Везде
Постмарксизм в социологии. Часть II
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Постмарксизм в социологии. Часть II
Аннотация
Код статьи
S013216250014311-5-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Павлов Александр Владимирович 
Должность: профессор; ведущий научный сотрудник, руководитель сектора социальной философии
Аффилиация:
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Институт философии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 5
Страницы
129-138
Аннотация

Автор отмечает, что с крахом коммунизма разные марксисты начинают по-своему концептуализировать термин. При этом две тенденции использования понятия (самоописание и обвинение в «ревизионизме»), берущие начало в 1980-х годах, сохранялись до конца 1990-х, когда понятие стало аналитически важным для социологии и утратило негативные коннотации. Отмечается, что академические работы по постмарксизму 2000-2010-х годов можно разделить на две категории. В рамках первой исследователи пытаются самостоятельно теоретизировать понятие, в рамках второй ученые пробуют на основании выделенных критериев описать постмарксизм как социологическую «традицию», генеалогию которой авторы усматривают в теориях Розы Люксембург, Корнелиуса Касториадиса, но чаще всего – в книге Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф «Гегемония и социалистическая стратегия». Среди социологов не сложился консенсус в отношении использования понятия «постмарксизм». Например, социолог Оливер Харрисон считает, что решать, кто является постмарксистом, необходимо в каждом конкретном случае. Автор статьи приходит к выводу, что сегодня почти любого теоретика, работающего в парадигме марксистской социологии, можно назвать постмарксистом, тем более что даже среди радикальных мыслителей, кажется, есть понимание, что марксизм и постмарксизм невозможно разделить. В конце концов, постмарксизм остается марксизмом.

Ключевые слова
теоретическая социология, марксизм, постмарксизм, эксмарксизм, капитализм, практическая философия
Классификатор
Получено
25.05.2021
Дата публикации
28.06.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
52
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1

Распространение термина.

