместо заключения.
Процесс универсализации социальных ролей мужчин и женщин длителен и сопряжен как с расхождением установок и практик в отношении семейных ролей, так и с различием установок представителей разных поколений, а также мужей и жен. Анализ данных RLMS-HSE свидетельствует, что почти в два раза меньше образованных молодых жен в сравнении с образованными мужьями ориентированы на консервативное распределение супружеских ролей, что является потенциальным источником базового конфликта в браках.
Проблемой может быть также расхождение установок и практик по поводу принятия семейных решений. В два раза больше мужей в сравнении с женами считают, что «муж должен нести ответственность за семью, быть её главой». На практике лишь часть молодых образованных мужей влияют на принятие решений в разных сферах семейной жизни.
Спустя более полувека после исследований А.Г. Харчевым социальной сущности брака, стало понятно, что происходит не только разделение институтов брака и родительства, но и экономической (одно домохозяйство, совместный бюджет) и психологической составляющих супружества. В статье в качестве вариаций нормативного поведения не рассматривались отношения «вместе-порознь» двух типов. Причинами первого типа (LAT-Living Apart Together) отношений. т.е. раздельного проживания супругов при наличии духовной и психологической близости может быть специфика профессиональной деятельности, отъезд в связи с получением образования или работой в другом городе/стране (что приводит, в том числе, к формированию межстрановых семей), необходимость ухода за родственниками, отбывание наказания одним из супругов и др. В России такие браки называют в быту гостевыми.
О противоположном варианте образа жизни супругов (LTA-Living Together Apart) в США данные получены при исследовании низкодоходных домохозяйств, во Франции – со средним уровнем [Martin et al., 2011]. Один из типичных вариантов – мужья теряют постоянный доход, особенно в периоды экономических спадов и рассматриваются членами семьи как «балласт» поскольку роль мужа-добытчика остается нормативом. Матери хотят сохранить ребенку отца и поэтому «терпят» его пребывание в доме. В России такие отношения распространены давно, в том числе из-за проблем с разменом жилья, экономической перестройки 1990-х гг., но не изучались.
При изучении влияния пандемии на брачно-семейные отношения за рубежом особое внимание уделяется реакции членов семей на неожидаемые изменения в таких областях, как домашнее обучение, экономический спад и безработица, а также психическое здоровье [Lian, Yoon, 2020: 337]. Уменьшение доходов, вынужденное пребывание дома, интенсивное общение между членами семьи провоцируют напряженность в отношениях. Отмечается возросшая нагрузка на женщин по уходу за членами семьи, которые стали много времени проводить дома [Kim, Zulueta, 2020; Lebow, 2020]. В РФ репрезентативных данных о воздействии пандемии в качестве нового стрессора, создающего нестабильность и неопределенность, на разные типы семей пока нет.
Анализ данных репрезентативных исследований, статистики позволяет утверждать, что разводы, сексуальные отношения до брака, добрачные зачатия, установки жен на симметричное распределение ролей, новые практики участия мужей в принятии семейных решений можно считать индикаторами девиаций, т.е. свидетельствами трансформации института брака. Основные индикаторы вариаций, т.е. эволюции института брака: сводные семьи, бездетность в браке, установки на внебрачный секс и возможность усыновления детей однополыми парами, сожительства до брака или вместо брака без детей, внебрачные рождения, сожительства биологических родителей, т.е. хрупкие семьи. Институт брака, по крайней мере в России, развивается и нет оснований утверждать, что в начале XXI в. происходит его деинституциализация.
Библиография
- 1. Бурханова Ф.Б. Современный брак в Башкортостане. Уфа. РИО БашГУ, 2004.
- 2. Верещагина А. В. Трансформация института семьи и демографические процессы в российском обществе: автореферат дис. ... доктора социологических наук. Ростов-на-Дону, 2009.
- 3. Голод С.И. Семья и брак: историко-социологический анализ. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998.
- 4. Гурко Т.А. Брак и родительство в России. М.: Институт социологии РАН, 2008.
- 5. Гурко Т.А., Орлянский С.А., Тарченко В.С. Поведение и установки студентов в частной сфере // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки. 2019. № 4. С. 67–78. DOI 10.24412/1811-5942-2019-456-67-78
- 6. Демографический ежегодник, 2019: Стат.сб. / Росстат. М., 2019.