2 К началу 1990-х термин «постмарксизм» приобрел в социологии популярность в связи с историческими событиями, на которые приходилось реагировать всем тем, кто занимался общественными проблемами. Разные авторы употребляли слово «постмарксизм» в разных контекстах – кто-то со ссылкой на Лаклау и Муфф, кто-то концептуализировал его самостоятельно, без опоры на какую-либо социологическую традицию. Так, социолог Андрец Горц, в начале 1980-х «простившийся с рабочим классом» как главным субъектом коллективного социального действия, в 1988 г. использовал термин «состояние постмарксистского человека». Хотя идея была изложена Горцем намеренно путанным языком, ее смысл предельно прост: не существует исторической необходимости, которая бы навязывала людям (не пролетариату) революцию; этика и политика автономны, и каждый (постмарксистский) человек должен без какой-либо социальной основы и классового интереса обнаружить в себе цель, способную спасти труд [Gorz, 1989: 96]1.
1. Или, например, представитель югославской школы «Праксис», сложившейся во второй половине ХХ в. вокруг одноименного журнала и долгое время символизировавшей критический марксизм восточноевропейского региона (наиболее яркие участники школы, работающие не только как философы, но и как социологи – Гайо Петрович, Михайло Маркович, Руди Супек и др. опирались на сочинения раннего Маркса) в том числе в англоязычной среде, Светозар Стоянович в 1990 г. на страницах журнала «Вопросы философии» рассуждал о том, что «радикальный марксистский ревизионизм рано или поздно должен был превратиться в постмарксизм, делалось ли это сознательно или же происходило de facto. Разумеется, на постмарксизм оказывает значительное влияние марксизм […] Постмарксизм – теоретическая и политическая ориентация, черпающая идеи не исключительно из ревизионистского марксизма, но также из многих других традиций» [Стоянович, 1990: 147]. То, что имеет в виду Стоянович, может быть отнесено к другой социологической школе восточноевропейского критического марксизма, также связанной с постмарксизмом. В Венгрии под влиянием позднего Дьёрдя Лукача сложилась течение марксизма, - «Будапештская школа». К его авторам относят разных социологов, в том числе Яноша Киша и Дьердя Бенце, написавших в 1979 г. под псевдонимом Марк Раковский на английском языке книгу «К восточноевропейскому марксизму» [Rakovski, 1978]. Наиболее известными мыслителями направления стали диссиденты Ференц Фехер и Агнеш Хеллер (они супруги; иногда писали в соавторстве), Дьёрдь Маркуш и Иштван Месарош. К началу 1980-х годов начинается «второй этап деятельности мыслителей будапештской школы», который «открывает главу постмарксизма» [Tosel, 2008b: 169]. Имя Хеллер встречается в книгах о постмарксизме чаще других [Torney, Townshend, 2006: 141-162], хотя ее социология современности имеет мало общего с постмакрсизмом Лаклау и Муфф. Социологи Саймон Торми и Жуль Тауншенд думают иначе, полагая позиции Хеллер и Лаклау/Муфф похожими. Хеллер сперва возлагала надежды на самоуправление и прямую демократию, однако позже, столкнувшись с западной реальностью, поняла, что демократические принципы вряд ли могут быть распространены на все сферы жизни. Как, например, мог быть преодолен капитализм демократическим самоуправлением? Хеллер «все больше примирялась с существующей открытостью и случайностью, которую она воспринимала в либеральной демократии. Это, в свою очередь, привело к утверждению, что не существует никаких основополагающих убеждений или доктрин, препятствующих формированию и перестройке общества в соответствии с принципами, продиктованными гражданами, действующими в контексте существующих демократических дискуссий и политической свободы. […] Демократия фактически превратилась в “радикальную демократию” и сама стала основой универсализации ценностей справедливости и равенства, которые отстаивали сами марксисты» [Ibid.: 9].
3 В 1990-е годы все больше марксистски ориентированных социологов отказывались от наследия марксизма. Пока одни размышляли о том, что значит быть постмарксистом, другие активно покидали ряды марксистов в социологии. Некоторые аналитические марксисты вышли из рядов «сентябрьской группы» (Юн Эльстер, Адам Пшеворский). Оставшийся марксистом Э. Олин Райт в 1994 г. отмечал, что «когда мы присмотримся к самой марксистской теории более пристально, мы поразимся как быстрому уходу многих радикальных интеллектуалов из марксизма в последние годы в сторону того, что часто называют постмарксизмом, так и исчезающему консенсусу среди оставшихся марксистских интеллектуалов по основным теоретическим постулатам самого марксизма» [Wright, 1995: 11]. Действительно социологи пытались осмыслить новую ситуацию в истории и науке разными способами. Показательны в данном случае были книги, в которых марксизм осмыслялся «после» и «за пределами» – «После Маркса» Рональда Аронсона [Aronson, 1995], сборник текстов «Маркс за пределами Маркса» [Makdisi, Casarino, Karl, 1996] и антология, вышедшая в 2000 г. «Марксизм, миллениум и за его пределами» [Cowling, Reynolds, 2000].
4 Рональд Аронсон, в прошлом убежденный марксист, в середине 1990-х описал политическую ситуацию «после марксизма», заявив, что марксизм в социологии никогда не вернет себе статус, приобретенный в послевоенные годы ХХ в. Причиной тому были объективные обстоятельства. Вместо того, чтобы кристаллизоваться в крупные категории окончательно, классовая структура усложнилась, рабочий класс, с одной стороны, уменьшился, а с другой – стал разрозненным. В данных условиях то, что осталось от пролетариата, не обладало «классовым сознанием» и определенно не могло составить революционную силу. В этом смысле социологам не следовало рассчитывать на возвращение «тотальности» марксизма, но было нужно действовать самостоятельно («мы теперь сами по себе»). Фактически Аронсон обвинял марксизм как таковой в том же, в чем и Перри Андерсон – западный марксизм. Марксизм подразумевал единство теории и практики; это был «единственный проект, согласованный теоретически и практически» [Aronson, 1995: 52]. Но поскольку практика в силу отсутствия революционного субъекта и исчезновения альтернатив не была возможна, социологам-марксистам, хранящим верность традиции, нужно было действовать индивидуально.
5 Проблема, согласно Аронсону, заключалась в том, что марксизм как социология устарел даже на уровне теории, потому что с XIX в, когда это течение мысли формировалось, изменилось слишком многое. И то немногое, что осталось от марксизма, говорит Аронсон, типа «аналитического марксизма» – всего лишь «марксизм без марксизма». В то время как Аронсон утверждал, что марксизм сохранится, но будет занимать скромное место в социологии, другие социологи продолжали настаивать, что марксизм в сравнении с другими социологическими теориями (теория рационального выбора, неофункционализм, теория структурации, символический интеракционизм и др.) обладает значительно большей объяснительной силой и оставляет конкурентов позади [Порпора, 2019].
6 Наряду с похоронами марксизма авторы, кто остался левым, старались спасти марксизм в том числе в социологии. Фредрик Джеймисон, сохранивший верность марксизму, был скорее философом, нежели социологом. Тем не менее, его имя часто вписывают в историю социологической теории. В частности, помимо упоминаемых в первой части статьи социологов Ритцера, Терборна и др., уделяющих Джеймисону существенное внимание, французский социолог Размиг Кешиян в книге «Левое полушарие: картографируя критическую теорию» рассматривает Ф. Джеймисона (и других философов, например, С. Жижека) в контексте марксистских социологов разных дисциплинарных направлений. Среди них Иммануил Валлерстайн, Джованни Арриги, Люк Болтански, Роберт Бреннер, Эрик Олин Райт и др. [Keucheyan, 2013].
7 В статье 1996 г. «Реально существующий марксизм», вышедшей в сборнике «Маркс за переделами Маркса», Джеймисон осудил «постмарксистов» всех видов. «…в различных вариантах постмарксизма появились утверждения о ненужности устоявшейся идеи социального класса, о несостоятельности старой партийной политики и ложности классической идеи революции как “захвата власти”, об устарелости понятий производства в эпоху массового потребления и теоретическом распаде трудовых теорий стоимости перед лицом информационных потоков» [Джеймисон, 2005]. Главное, что, по мнению Джеймисона, объединяло всех постмарксистов – уход от анализа капитализма. В пример Джеймисон приводил Д. Белла, ставшего развивать теорию постиндустриального общества. Социолог Чэмси эль-Оджейли, цитируя Джеймисона, отмечает, что середину 1990-х можно обозначить как «постмарксистский момент» в социологии [el-Ojeili 2010, 263].
8 Джеймисон предлагал критерий определения настоящих марксистских социологов – критика капитализма, который, конечно, хотя меняется, но все-таки последовательно. Джеймисон назвал глобализацию и информационные технологии, главные нововведения «постмодернистской» стадии капитализма, главным предметом дальнейшего анализа социологического марксизма. Заканчивал текст Джеймисон так: «марксизм, в сущности, является наукой о капитализме; его эпистемологическое отличие состоит в непревзойденной способности описания исторической новизны капитализма, основные структурные противоречия которого наделяют его политическим и пророческим призванием, едва ли отделимым от его аналитического призвания», поэтому «кажется парадоксальным объявлять о смерти марксизма, одновременно празднуя окончательный триумф капитализма» [Там же: 246]. Представляется, аргумент Джеймисона о том, что постмарксизм отказался от критики капитализма, был спекулятивным. Как бы реагируя на упреки