- 7. Магомедов А.А. Семья на Северном Кавказе. Ставрополь: СГУ, 1999.
- 8. Мацковский М.С. Социология семьи. Проблемы теории, методологии и методики / Отв. ред. Г. С. Батыгин. М.: Наука,1989.
- 9. Михеева А.Р. Брак, семья, родительство: социологические и демографические аспекты. Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001.
- 10. Тольц М. О влиянии брачного статуса на рождаемость // Демоскоп. 2020. № 871-872. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2020/0871/nauka03.php (дата обращения: 10.10.2020).
- 11. Чурилова Е.В., Чумарина В.Ж. Внебрачные рождения и добрачные зачатия в России: осознанное решение родителей? // Вопросы статистики. 2014. № 7. С. 43–49.
- 12. Харчев А.Г. (отв. ред.) Динамика изменения положения женщины и семья. XII Международный семинар по исследованию семьи. М.: ИКСИ АН СССР, ССА, 1972.
- 13. Харчев А.Г. Брак и семья в СССР. 2-е изд. М.: Мысль, 1979.
- 14. Шевченко И.О. Сводные семьи: отношения и проблемы // Вестник РГГУ. Серия: философия, социология, искусствоведение. 2016. № 4 (6). С. 61–68.
- 15. Cherlin A.J. Goode's World Revolution and Family Patterns: A Reconsideration at Fifty Years. Population and Development Review. 2012. Vol. 38 No. 4. P. 577–607. doi: 10.1111/j.1728–4457
- 16. Cherlin A.J. Degrees of Change: An Assessment of the Deinstitutionalization of Marriage Thesis. Journal of Marriage and Family. 2020. Vol. 82. No. 1. P. 62–80. DOI:10.1111/jomf.12605
- 17. Coontz S. The World Historical Transformation of Marriage. Journal of Marriage and Family. 2004. Vol. 66. No. 4. P. 974–979. doi.org/10.1111/j.0022-2445.2004.00067.x
- 18. Goode W.J. World Revolution and Family Patterns. New York: The Free Press, 1963.
- 19. Hochschild A.R. Emotion Work, Feeling Rules, and Social Structure. American Journal of Sociology. 1979. Vol. 85. No. 3. P. 551–575.
- 20. Kim A.J., Zulueta J.O. Japanese Families and COVID-19: “Self-Restraint”, Confined Living Spaces, and Enhanced Interactions. Journal of Comparative Family Studies. 2020. Vol. 51. No. 3-4. P. 360–368. https://doi.org/10.3138/jcfs.51.3-4.011
- 21. Lebow J.L. Family in the Age of COVID-19. Family process. 2020. Vol. 59. No. 2. P. 309–312. https://doi.org/10.1111/famp.12543
- 22. Lian B., Yoon S. Burdens, Resilience, and Mutual Support: A Comparative Study of Families in China and South Korea Amid the COVID-19 Pandemic. Journal of Comparative Family Studies. 2020. Vol. 51. No. 3-4. P. 337–346. https://doi.org/10.3138/jcfs.51.3-4.009
- 23. Lundberg S., Pollak R.A. The Evolving Role of Marriage: 1950–2010 // The Future of Children. Marriage and child wellbeing revisited. 2015. Vol. 25. No. 2. P. 29–50.
- 24. Martin C., Cherlin A., Cross-Barnet C. Living Together Apart in France and the United States. Population (English version). 2011. Vol. 66. No. 3-4. P. 561–581. doi: 10.1353/pop.2011.0025.
- 25. Parker K., Stepler R. As U.S. Marriage Rate Hovers at 50%, Education Gap in Marital Status Widens // Pew Research Center. 2017. September 14. URL: https://www.pewresearch.org/fact-tank/2017/09/14/as-u-s-marriage-rate-hovers-at-50-education-gap-in-marital-status-widens/ (дата обращения: 12.11.20).
- 26. Parsons T. The American Family: Its Relations to Personality and to the Social Structure // Family, Socialization, and Interaction Process / Eds. Talcott Parsons and Robert F. Bales. Glencoe, IL: Free Press, 1955.
- 27. White J.M., Klein D. M. Family theories (3rd ed.). Thousand Oaks, CA: Sage, 2008.