Джеймисона, к тому времени ставший постмарксистом социолог М. Кастельс начал издавать свой труд «Информационная эпоха», в котором описал совершенно новый капитализм (информационный), а также формулировал принципы работы информационной/глобальной экономики. Социолог Фрэнк Уэбстер в книге «Теории информационного общества» практически не использует термин «постмарксист» за одним исключением. Он употребляет это слово по отношению к Кастельсу, который, по мнению Уэбстера, хотя и не покончил с радикализмом, оставшись активным социал-демократом, все же был постмарксист, потому что в «Информационной эпохе» «он приводит и развивает критику марксизма, намеченную в более ранней работе The City and the Grassroots (1983). Его постмарксизм проявляется по-разному: в убеждении, что радикальные политические перемены не могут быть инициированы рабочим классом (пролетариат как главный двигатель перемен теперь утратил значение); в скептицизме, даже враждебности по отношению к коммунизму как конечной цели. Кастельс пишет, что “все утопии ведут к террору, если предпринимается серьезная попытка воплотить их в жизнь” (с. 640); в его уверенности, что такие политические проблемы, как права животных и феминизм, которые играют сейчас серьезную роль, не могут быть объяснены в классовой терминологии, и в его желчной предубежденности против политических советов интеллектуалов» [Уэбстер, 2004: 131]. Дело не в том, что критерий Джеймисона для понимания социологического постмарксизма не работал, но в том, что постмарксизм был куда шире и сложнее, чем эксмарксизм.
9 К концу 1990-х социологи начинают активно использовать термин «постмарксизм», хотя для многих слово сохраняло коннотации «предательства» марксистской традиции. Тем не менее, тон авторов, кто не столько оспаривал термин, сколько использовал его как обвинение в слабости новой социологической теории, становится умереннее, а анализ взвешеннее. Такой взгляд на постмарксизм мы находим в статье британского социолога Грегора Маклиннана «Постмарксизм и “четыре греха” модернистского теоретизирования». Автор заявляет, что собирается обсудить проблемы в современной социологии, имеющие непосредственное отношение к «постмарксизму». Он отмечает, что будет работать лишь с одним примером «этой возникающей концепции» – с работой Мишель Барретт «Политика истины: от Маркса к Фуко»2. Маклиннан объясняет, почему он ограничивается этой книгой. Дело в том, что про «постмарксизм» пишут в социологических, феминистских и культурных исследованиях и потому легко цитировать многочисленных авторов и указывать общие тенденции. Маклиннан считает, что лучше концентрировать обсуждение тенденций социологии постмарксизма на тексте типа книги Барретт.
2. Заключение ее книги посвящено постмарксизму и концепту идеологии [Barrett, 1991].
10 Критикуя Баррет, Маклиннан отмечает, что «постмарксистская критика исторического материализма и классового анализа, как правило, формулируется как отказ от “типа теории, который, как считается, представляет марксизм, или как резкое смягчение его объяснительных возможностей, а не как прямое отклонение существенных марксистских предложений и аналитических проблем”» [McLennan, 1996: 53-54]. Однако сторонники постмарксизма критикуют скорее «редукционизм», «функционализм», «эссенсиализм» и т.д., но не постулаты исторического материализма, а именно – капиталистический характер современного индустриального общества. Поэтому, несмотря на то, что Маклиннан понимает призыв Барретт к обновлению марксистской социологии, «большая часть постмарксистской аргументации, которая окружает этот призыв, не может убедительно прояснить или продвинуть его» [Ibid.: 74].
11 Статья британского социального географа Эндрю Джонса написана в другом духе. Джонс раскритиковал книгу марксистски ориентированного социального географа Дэвида Харви «Справедливость, природа и география различий» за то, что ее автор якобы продолжал отстаивать «постмарксистский» подход к географии, основанный на «гегельянско-марксистских принципах диалектического мышления» [Jones, 1999]. Харви ранее критиковал англоязычных марксистов за то, что те забыли о классовом анализе и были слишком увлечены темой культуры, чем «способствовали ускорению того поворота к эстетике, который характерен для постмодернизма» [Харви, 2021: 555]. Джонс, опираясь на философию Ж. Деррида, Ж. Делёза и Ф. Гваттари, утверждал, что подход Харви ограничен «негибкой онтологией», которая отдает слишком большой приоритет пространству при анализе социальной географии. Сам Джонс отстаивал гибкую «контекстуальную теорию», которая якобы работана куда лучше, чем «постмарксизм» Харви. Одним словом, к концу 1990-х постмарксизм вошел в активный словарь академической социологии и стал означать едва ли не любую социологическую теорию, использующую марксистскую методологию.
12

Социологическая рецепция постмарксизма и создание «традиции».

13 К концу 1990-х социологи обращаются к попыткам осмыслить постмарксизм как «традицию». В антологии «Марксизм, миллениум и за его пределами», упомянутой выше, символически представлены почти все темы предшествующих дискуссий о постмарксизме. Названия статей, посвященных проблеме, говорят сами за себя («Этический постмарксизм Аласдера Макинтайра», «Постмарксисткая критика марксизма: случай Агнеш Хеллер»), и мы не станем останавливаться на них подробно. Один из двух редакторов сборника Пол Рейнольдс посвятил свою работу анализу взглядов Лаклау и Муфф, в которой поставил под сомнение тезис, что постоянно обновляемые правила радикальной демократии могут быть достигнуты без конфликтов. В этой позиции он видел отступление от идеи освобождения [Reynolds, 2000].
14 С тех пор как внутри социологии накопилось много материала, социологам требовались категоризация и типологизация постмарксизма, так что нет ничего удивительного в том, что последний стал предметом многочисленных дискуссий. Социологические работы по постмарксизму 2000-2010-х гг. можно разделить на две категории. В рамках первой авторы пытаются теоретизировать понятие, в рамках второй социологи пробуют описать постмарксизм как социологическую традицию. Рассмотрим работы, написанные в русле первой категории.
15 Книги Марка Девенни и Пола Боумана написаны скорее с теоретических, нежели исследовательских позиций. Первый, интересуясь этическим измерением социологии, анализирует концепции, с одной стороны, Эрнесто Лаклау, Шанталь Муфф, с другой – Юргена Хабермаса, как постмарксистов, следовавших в социологии собственными путями. Девенни пытается сравнивать и сопоставлять элементы этих концепций, отвечая на вопросы типа, совместима ли теория гегемонии Лаклау и Муфф с теорией, основанной на идеале коммуникативного действия Хабермаса [Devenney, 2004]. Боуман «деконструирует», используя подход Ж. Деррида, две традиции марксистской социологии – постмарксизм (Лаклау) и исследования культуры, основы которым были заложены новыми левыми в Великобритании в 1960-х (С. Холл) – чтобы посмотреть, как одно связывается с другим, и делает в итоге определенные выводы для политической работы [Bowman, 2007].
16 Социолог Уоррен Брекман пытается описать постмарксизм через категорию «символического» в работе «Приключения символического». Делая отсылку к книге «Приключения диалектики» (чтобы оставить созвучие, ее можно также переводить как «Приключения диалектического») М. Мерло-Понти, благодаря которой термин «западный марксизм» получил широкое распространение, Брекман переоценивает эксперименты марксистской социологии, начиная с последней четверти ХХ в. Лаклау, Муфф, Жижек, Касториадис, Лефор и др. отказались от важнейших традиционных тем марксисткой социологической теории типа революции и класса, отдав приоритет политическому перед социальным и фрагментированным моделям социального действия вместо былой «тотальности». «Символическое» якобы позволяет переизобрести «левую» социологию вне рамок марксизма.
17 При этом Брекман отмечает, что не предлагает исчерпывающий анализ ни постмарксизма, ни французской социологии. Ему интересны попытки создания нового языка, который сохраняет приверженность марксистской социологической теории, в условиях неадекватности прежнего радикального мышления. И хотя Брекман не ограничивается одной страной, он утверждает, что именно благодаря кризису марксизма во Франции в 1970-х стали возможны рассматриваемые им теоретические реакции. Самое главное – он признает, что вольно употребляет понятие «постмарксизм», потому что этот термин для самоописания использовали только Лаклау и Муфф и отчасти Жижек, в то время как Касториадис и Лефор были «постмарксистами» биографически. Поэтому «постмарксизм функционирует в этой книге по-разному – как концепция “периода”, самоописание, биографический факт и обозначение преемственности – явной или неявной – в том, как ставятся вопросы» [Breckman, 2016: 9].
18 Ричарда Хаусона как социолога интересует не столько то, что именно можно считать постмарксизмом, сколько его применение в качестве теоретической оптики к актуальным социальным проблемам. Вкратце описав точки зрения разных авторов, Хаусон приходит к выводу, что, кажется, термин, наконец, стал синергическим, отражающим уникальный смысл, и предлагает по-своему взглянуть на постмарксизм, «чтобы считать его ключевые теоретические положения отражением глобального современного опыта социализма и левых, который произошел после Второй мировой войны» [Howson, 2017: 5]. Хаусон использует постмарксистскую теорию (в понимании Лаклау и Муфф), чтобы связать категории «социального» и «политического», и применяет ее на социологическом уровне по отношению к темам маскулинности, миграции, социального капитала и т.д. Это неизбежно приводит к двум следствиям относительно социологии: во-первых, происходит усиление политизации социального, о чем свидетельствует множество новых и продолжающихся антагонизмов, поэтому, во-вторых, в фокусе рассмотрения постмарксистской социологии должен быть не капитализм, а множество социальных антагонизмов, имеющих политический потенциал. «Таким образом, постмарксизм признает современное общество как разрозненное пространство, в котором антагонистическая множественность определяет природу современной демократии и общества» [Ibid.: 6]. Как видим на примере Хаусона, постмарксизм стал вполне приемлемой академической социологической теорией, имеющей политические импликации.
19 Другая категория научных работ описывает постмарксизм как «традицию». Сами социологи, кажется, приняли термин, который активно используют, описывая с его помощью «традицию». В 2008 г., когда Стасис Кувелакис и Жак Биде выпускали антологию современного марксизма, свое предисловие они озаглавили «Марксизм, постмарксизм, неомарксизмы». Редакторы признавали, что не всегда легко провести различие между постмарксизмом и неомарксизмом, но «в принципе они различаются в той степени, в какой первый, кажется, провозглашает исчерпание марксистской парадигмы, тогда как второй вводит проблемы, сохраняющие особую связь с некоторыми идеями Маркса, и переосмысливает их в новом контексте или объединяет с разными традициями» [Bidet, Kouvelakis, 2008: xiii].
20 Наиболее резонансным в академической среде стал подход британского социолога Стюарта Сима. Еще в 1998 г. он легитимировал термин в научной среде, выпустив «Постмарксизм: хрестоматия», в котором понятие трактовалось как «междисциплинарное» (философия, социология, география, международные отношения, гендерные исследования и т.д.), а среди имен были представлены Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Бодрийяр и, конечно, Лаклау и Муфф [Sim, 1998]. В 2000 году Сим издал «Постмарксизм. Интеллектуальная история», где определил постмарксизм через скептическое отношение к марксизму внутри социологии, а также представил его как альтернативную интеллектуальную традицию, начатую Розой Люксембург [Sim, 2000].
21 Сим разделили постмарксизм на «постмарксизм» (те, кто отказались от принципов марксизма) и «постмарксизм» (те, кто попытался развить или радикально переосмыслить марксизм типа Лаклау и Муфф). При этом не вполне ясно, зачем была нужна первая категория, если теоретики этого направления могли быть описаны как «эксмарксисты». Тем не менее, дополнительный критерий типологизации проясняет этот вопрос – через понятия «ностальгия» и «призраки». Политически постмарксизм появился вследствие краха коммунизма в ХХ в. и дискредитации классического марксизма. Поэтому как реакция на случившееся постмарксизм мог быть определен негативно (ностальгия по утраченному величию тотальной социологической теории) и позитивно (желание вернуть в повестку «призраки Маркса»). В последнем случае остается вопрос, которым задается и Сим: в чем мотив у постмарксизма сохранять марксизм вообще?
22 Ответ предложил социолог Джефф Баучер. Вступая в полемику с Симом, он считает, что интеллектуальные традиции формируются посредством диалектики предательства и обновления, и многочисленные направления марксистской социологии – не исключение. Так что когда кто-то, как Лаклау и Муфф, отделяют полезные идеи от «метафизических отбросов марксизма», они демонстрируют противоречивые элементы, присущие «предательству» традиции, остающемуся при этом внутри ее рамок. Баучер считает, что постмарксизм фактически и исторически наследует западному марксизму: «Характерный поворот постмарксизма от овеществленной тотальности к субъективности как принципу разрыва напоминает западный марксизм в целом и имеет тенденцию отмечать постмарксизм как внутренний момент истории марксистской традиции» [Boucher, 2008: 6]. У самого Баучера критическое отношение к постмарксизму. Основные мишени его критики – Лаклау и Муфф, Джудит Батлер и Славой Жижек. Баучер обвиняет этих авторов за то, что они свели социологию к теории идеологического дискурса, чем завели марксистскую теорию в тупик. Согласно Баучеру, теория дискурса мешает воспринимать социальные группы как естественные объединения, имеющие формы политической репрезентации. Для Баучера необходимо учитывать возможность произвольных отношений между политической идентичностью и социальным положением, благодаря чему мы увидим не только «новые социальные движения», но и другие виды социальной мобилизации конца ХХ и начала XXI в. [Boucher, 2021: 369].
23 Социологи Саймон Торни и Жуль Тауншенд предложили типологизацию постмарксизма в работе «Ключевые мыслители от критической теории до постмарксизма». Критикуя подход С. Сима, они рассматривают постмарксизм как реакцию на кризис «западного» и «восточного» марксизмов после 1968 г. [Torney, 2006: 2]. Другие социологи, наоборот, считают: «происхождение постмарксизма произошло не из-за практики восточного марксизма или неудавшегося социализма, а, скорее, из интеллектуальной критики марксизма западными учеными, равно как и наиболее громкая и продолжительная атака постмарксизма происходит с Запада» [Howson, 2017: 5]. Заявляя о точке отсчета рождения постмарксизма, авторы предлагают свой набор постмарксистов: К. Касториадис и Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Делез и Ф. Гваттари, Э. Лаклау и Ш. Муфф, феминизм и Хабермас, а также А. Хеллер – кстати, один из немногих примеров реакции на восточноевропейский марксизм. В аналитическом плане Торни и Тауншенд проводят различие между «сильными» и «слабыми» формами постмарксизма. Первые - те, кто «хотят, чтобы их видели или воспринимали как работающих в рамках марксистской проблематики», вторые «сознательно считают себя работающими против ортодоксального марксизма, каким бы образом он ни определялся» [Torney, Townshend, 2006: 4]. «Объединяющая тема» обеих форм постмарксизма – общая враждебность к «ортодоксии», что отличается от попыток «усовершенствовать или отточить ее». При этом процесс попытки выйти за пределы Маркса обязательно должен включать в себя и возвращение к нему [Ibid.: 11].
24 Социолог Филип Голдштейн «сконструировал» типологизацию постмарксизма, который начинается с теорий Л. Альтюссера и М. Фуко. Выбор этих фигур не случаен, потому что Голдштейн усматривает истоки постмарксизма в постструктурализме и даже называет постмарксизм «постструктуралистским марксизмом». Тем не менее, предмет его исследований шире, потому что Голдштейн анализирует экономическую теорию Стивена Резника и Ричарда Вулфа. Также Голдштейн пишет про культурологов Тони Беннета и Джона Фроу, которых не часто упоминают в контексте постмарксизма. Остальное содержание книги предсказуемо: это материалистическая философия Пьера Машери (не слишком известного ученика Л. Альтюссера), историческая методология М. Фуко, социологическая теория Э. Лаклау и Ш. Муфф, феминистская теория Джудит Батлер. Голдштейн пишет, что постмарксизм стал возможен из-за проблем, возникших в «классическом марксизме». Потому что авторы, которые защищали «марксистские основания», делали это с совершенно разных позиций, становясь тем самым постмарксистами. Они отвергали гуманистическую традицию марксизма, сохраняли нормативную силу фрейдистской, гегелевской или критической теории, подчеркивали социально-исторический контекст современных дискурсивных практик, а не идеалы теоретической критики и т.д. В целом, то, что объединяет постмарксистов, может быть описано так: «работы всех этих ученых предполагают, что, в отличие от традиционного марксизма, который защищает приоритет классовой борьбы и общечеловечность угнетенных групп, постмарксизм выявляет половые, расовые, классовые и этнические разделения социальной жизни и выступает за ее прогрессивное преобразование» [Goldstein, 2005: 21].
25 Одной из оригинальных попыток определить постмарксизм стал подход социолога Оливера Харрисона. Он отмечает, что постмарксизм – сложный для определения термин, данное слово необходимо рассматривать в каждом конкретном случае по отношению к тому или иному автору [Harrison, 2014: 18]. Харрисон выбирает самые яркие фигуры постмарксистской социологии – Эрнесто Лаклау, Антонио Негри и Алена Бадью – и задается вопросом, в какой степени постмарксизм окончательно расстается с оставляет Марксом. Каждый из этих мыслителей «выходит за пределы» Маркса за счет того, что совмещает марксизм с концепцией другого теоретика – Грамши в случае Лаклау, Ленина в случае с Негри, и Мао в случае Бадью. Тем не менее Харрисон предлагает оптику, через которую можно посмотреть на эти кейсы, проблематизируя неоднозначную природу трех постмарксизмов за счет теории революционной субъектности непосредственно у Маркса [Ibid.: 19].
26

Заключение.

27 В 2021 году вышел принципиально важный для нашей темы «Справочник Routledge по марксизму и постмарксизму», который мы цитировали в первой части текста. То, что термин «постмарксизм» вынесен в заглавие наряду с марксизмом, говорит о многом. «Традиция» (мы пишем в кавычках, потому что не ясно, кто именно является ее представителями кроме Лаклау и Муфф и, возможно, Жижека), была признана, и можно утверждать, что сегодня «граница между марксизмом и постмарксизмом стала более размытой» [Callinicos, Kouvelakis, Pradella, 2021: 1]. Во введении редакторы отмечают, что в последние десятилетия тесно переплелись друг с другом появление постмарксизма и интеллектуальное возрождение марксизма. Редакторы называют ведущими постмарксистами Лаклау и Муфф, Бадью, Батлер, Хабермаса и Хоннета. В разделе, названном «За пределами марксизма?» есть главы, посвященные Негри, в то время как аналитический марксист Дж.А. Коэн и Ф. Джеймисон попали в главу «Обновление и рассредоточение». В целом структура книги не так важна, потому что, видимо, социологический марксизм теперь неотделим от постмарксизма и фактически представляет собой не одно направление, а современный социологический марксизм как таковой.
28 Благодаря историческому анализу дискуссий о постмарксизме в социологической теории мы можем сделать следующие выводы. Сперва слово использовалось случайно и как ярлык, сменивший «западный марксизм», и одновременно как реакция на кризис марксизма. В начале 1980-х термин означал радикальную ревизию марксизма, пока его не стали использовать как, во-первых, язык самоописания (претендентов присвоить его было много, но победили Лаклау и Муфф) и, во-вторых, обвинения в ревизионизме. Обе тенденции сохранялись до конца 1990-х, когда понятие стало аналитически важным для академической социологии и утратило негативные коннотации. В последние два десятилетия социологи используют его либо для собственной теоретизации, либо как наименование социологической «традиции», генеалогия которой зависит от исследователей непосредственно.
29 Фактически, считает О. Харрисон, мы можем разбираться с тем, кто является постмарксистом в каждом конкретном случае, но правда в том, что теперь почти любого социолога, работающего в парадигме марксизма, можно назвать постмарксистом. В конце концов, постмарксизм остается марксизмом. Упомянутый выше Р. Кешиян пишет: «вопрос о том, кто сегодня является марксистом, очень сложен. Так было всегда, потому что это течение всегда было множественным. Более того, все современные критические теории в некотором смысле “постмарксистские”. Марксизм настолько доминировал в двадцатом веке, что ни одна теория не избежала его влияния» [Keucheyan, 2013: 62]. Кешиян соглашается, что концепт социолога А. Тозеля «тысяча марксизмов» [Tosel, 2008a], заимствованный у И. Валлерстайна, можно легитимно использовать для характеристики периода 1989-2005 гг. Но, возможно, для целостности традиции и ее анализа в рамках социологии лучше называть эту «тысячу марксизмов» постмарксизмом3, тем более что даже среди радикальных мыслителей, кажется, сложился консенсус в отношении того, что марксизм и постмарксизм нераздельны.
3. Тем более что совсем новых левых социальных теоретиков часто трудно назвать как-то по-другому, нежели «постмарксистами». Напр., см.: [Дин, 2019].

Библиография

1. Джеймисон Ф. Реально существующий марксизм // Логос. 2005. № 3(48). С. 208–246.

2. Дин Д. Коммунизм или неофеодализм? // Логос. 2019. Т. 29. № 6. С. 85–116.

3. Порпора Д. Теоретический статус марксизма // RedFlora.org. URL: http://www.redflora.org/2019/09/blog-post.html (дата обращения: 11.03.2021).

4. Стоянович С. От марксизма к постмарксизму // Вопросы философии. 1990. № 1. С. 145–154.

5. Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс, 2004.

6. Харви Д. Состояние постмодерна: Исследование истоков культурных изменений. М.: ВШЭ, 2021.

7. Aronson R. After Marxism. New York: Guilford Press, 1995.

8. Barrett M. The Politics of Truth: From Marx to Foucault. Cambridge: Polity, 1991.

9. Bidet J., Kouvelakis S. Introduction: Marxism, Post-Marxism, Neo-Marxisms // Critical Сompanion to Сontemporary Marxism / Ed. by Bidet J., Kouvélakis E. Leiden – Boston: Brill, 2008. P. хi–xvi.

10. Boucher G. Ernesto Laclau (1935-2014) and Chantal Mouffe (1943-) // The Routledge Handbook of Marxism and Post-Marxism / Ed. by Callinicos A., Kouvelakis S., Pradella L. New York–London: Routledge, 2021. Р. 368–375.

11. Boucher G. The Charmed Circle of Ideology. A Critique of Laclau and Mouffe, Butler and Žižek. Melbourne: re.press, 2008.

12. Bowman P. Post-Marxism Versus Cultural Studies. Theory, Politics and Intervention. Edinburgh: Edinburgh University, 2007.

13. Breckman W. Adventures of the symbolic: Post-Marxism and Radical Democracy. New York: Columbia University, 2016.

14. Callinicos A., Kouvelakis S., Pradella L. Introduction // The Routledge Handbook of Marxism and Post-Marxism / Ed. by Callinicos A., Kouvelakis S., Pradella L. New York–London: Routledge, 2021. P. 1–22.

15. Devenney M. Ethics and Politics in Contemporary Theory: Between Critical Theory and Post-Marxism. London: Routledge, 2004.

16. el-Ojeili C. Post-Marxist Trajectories: Diagnosis, Criticism, Utopia // Sociological Inquiry. 2010. No. 80(2). Р. 261–282.

17. Goldstein P. Post-Marxist Theory: An Introduction. Albany: State University of New York, 2005.

18. Gorz A. Critique of Economic Reason. London: Verso, 1989.

19. Harrison O. Revolutionary Subjectivity in Post-Marxist Thought: Laclau, Negri, Badiou. Farnham: Ashgate, 2014.

20. Howson R. The Sociology of Postmarxism. New York – London: Routledge, 2017.

21. Jones A. Dialectics and difference: against Harvey’s dialectical ‘post-Marxism’ // Progress in Human Geography. 1999. Vol. 23. No. 4. Р. 529–555.

22. Keucheyan R. The Left Hemisphere: Mapping Critical Theory Today. London: Verso, 2013.

23. Marxism Beyond Marxism / Ed. by Makdisi S., Casarino C., Karl R. New York – London: Routledge, 1996.

24. Marxism, the Millennium and Beyond / Ed. by Cowling M., Reynolds P. London: Palgrave Macmillan, 2000.

25. McLennan G. Post-Marxism and the “Four Sins” of Modernist Theorizing // New Left Review. 1996. No. 218. Р. 53–74.

26. Post-Marxism: A Reader / Ed. by Sim S. Edinburgh: Edinburgh University, 1998.

27. Rakovski M. Towards an East European Marxism. London: Palgrave Macmillan, 1978.

28. Reynolds P. Post-Marxism: Radical Political Theory and Practice Beyond Marxism? // Marxism, the Millennium and Beyond / Ed. by Cowling M., Reynolds P. London: Palgrave Macmillan, 2000. P. 257–279.

29. Sim S. Post-Marxism: an intellectual history. London, New York: Routledge, 2000.

30. Torney S., Townshend J. Key Thinkers from Critical Theory to Post-Marxism. London: SAGE, 2006.

31. Tosel A. The Development of Marxism: From the End of Marxism-Leninism to a Thousand Marxisms – France-Italy, 1975–2005 // Critical Сompanion to Сontemporary Marxism / Ed. by J. Bidet, Kouvélakis E. Leiden–Boston: Brill, 2008а. P. 39–78.

32. Tosel А. The Late Lukács and the Budapest School // Critical Сompanion to Сontemporary Marxism / Ed. by Bidet J., Kouvélakis E. Leiden – Boston: Brill, 2008b. P. 163–174.

33. Wright E.O. What is Analytical Marxism? // Rational Choice Marxism / Ed. by Carver T., Thomas P. Houndmills е.а.: Palgrave Macmillan UK, 1995. P. 11–30.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести