Везде
К новому концепту общества: домены институтов, режимы неравенств, сложные системы глобальной эры
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
К новому концепту общества: домены институтов, режимы неравенств, сложные системы глобальной эры
Аннотация
Код статьи
S013216250015533-9-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Уолби Сильвия  
Должность: директор центра «Насилие и общество»
Аффилиация: Университет Сити Лондон
Адрес: Соединённое Королевство (Великобритания), Лондон
Выпуск
Номер 7
Страницы
14-27
Аннотация

Статья углубляет концепт общества. Новые трансграничные и глобальные процессы обнажили недостатки истолкования концепта общества как государства-нации, не отражающего различия институциональных сфер-доменов (экономика, политика, гражданское общество, насилие) и режимов неравенства (класс, гендер, этничность). В статье на основе обобщения анализа социологами общества как макро-концепта раскрыты два комплекса подходов – дифференциация институтов и отношения неравенства. Концепты общества и социетализации углублены путем гибридизации этих двух подходов, а не выбора одного из них. С этой целью автор, опираясь на развившуюся из синергетических подходов «науку о сложности», проработал концепт системы. Предлагаемый им подход позволяет параллельно анализировать различные домены институтов и многие режимы неравенств без редукционизма, что обеспечивает свободное теоретизирование вариантов временного и территориального диапазонов социальных систем. 

Ключевые слова
комплексные системы, институты, режимы, социальная система, социальная теория, социетализация, общество
Классификатор
Получено
19.07.2021
Дата публикации
21.09.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
48
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1

Введение.

2 «Общество» – стержневой концепт социологической науки. Он предлагает уникальный подход к крупномасштабным общественным переменам, позволяя концептуализировать взаимосвязи социальной жизни, когда перемены в одном аспекте социальных отношений меняют другие их аспекты. Но концепт общества стоит перед вызовом – как быть с пространством, с новыми границами и с новыми масштабами процессов глобализации, колонизации и европеизации, решая вопрос о напряжениях между трансграничными исследованиями и теориями общества [Go, 2016; Weiss, 2005, 2017]. Требуется ответ на вопрос о специфике единиц, между которыми есть границы. Каковы эти единицы с учетом концепта общества? Как лучше понять общество: как набор институциональных доменов или как набор отношений неравенства – или как одновременно то и другое? Как теоретизировать различия временных и территориальных социальных отношений? Как новые способы мышления систем – систем сложных, комплексных – помогают переосмыслить концепт «общество»?
3 Обращение к вызову теоризования несовпадений социальных отношений требует обратиться к доменам институтов и отношениям неравенства. Хотя большая часть работ социологов об «обществе» опирается на наследие Маркса, Вебера и Дюркгейма, в современной социологии есть и иные подходы, в том числе два ключевых: дифференциация институтов и отношения неравенства [Schwinn, 1998] связаны с разными подходами к социальной структуре – институциональным и реляционным [López, Scott, 2000]. Теории модерна сфокусированы на дифференциации институтов [Beck, 1992; Eisenstadt, 2002; Giddens, 1990; Luhmann, 1995] при опоре на Дюркгейма, иногда на Вебера. Теория мир-систем сосредоточена на отношениях неравенства [Arrighi, 2007; Chase-Dunn, 1988; Dunaway, 2014a, 2014b; Wallerstein, 1974] с опорой на Маркса и Вебера. При первом подходе варианты модерна связаны с развитием и дифференциацией [Beck, 1992; Giddens, 1990; Luhmann, 1995], влючая множественные модерны разных пространств [Eisenstadt, 2002]. Второй подход – концепт общества как мир-системы [Wallerstein, 1974] или глобальной общественной формации [Chase-Dunn, 1988] с глобальной системой отношений неравенства и с положением в мир-системе, зависящем от положения в ядре или на периферии, а также от природы капиталиста-гегемона [Arrighi, 2007]. Каждый подход дает не только что-то важное концепту общества, но и ограничения. Сторонники постколониализма и феминизма требуют обращаться к более широкому набору неравенств [Alatas, Sinha, 2017; Bhambra, 2007; Boatcă, 2015; Go, 2016; Rodriguez et al., 2016].
4 В идеале концепт общества должен охватить и традиции дифференциации институтов и отношения неравенства, должен сочетать эти два подхода, открывать теоретическую возможность изучать перемены и в конфигурации институтов, и в отношениях неравенства. Как добиться этого – вот ядро этой статьи. Важность дифференциации институтов анализируется через концепт институциональных доменов, четыре главные формы которых – это экономика, политика, насилие и гражданское общество. Суть отношений неравенства разработана с помощью концепта «режимы неравенства», главные виды которых – класс, гендер и этничность. Важны и институциональные домены, и режимы неравенства.
5 Вызовы концепту общества имеют место, когда дифференцированные институты и множественные отношения пространственных неравенств не совпадают. Ревизия концепта общества требует обратиться сразу к трем вызовам – это дифференциация институтов, отношения неравенства и фактор пространства.
6 Путь к работе с этими вызовами концепту «общество» зависит от способа использования концепта «система». Традиционные его версии затрудняют анализ этих вызовов. Путь вперед – разработка концепта «система», его использование социологами с опорой на достижения науки о сложности, которая предлагает концептуальный инструмент, нужный для использования концепта «система» в социологии. Статья содержит некий переделанный концепт системы с этой целью.
7 Для развития концепта «общество» предложен новый концепт социальной системы, опирающийся на науку о сложности, – концепт социетализация. Социетализация – процесс движения к большему выравниванию социальных систем. Но процесс социетализации редко достигает полного выравнивания доменов институтов и режимов неравенства во времени и в пространстве, что подразумевается концептом общества.
8 Статья знакомит с вызовами пространственности и с параллельным анализом дифференциации и неравенства, показывая, как наука сложности может предложить некий новый концепт социальной системы. Анализируется продуктивность теорий модернизации и мир-систем, раскрыты их трудности при обращении одновременно к дифференциации институтов и к отношениям неравенства. Предложена альтернативная теория общества, – обновленный концепт системы, опирающийся на разработки науки сложности.
9

Вызовы. Общество и пространство.

10 Общество не есть нация-государство, оно не стало полностью глобальным. Как это отражено в социальной теории?
11 Нация-государство как общество – миф, но миф очень мощный [Walby, 2003]. Тождество нации-государства и общества давно прочно представлено в социологии [Bruce, Voas, 2004; Giddens, 1990; Mann, 1997; Meyer et al., 1997]. Идея нации-государства/общества и есть «контейнер» гармоничных, четко разграниченных институтов экономики, политики, насилия и гражданского общества. Эту позицию критиковали с разных сторон, рассматривая глобальный диапазон действия капитала [Hardt, Negri, 2000; Harvey, 2005; Wallerstein, 1974], связь проблем границ и безопасности [Anderson, 2013; Anderson, O’Dowd, 1999; Follis, 2012; Vaughan-Williams, 2015]. Те, кто пишут о европеизации, встречались с подобными теоретическими вызовами, т.к. они тоже касаются незавершенной, нестабильной сплоченности обществ в Европе, где есть несколько типов непересекающихся политических устройств – от наций и государств до империй и организованных религий [Zielonka, 2006]. Эту критику подхватили сторонники постколониализма, бросая вызов Европе как центру модерна [Chakrabarty, 2000]. Они показали, что эксплуатация и неравенства, созданные колониализмом, – часть современности, нынешнего модерна, и потребовали признать важность социальных практик и Юга, и Севера [Alatas. Sinha, 2017; Rodriguez et al., 2016].
12 Ковид-пандемия показала, что вариации временного и территориального различия релевантны системе: вирус глобален, передаваясь на расстоянии менее 2 метров; системы здравоохранения часто национальны; смертность неравномерно распределена по системам неравенств; больницы в некоторые периоды времени оказались перегруженными, кризис ворвался в реальную экономику разных темпоральностей.
13 Традиционным теоризациям общества, предполагающим наличие границ между социальными единицами, где пространство, политика и социум аккуратно наложены друг на друга, брошен вызов эмпирическими свидетельствами того, что мир и не полностью разделен на отдельные разграниченные общества, и не полностью глобален во всех институтах.
14 Частичное совпадение неукорененных социальных систем разных диапазонов пространства и времени, которые не заполнили свою территорию, бросает вызов традиционным идеях общества, построенным на простых концептах системы [Walby, 2009)]. Их нужно переосмыслить.
15

Институциональная дифференциация и отношения неравенства.

16 Важно обратиться к синхронному сосуществованию множественных форм современности, множеству вариантов капитализма и других режимов неравенства в мире. Требуется параллельное теоретизирование дифференцированных институций и разных режимов неравенства, что редко достижимо. Швинн [1998] заметил: социология стремится делать одно или другое, но не то и другое вместе; одна традиция фокусируется на дифференциации институций, другая – на неравенстве.
17 Теория модернизации тщательно и нюансированно дифференцирует институты, но тяготеет к расплывчатой проблематизации множества неравенств. Мир-система жестко ставит неравенства в рамку классов, но сужает фокус до институтов с приоритетом политической экономии. А постколониальная теория обращена по преимуществу к глобальным неравенствам сквозь призму культуры.
18 Главные подходы к дифференциации и неравенству столкнулись с проблемой множества пересекающихся неравенств, связанных с (пост-)колониальными отношениями и гендером [Boatcă, 2015; Chakrabarty, 2000; Chatterjee, 1986], не говоря уже об одновременном сосуществовании их с дифференциацией институтов. Чакрабарти подчеркивает важность колониальных и тем самым глобальных отношений в поиске того, чем учреждается общество, указывая при этом на необходимость вытеснения Европы с позиции главной референтной точки. Необходимость обратиться к множеству пересекающихся неравенств [Crenshaw, 1991; McCall, 2001] может вести к фокусировке на микроуровне и на конкретных ситуациях [Butler, 1990], что недостаточно для обращения к проблемам глобального уровня. Пробелы обоих подходов нужно учесть в концептуализации общества.
19 Концепт системы как основа этих дебатов сам стал частью проблемы. Традиционный концепт системы, как основа концепта общества, слишком прост; он очень затрудняет теоретизацию глобальных процессов, крупных социальных перемен и множественных неравенств. Традиционное понимание современного общества как нации-государства предполагает некое простое представление о системе, где части (экономика, политика, насилие и гражданское общество) образуют целое, а их границы – общие во времени и в пространстве [Giddens, 1990; Walby, 2019 Mann, 1997; Meyer et al., 1997]. В глобальную эпоху становится ясным, что эти границы разные, Как понятие общества как социальной системы решает этот вызов?
20 Один ответ на вызов концептуализации общества как системы – отказ от макроуровневого концепта общества как некой социальной системы в духе постструктурализма и постмодернизма [Latour, 2005; Lyotard, 1978] и создание альтернативных концептов «сеть» [Castells, 1996] и «сборка» [Deleuze, Guattari, 1987; Latour, 2005]. Этот отказ постструктуралистов и постмодернистов связан с отказом от традиционной концепции системы [Deleuze, Guattari, 1987; Latour, 2005; Lyotard, 1978]. Попытки использовать концепты среднего уровня для выхода на глобальное [Quark 2013] хотя и информативны, но тоже могут отходить от концепта общество. Неопределенность с концептом социальной системы, встречающуюся в постколониальной литературе, приписывают влиянию гуманитарных дисциплин [Go, 2016].
21 Я считаю эти альтернативы концепта общество – «сети» и «сборки» – недостаточными для передачи крупномасштабной, глубокой и системной взаимосвязи социальных институций и социальных неравенств в пространстве. Нужна некая иная концептуализация. Цель этой статьи – не отрицать концепт общества, а скорее его пересмотреть, включая реформирование концепта системы, на чем построен концепт общества.
22 Кросс-дисциплинарное поле науки сложности в потенции предлагает концепты для такой реформы [Maturana, Varela, 1980; von Bertalanffy, 1968]. Некоторые шаги вперед в теоретизации систем признаны и использованы социальной наукой [Luhmann, 1995; Pierson, 2000; Urry, 2003; Wallerstein, 1974], но недостаточно глубоко для одновременной теоретизации институциональных доменов и режимов неравенства – основ концепта общество. Социологии нужно переосмыслить концепт системы, чтобы перестроить концепт общества.
23

Путь вперед: социологии нужно переосмыслить концепт системы, чтобы переделать концепт общества.
24 Наука сложности по-новому выстроила концепт системы в точных науках. Она предложила концептуальный набор инструментов, которым социология может перестроить концепт социальной системы – основу концепта общества [Capra, 1997; Castellani, Hafferty, 2009; Eldredge, 1986; Maturana, Varela, 1980; von Bertalanffy, 1968]. Такой концепт социальной системы может быть создан путем обновления концепта системы, включая воспроизводство системы, систему и её окружение, ненасыщенность, множество точек равновесия, зависимость от пути развития, позитивную обратную связь, нелинейность, внезапные и постепенные перемены.
25 Ядро понятия системы – автономное воспроизводство системами самих себя [Maturana, Varela, 1980]. Системы самоорганизуемы, им не нужен дополнительный стимул воспроизводства во времени. Термин «система» – это термин-дженерик, способный охватить широкий спектр типов систем. В социологии «институции», как и «режимы» можно считать системами. Концепт «система» применим на разных уровнях: дом – это система, школа – тоже система, и гендерный режим – система, и занятость – система.
26 Всякая система считает все другие системы своим окружением [von Bertalanffy, 1968]. Такая концептуализация заменила представление, что «части» образуют некое «целое», обеспечив бóльшую гибкость анализа без потери идеи системы. Социальные системы могут частью совпадать, быть неукорененными, не насыщать данную территорию. Этот подход к системам делает возможным теоретизировать социальные системы как обладающие разными временными и территориальными диапазонами. Например, некая экономика может иметь бóльший территориальный диапазон влияния, чем политика; политея (католической церкви) может иметь бóльший территориальный диапазон, чем другие политические системы на её территории (светские государства); финансовый капитала имеет временной и территориальный диапазоны влияния бóльший, чем капитал индустриальный; варианты гендерного режима могут не вписаться в версию капитализма.
27 В комплексном анализе систем системы не обязательно насыщают данное пространство. Множество систем могут влиять на одно пространство. Теоретически это возможно, ибо при нашем подходе каждая система считает все другие системы своей окружающей средой. Это позволяет аналитически делить домены институций и режимы неравенства на одном пространстве. Это позволяет теоретизировать множественные пересечения режимов неравенства, не идентифицируя каждое с отдельным институтом и не редуцируя один к другому [Walby, 2007]. Например, множество режимов неравенств по классу, гендеру и этничности могут структурировать конкретныый институт занятости. Эта теоретическая способность различать институциональные домены и режимы неравенства появилась только при новом способе мыслить системы. Поскольку каждая система считает все иные системы средой существования, ограниченность старого концепта системы преодолена. Больше нет трудного выбора между теорией общества на базе дифференциации институций и теорией на основе режимов неравенства: социология может пользоваться обеими.
28 По теории сложных систем есть много возможных точек равновесия системы. Это отменяет старое представление, будто у системы только одна точка равновесия, к которой она тяготеет. Множество равновесий делает возможным теоретизировать множественные модерны [Eisenstadt, 2002], варианты капитализма [Hall, Soskice, 2001] и гендерного режима [Walby, 2009]. Можно отбросить мысль, что есть одна универсальная форма, сохранив при этом объяснительную силу концепта системы. Больше нет трудного выбора между объяснительной силой концепта системы и недостатками ложного универсализма: социолог примет и то, и другое.
29 Замена понятия единой точки равновесия понятием множества таких точек связана с понятием множества путей развития. Существует не один путь развития, а множество зависимых от пути предшествующего развития траекторий перемен в социальной системе [Pierson, 2000]. Значит, особо важны условия в точке старта. К примеру, зависимое от пути развитие капитализма в разных локациях формируется событиями его ранних лет, так что использование систем порабощения в давние годы повлияло на этническое структурирование отношений занятости позднее. Не нужен трудный выбор между объяснительной силой концепта система и историческими нюансами разных путей развития; социология воспользуется обоими.
30 Быстрая, как и постепенная, перемена может теоретизироваться комплексным системным анализом. Социальные системы имеют позитивные и негативные петли обратных связей [Arthur, 1994]. Петля негативной обратной связи может восстановить равновесие системы, петли позитивной обратной связи лишают её равновесия. Это означает: можно забыть мысль, что социальные системы должны вернуться к равновесию, не расставаясь с концептом система. Таким образом, проблематичная черта «функционализма» преодолена; стало легче теоретизировать экономическую и финансовую нестабильность [Minsky, 1986] и кризисы [Walby, 2015], где петли позитивной обратной связи могут лишать финансовую систему состояния равновесия. Больше нет трудного выбора между объяснительной силой концепта системы и признанием нестабильности: социология может пользоваться обеими. В системе возможны и нелинейная, и линейная перемены. Малая перемена может иметь большие следствия; причина и результат не обязательно прямо пропорциональны. По ходу взаимодействия систем они взаимно адаптируются, что может вести к нелинейным переменам, которые сложнее пропорциональных линейных перемен [Urry, 2003]. Например, природа вызванных человеком перемен климата не линейна. Перемены в системах могут быть внезапными и постепенными [Eldredge, 1986]. Возможны точки опрокидывания – кризисы, революции. Перемена может идти волнами, не в форме постепенного накопления [Walby, 2009]: например, распространение проектов феминисток и крайне правых имеет форму глобальных волн с разными последствиями в результате взаимодействий с обществами. Больше нет трудного выбора между объяснительной силой концепта системы и признанием внезапных неровных перемен: социология может пользоваться обоими.
31 Вариативное включение этих процессов в теорию систем отразилось на концепте и теории общества, о чем речь ниже.
32 Существующие подходы к обществу и системе показывают последствия вариативного включения процессов в теорию систем для концепта и теории общества. Проблемы, созданные прежним понятием системы, контрастируют с легкостью теоретизации при использовании нового подхода – подхода с позиции сложных систем.
33

Дифференциация и модерности.

34 В теории модернизации часто всплывает посылка о связанных обществах, где социальные структуры налагаются одна на другую одновременно и в одном месте. По мере развития обществ эти институции дифференцируются и изменяются. В некоторых версиях перемены теоретизируются как траектория во времени, по которой должно якобы развиваться большинство обществ. Классические модели разрабатывались с Дюркгейма, новые версии этой традиции имеют несколько направлений.
35 Модерн – ключевая тема трудов Гидденса [1990] и Бека [1992]. Они, под сильным влиянием Вебера, понимали перемены в форме модерна темпорально, различая позднюю, вторую и рефлексивную версии. Во многих работах о модернизации четко выраженно или скрыто проявляется тенденция к универсализму с отсылками – весьма редкими – на специфику пространства. Иногда она эксплицитна [Domingues, 2012]: автор пишет о модерне как о глобальном процессе, хотя приводит и эмпирические случаи, данные о региональных вариантах. Часто институты модерна, считающиеся центральными, сведены к экономике или культуре, что спорно. Манн в работе [1986] сделал шаг вперед, добавив армию к триаде «экономика, государство, культура» как институтам, являющимися источниками власти в обществе. Но, несмотря на его анализ империй прежних эпох, он в работе 1987 г. отстаивал концепт общества как нации-государства нынешней эпохи и считал отсутствие выравнивания военной и экономической силы в США нелогичным исключением [Mann, 2003]. Хотя неравенство отмечено в этом комплексе трудов, различия между формами общественного неравенства почти не уточняются; есть тенденция понимать неравенство через призму мягко определяемых классовых отношений. Эксплицитно есть небольшие дискуcсии и работы о концепте системы как основе концепта общества.
36 Второе направление (в центре его Луман [1995]) предлагает филигранно проработанный вариант комплексной дифференциации подсистем социальной системы, в центре которого находится логика коммуникации. Труды Лумана развивали концепт общества как системы под влиянием успехов науки о теории сложных систем, особенно работ Матураны и Варелы [1980]. Это позволило Луману уйти от посылки, что системы укоренены и конгруэнтны. Потенциально такой подход обеспечил большую гибкость и нюансировку теоретизации общества в пространстве, но уровень абстракции, на котором изложена эта теория, показывает, что он не использовал такую возможность. Анализ неравенства почти отсутствует. Узкая фокусировка на логике систем и коммуникации ведет к сосредоточению на идеологических проблемах и пренебрежению властью, особенно в экономических формах.
37 Третье направление выделяет множественные модерны, позволяя тем самым варьировать формы современных обществ в пространстве и времени [Eisenstadt, 2002]. Такой подход – часть более обще пост- или де-колониальной традиции, вытесняющей Европу из центра анализа мира и модерна [Boatcă, 2015; Chakrabarty, 2000; Chatterjee, 1986]. Mножественные модерны переплетены – с комплексом последствий для каждого из них – не в последнюю очередь благодаря колониальным и постколониальным формам неравенства. Чакрабарти [2000] не против универсализма, но полагает, что то, что считается универсальным, на деле нестабильно, всегда находится под влиянием актуальной локации и связанной с нею истории. Потенциально такой подход дает рамку, позволяющую видеть различия отношений неравенств, одновременно различая домены институтов. На практике же часто анализ узко ограничен ценностями и культурой, оставляя вне поля зрения роль экономики, политического строя и насилия. Несмотря на интерес к новым формам неравенств постколониальной эпохи, это редко дает полноту рассмотрению неравенств.
38 В заключение отметим: дифференциация как подход лишь частично отвечает на вызов исследований приграничья и глобализации, брошенный концепту общества, в основном из-за трудности изучения дифференцированных институтов одновременно с множественными неравенствами. Самые сильные труды о дифференциации институтов слабы в части неравенств. Дифференциация институтов является основой социетальных различений – от мягкой политической экономии, переплетенной с наукой [Giddens, Beck], до сильного культурализма [Luhmann, Eisenstadt]. Дифференциация институций наиболее разработана в теории систем Лумана. Анализ всего диапазона неравенств – генетический или мягко классовый [Giddens, Beck] – не развит или почти отсутствует [Luhmann, Eisenstadt].
39 Теория модерна использует ряд подходов к концепту системы. Простой давний концепт системы, считающий, что целое состоит из частей, в основном использован Гидденсом, Беком, Манном, ограничив возможности изучать как дифференциацию институтов, так и множественные неравенства. Эйзенштадт взял одну новацию из теории систем – понятие множества точек равновесия – для подкрепления анализа множества сосуществующих модернов, но дальше почти не развивал её. Луман использовал более широкий набор концептов сложных систем, но остановился перед применением их в анализе неравенств. Потенциально у Лумана был концептуальный инструмент дальнейшего развития теории систем, но он остановился на традиции дифференциации институтов, не добавив ответ на вызов анализа множественных отношений неравенства.
40 Слабая концептуализация системы в первом и третьем направлениях затрудняет теоретиизацию и дифференцированных институтов, и множественных неравенств. Но второе направление (Луман) использует концепт системы, обладающий потенциалом решить обе эти задачи, однако не делает этого.
41

Отношения неравенства и мир-система.

42 Отношения неравенства находятся в центре мир-системного подхода к обществу. Этот подход к осмыслению вызова глобализации концепту общества начинается со стороны, обратной подходу отмеченных выше теоретиков глобализации. Считается, что общество (скорее, социальная формация) уже изначально глобально. Границы между странами – это скорее не границы между обществами, а просто раздельные линии между некими формами регуляции. Теория мир-систем посвящена тому, как соединены части единой мировой формации, но не отношениям множества разных обществ. В таком подходе анализ неравенств становится драйвером анализа институтов и пространства.
43 Теория мир-систем, в центре которой находится политэкономия, создана Валлерстайном (1974) на базе наследия Маркса, Вебера и Броделя, в дальнейшем развита Чейз-Данном (1988) и Арриги (2007). В теории мир-систем класс – самое важное отношение неравенства. Процессы накопления капитала формируют главные социальные отношения, определяемые классовым положением. Накопление капитала – это глобальный процесс, его центр находится не в отдельных странах. Прибавочная стоимость извлекается во время производства и проходит по цепи от периферии к ядру. В каждом звене цепи производства товара классовые отношения на местах структурируют этот процесс, содействуя извлечению прибавочной стоимости. Прибыль возникает, когда конкретные формы капитала получают позиции монополии, наделив её силой формировать рынки в своих интересах.
44 Мир-системный анализ выступает за то, чтобы в своей теории отразить отношения всех неравенства, помимо классовых, несмотря на неоднократные эмпирические свидетельства их существования. Делается это из-за узкой интерпретации процесса извлечения прибавочной стоимости с тенденцией ограничить этот процесс точкой производства при рыночных отношениях и тенденцией видеть основу динамики перемен в процессе извлечения прибавочной стоимости. Тем не менее, есть значимые попытки в этих рамках изучать вызовы, связанные с гендерными и колониальными неравенствами [Boatcă, 2015; Dunaway, 2014b; Moghadam, 1993].
45 У Валлерстайна (1974) расизм и сексизм локализованы в идеологии, а не в политической экономии. Хотя эксплуатация периферии ядром – фундамент отношений этнического неравенства в масштабе мира, этничность он понимает как присвоение посредством концепта класса, а не этничности. Это контрастирует с мнением Рекса [1973], понимавшим политэкономию империи как конструирование «расы». О гендере, считая гендерное неравенство важным, Валлерстайн говорит, что домохозяйства «объединяют» свой доход из разных источников, не являясь местом гендерной эксплуатации [Wallerstein, Smith, 1992[. Он не концептуализирует гендерные отношения в домохозястве как отношения присвоения прибавочной стоимости.
46 Хотя этничность и гендер отданы культуре и оказались на полях большинства трудов о мир-системах, это – неизбежная черта не всего мир-системного анализа, а лишь его важных текстов [Boatcă, 2015]. Например, [Dunaway, 2014a, 2014b] анализирует перенос прибавочной стоимости от женщин в гендерном звене цепи товарной цепочки, осторожно показывая, как это становится важным источником прибавочной стоимости глобального капитала и передается из одной локации в другую. Но эта часть давней традиции анализа политэкономии гендера в мировом масштабе [Mies, 1986; Moghadam, 1993; Schreiner, 1911] остается маргинальной в теории мир-систем.
47 Теория мир-систем, сосредоточенная на политэкономии, имеет тенденцию оставлять в стороне гражданское общество и насилие. Гражданское общество, культура и идеология подаются так, будто они маргинальны и одновременно стоят в центре производства гендерных отношений; война и насилие – как побочные явления, возникшие в моменты кризиса политической экономии. Государства понимаются прежде всего как «платформы» системы капитализма.
48 Работа в поле анализа мир-систем и над ним в вопросе сравнительной важности институциональных доменов – помимо политической экономии – имела последствия для представлений, что есть единая мир-система. Пост-де-колониальная критика ре-фреймирует проблемы культуры [Boatcă, 2015], одновременно подняв её важность в социальной теории и выразив сомнения в существовании единой мир-системы. Спор об условиях производства контргегемонистских движений перефреймирует проблемы гражданского общества, так как потенциально это может преобразовать систему [Chase-Dunn, 1988]. Школа регулирования развития капитализма идентифицировала ряд институтов, устанавливающих условия режима накопления [Aglietta, 1979], которые потенциально могут варьироваться по регионам. Результат процессов соперничества за глобальные стандарты регулирования конкретных отраслей производства формируется рядом процессов [Quark, 2013]. Идея гегемонов-соперников оспаривает наличие единого глобального гегемона единой мир-системы [Arrighi, 2007; Pieterse, 2018]. Мысль, что несколько версий капитализма могут сосуществовать во времени в разных пространственных локациях, противоречит понятию единой мир-системы. Предположение о совпадении во времени/пространстве политической экономии с другими социальными институтами натянуто до точки разрыва и за ней.
49 На противопоставление кросс-граничных исследований традиционным концептам замкнутых обществ следует ответ со стороны аналитиков мир-системы, которые сводят понятие «граница» от водораздела между обществами до разделительной линии режимов малозначимой регуляции. В мир-системном анализе единица анализа – это мир-система, а не отдельные страны. Связи – следствие процессов накопления капитала, аккумуляция которого посредством товарных цепочек охватывает весь мир. Существуют пространственные различия, прежде всего между ядром, полупериферией и периферией, отдельные страны могут перемещаться между этими уровнями.
50 Но когда фокус внимания сдвинут от узкого интереса к накоплению капитала, то одна-единственная глобальная единица вызывает сомнения. Соревнование гегемонов идет в форме множества режимов накопления. Поиск движений против гегемонов обязательно вступит в контакт с разными гражданскими обществами. Валлерстайнова версия теории мир-системы преувеличивает размах, с которым политэкономия насыщает глобальное пространство. Отсюда вывод: некоторые виды накопления капитала почти глобальны, а другие институты этой социальной формации – нет.
51 Валлерстайн приветствовал дополнения концепта системы, порожденные наукой сложности, Он использует некоторые концепты как метафоры, включая кризис. При этом применяются им новые концепты системы неровно и не в полную меру своего потенциала.
52 Теория мир-системы ошибочно теоретизирует политэкономию как пространственно и темпорально конгруэнтную с системами гражданского общества и насилия. Но понятия сложности системы позволяют теоретизировать различия временных и пространственных диапазонов разных институтов, не требуя настаивать на том, что системы конгруэнтны. Теория мир-системы не адекватно теоретизировала множественные неравенства в политической экономии: отмечая их эмпирически, она низводит расу и гендер до институтов культуры и идеологии. Предполагается, что институциональное пространство политической экономии насыщено классовыми отношениями и не допустит, чтобы отношения этнических, колониальных и гендерных неравенств определяли власть. Но концепты сложности систем не настаивают на насыщении такого рода и допускают теоретизацию множества пересекающихся неравенств.
53 Итак, теория мир-системы стала ответом на вызов трансграничных исследований конвенциональным различиям между обществами; понимая мир-систему как одно общество, она тем самым понизила статус границы до незначимого. Но если финансовый капитал скорее глобален, то промышленный капитал сохраняет региональные и национальные корни, политические институты находятся на уровнях как национальных, так и глобальных, а насилие и гражданское общество обладают множеством пространственных уровней. Есть разные временные и пространственные диапазоны различий институциональных доменов. Накопление капитала – мощный, но не единственный драйвер глобальных социальных отношений. Теория мир-системы отвечает на вызов оценок отношений неравенства, рассматриваемых как ключевой аспект этой теории общества, но она ограничена в своем отношении к не-классовым отношениям неравенства как к узкому набору институциональных доменов, которые считаются малозначимыми для движения этой системы вперед. Использование концепций сложности системы может содействовать включению этих проблем в ядро данной теоретической рамки.
54

Мысли о новом подходе к обществу и системе.

55 Новый подход к концептуализации общества, предлагаемый мною, интегрирует анализ дифференцированных институциональных доменов и множественных режимов неравенства. Он включает в себя разные территориальные и временные диапазоны институциональных доменов и режимов неравенства, сохраняя концепт общества как системы. Он опирается на развитие концепта системы в науке сложности. Он вводит концепт социетализации.
56 Социетализация – процесс, в ходе которого институциональные домены и режимы неравенств стремятся к выравниванию. Есть соперничающие проекты социетализации, построенные вокруг набора определенных социальных отношений. Если довести до конца социетализацию, то получим полностью сформированное общество. Социетализация редко бывает завершена, поэтому полностью сформированные общества редки. Концепт общества – важная веха в социальной теории, даже если его редко реализуют. Социетализация – проект. Его часто рассматривают как «национальный» проект. Есть и не-национальные проекты социетализации (проект Европейского Союза, всеобщие права человека и социализм). Один из проектов социетализации может овладеть государством, ставшим средством продвижения его устремлений. Тогда начинается процесс попыток выравнивать и далее наличные социальные институты.
57 Предложенный выше концепт общества объемлет и институциональные домены, и отношения неравенства. Тенденция делить эти два вида социальной структуры на две отдельные теоретические школы мысли вредит развитию социологической теории. Нужен гибрид двух школ. Путь вперед лежит через понимание, что и институциональные домены, и режимы неравенства – это системы, пусть разнотипные, и обе могут быть включены в концепты социальной системы, общества и социетализации.
58 Нужно одновременно теоретизировать и множественные неравенства, и множественные домены институтов. Основные подходы к обществу встретились с вызовом таких требований. Они отвечают отделением каждой формы неравенства и переносом её в отдельный институт. Как правило, класс считается основанным на экономике, а гендер – на культуре и идеологии. Если наш имплицитный концепт системы стар и прост, это не удивляет. Но допущение, что каждый набор социальных отношений неравенства (класс, гендер, этничность) размещен в своем собственном институте, не доказано, если понять значение множества институтов для каждого режима неравенства и множества режимов неравенства для каждого института. Отвергая это недоказуемое допущение, мы бросаем вызов представлению об обществе как «контейнере», сложенном из конгруэнтных систем неравенств. Гендерные неравенства не совпадают полностью с неравенствами классовыми: варианты гендерных отношений не следуют точно вариациям классовых отношений, хотя и пересекаются [Crenshaw, 1991; Walby et al., 2012].
59 Нужно одновременно концептуализировать и все институциональные домены (экономика, политика, насилие, гражданское общество), и все отношения неравенства (класс, гендер, этничность и тд.), не редуцируя одно до другого [Walby, 2009]. Концептуализация должна охватить домены институтов (экономика, политика, насилие, гражданское общество) и режимы неравенства (класс, гендер, этничность), которые частью не полностью совпадают, не укорнены, неконгруэнтны, имеют разные пространственные и временные диапазоны и допускают анализ их взаимосвязей. Это требует нового подход к концептуализации «общества» путем ревизии концепта социальной «системы», что показано в данной статье.
60 Анализировать неконгруэнтность институтов (т.е. систем) экономики, политики, гражданского общества и насилия в пространстве и времени лучше в теоретической рамке, в которой всякая система воспринимает все другие системы как свое окружение, а не в рамке, где части системы считаются составными частями целой системы. Это значит, что всякая система экономики, политики, гражданского общества и насилия может лишь частично совпадать, быть неукорененной и не заполнять данную территорию, иметь разные временные и территориальные диапазоны.
61 Анализировать неконгруэнтности режимов (т.е. систем) неравенства, включая неравенства по классу, гендеру и этничности, тоже лучше посредством теоретической рамки, в которой одна система считает все иные системы своим окружением, где системы могут перекрываться, быть не укоренены, не насыщать свое пространство и иметь разные временные и пространственные диапазоны.
62 Очень редко встречаются «общества» (если вообще встречаются), в которых есть полная конгруэнтность (выравнивание) институциональных доменов (экономика, политика, насилие, гражданское общество) и режимов неравенства (класс, гендер, этничность, нация). Но есть процессы социетализации, содержащие тенденции такой конгруэнтсности, которые, на практике, всегда прерываются. Много было попыток добиться такого выравнивания – например, проекты националистов создать свое государство, или нынешний проект европеизации. Есть большие или меньшие степени выравнивания институционных доменов и режимов неравенства. Есть некие тенденции социетализации, в которых процессы в обществе движутся к делению общей территории, есть другие соперничающие процессы, включая проекты-антагонисты, – все это означает, что полное выравнивание трудно-, если вообще, достижимо. Сейчас фактически нет существующих «обществ», в которых все социальные процессы имеют общую границу времени и места.
63 Проект – это набор практик, ориентированный на перемены в обществе. Обычно укорененные в гражданском обществе, они могут амбициозно применяться в некоторых или во всех доменах институтов. Проект имеет набор ценностей, вокруг которых должно быть организовано общество, участвующее в практических попытках их реализовать. Примерами таких проектов являются проекты националистов, жаждущих создать свое государство для реализации неких целей. Феминистские проекты пытаются переделать гендерные отношения, антирасистские проекты пытаются менять общество. Есть европейский проект с центром в Евросоюзе, стремящийся к миру в Европе. Проекты могут быть локальными или глобальными по размаху. Практика попыток захватить контроль над институтами (государство и т.д.) – путь к получению власти для переформатирования общества. Редко один проект успешно монополизирует все рычаги власти. Многие проекты сосуществуют и соперничают. Процесс движения к социетализации посредством одного проекта часто прерывается другим, не будучи завершен.
64 Концепт «граница» привлекает внимание к различиям содержания двух систем. Традиционно концепт границы подразумевает что-то пространственное. Но не в нашем случае [Appadurai, 1990], когда речь идет о границах институциональных доменов экономики, политики, насилия, гражданского общества и о границах между режимами неравенства (класс, гендер, этничность). Все эти типы границ значимы, а не только традиционный тип политической границы, проложенной по физической территории. Пространство – лишь одна сторона границы. Концепт пространства противоречив в плане обязательности физического референта. Различия не всегда пространственны. Отношения между социальными категориями и физическим пространством реструктурируются. Иногда концепт границы содержит частичный и оспариваемый компонент пространства. В условиях европеизации политические границы частично де-территориализованы – например, правила отношения к мигрантам в ЕС, их перемещениям и правам [Follis, 2012; Vaughan-Williams, 2015]. Мы не намерены отрицать значение физического пространства в некоторых вопросах, отвергая любое абсолютное выравнивание социальных и пространственных категорий. Главный наш приоритет – различия социальные, не пространственные.
65 Концепт «общество» полезен как веха, даже если полное выравнивание социальных систем есть редкость. Процесс «социетализации» общий и важный. Он может меняться в разное время по-разному.
66 В традиционном концепте общества все типы границ конгруэнтны, а варианты форм общества влияют на каждый из его институциональных доменов и режимов неравенства синхронно во времени и по месту. Эмпирически выравнивание случается редко, если вообще достижимо. Соперничество проектов обрывает проекты социетализации. Этот традиционный статичный концепт общества нужно заменить более текучим пониманием процессов социетализации.
67 Одна из ключевых проблем реконцептуализации «общества» и ответа на вызовы глобализации и множественных неравенств – эксплицитно или имплицитно используемый концепт системы. Переосмысление концепта «система» критически важно для изменения концепта «общество» в социологии и в других социальных науках, в теоретизации современных социальных перемен. Есть вызовы теоретизации ряда институциональных доменов и режимов неравенств, не редуцируя одно до другого и обращая внимание на варианты временных и пространственных диапазонов каждого из них. Здесь нужен концепт «системы» более нюансированный, чем традиционно используемый. Проблема со старым концептом системы в том, что он предполагает укоренение частей некой системы в целом и самоуравновешивающую систему с петлями обратной связи, возвращающими систему к стабильности после нарушений.
68 Опираясь на омоложенный концепт системы, можно выработать концепт и теорию общества, которая ответит на вызовы пространства, дифференциации институтов и отношений неравенства. Эти успехи теории систем помогают расширить круг теоретизируемых социальных процессов за пределы рамок традиционного концепта системы, позволяя более нюансированно изучать соотношения пространственного и социального, когда устранена предпосылка «насыщения». Уже были эксперименты с внедрением отдельных или всех теоретических новаций в системное мышление ряда социальных наук, включая экономику [Arthur, 1994], политическую науку [Pierson, 2000], социологию [Luhmann, 1995; Urry, 2003; Walby, 2007, 2009, 2015].
69

Заключение.
70 В статье развит концепт общества путем применения новых способов мыслить системы, взятых из науки сложности, к концепту социальной системы. Этот теоретический шаг нужен как ответ на вызовы глобализации и европеизации, обозначившиеся в напряженных отношениях между «теориями общества» и «трансграничными исследованиями». Потребовался анализ и множественных институциональных доменов, и множественных отношений неравенства – того и другого вместе, не врознь. Многообразие институциональных доменов требуется во избежание простой редукции отношения неравенства к одному домену, такому как культура. Многообразие отношений неравенства нужно во избежание редукции до одного доминантного отношения неравенства (например, класса). Эмпирические свидетельства показывают, что они не совпадают один с другим во времени и в пространстве. Скорее, у них разный временной и пространственный диапазон. Это влечет за собой гибридизацию двух социологических традиций, сосредоточенных на дифференцированных институтах и на отношениях неравенства, не рассматривая их как альтернативы. Для такого шага нужен более нюансированный и гибкий концепт системы, созданный наукой сложности.
71 Включение множественных доменов институтов и множественных отношений неравенств в концепт общества, признание, что они не совпадают один с другим во времени и в пространстве, напрягают прежний концепт социальной системы за пределы точки разрыва. Однако не надо реагировать на это отказом от концептов «система» и «общество». Скорее, нужно развивать концепты системы и общества. Концептуальный инструментарий развития концепта «система» заключен в науке сложности.
72 Наука сложности предлагает ряд сдвигов в концепте системы, которые позволят развивать концепт общества. Ключевым выступает идея, что система воспринимает все другие системы как свою окружающую среду, а не как состоящую из частей систему. Этот концептуальный сдвиг обеспечивает и гибкость, и нюанс, сохраняя способность теоретизировать. Другие сдвиги – это концепты множества точек равновесия (а не одной), зависимость от пути предшествующего развития (а не универсализм путей), петли позитивной обратной связи, которые уводят всякую систему все дальше от равновесия (а не петли негативной обратной связи, равновесие восстанавливающие), что облегчает теоретизацию развития множества сосуществующих вариантов модерна.
73 Важное дополнение теоретического словаря – социетализация, процесс движения к выравниванию институтов и отношений неравенства (хотя и обратное тоже возможно). Строительство нации-государства, европеизация и глобализация – это примеры процессов социетализации, строительства дифференцированных институтов и отношений неравенства, движение к конгруэнтности. Но полное выравнивание редко достижимо. Процессы могут уводить в сторону от такого выравнивания, Сохранить, но переосмыслить концепт общества важно для анализа спорных подвижек на границах. С такими теоретическими подвижками можно сохранить концепт общества для продуктивной аналитической работы в социологии и в других социальных дисциплинах.

Библиография

1. Aglietta M. (1979) A Theory of Capitalist Regulation. London: Verso.

2. Alatas S.F., Sinha V. (2017) Sociological Theory Beyond the Canon. London: Palgrave Macmillan.

3. Anderson B. (2013) Us & Them? The Dangerous Politics of Immigration Control. Oxford: Oxford University Press.

4. Anderson J., O’Dowd L. (1999) Contested borders: Globalization and ethno-national conflict in Ireland.

5. Regional Studies. Vol. 33 No. 7: 681–696.

6. Appadurai A. (1990) Disjuncture and difference in the global cultural economy. Theory, Culture & Society. Vol. 7 No. 2–3: 295–310.

7. Arrighi G. (2007) Adam Smith in Beijing: Lineages of the Twenty-First Century. London: Verso.

8. Arthur B. (1994) Increasing Returns and Path Dependence in the Economy. Ann Arbor: University of Michigan Press.

9. Beck U. (1992) Risk Society. London: Sage.

10. Bhambra G. (2007) Rethinking Modernity. London: Palgrave Macmillan.

11. Boatcă M. (2015) Global Inequalities Beyond Occidentalism. London: Routledge.

12. Bruce S., Voas D. (2004) The resilience of the nation-state: Religion and polities in the modern era. Sociology. Vol. 38 No. 5: 1025–1034.

13. Butler J. (1990) Gender Trouble. New York: Routledge.

14. Capra F. (1997) The Web of Life. London: Flamingo.

15. Castellani B., Hafferty F. (2009) Sociology and Complexity Science: A New Field of Inquiry. Berlin: Springer.

16. Castells M. (1996) The Information Age: The Rise of the Network Society. Oxford: Blackwell.

17. Chakrabarty D. (2000) Provincializing Europe: Postcolonial Thought and Historical Difference. Princeton, NJ: Princeton University Press.

18. Chase-Dunn C. (1988) Global Formation: Structures of the World Economy. Lanham, MD: Rowman and Littlefield.

19. Chatterjee P. (1986) Nationalist Thought and the Colonial World: A Derivative Discourse. London: Zed Books.

20. Crenshaw K. (1991) Mapping the margins: Intersectionality, identity politics, and violence against women of color. Stanford Law Review. Vol. 43 No. 6: 1241–1299.

21. Deleuze G., Guattari F. (1987) A Thousand Plateaus. New York: Continuum.

22. Domingues J.M. (2012) Global Modernity, Development, and Contemporary Civilization: Towards a Renewal of Critical Theory. New York: Routledge.

23. Dunaway W. (2014a) Bringing commodity chain analysis back to its world-systems roots: Rediscovering women’s work and households. Journal of World-Systems Research. Vol. 20 No.1: 64–81.

24. Dunaway W. (ed.) (2014b) Gendered Commodity Chains: Seeing Women’s Work and Households in Global Production. Stanford, CA: Stanford University Press.

25. Eisenstadt S. (ed.) (2002) Multiple Modernities. New Brunswick, NJ: Transaction.

26. Eldredge N. (1986) Time Frames: The Rethinking of Darwinian Evolution and the Theory of Punctuated Equilibria. London: Heinemann.

27. Follis K. (2012) Building Fortress Europe: The Polish Ukrainian Frontier. Philadelphia: University of Pennsylvania Press.

28. Giddens A. (1990) The Consequences of Modernity. Cambridge: Polity.

29. Go J. (2016) Postcolonial Thought and Social Theory. Oxford: Oxford University Press.

30. Hall P., Soskice D. (eds) (2001) Varieties of Capitalism: The Institutional Foundations of Comparative Advantage. Oxford: Oxford University Press.

31. Hardt M., Negri A. (2000) Empire. Cambridge, MA: Harvard University Press.

32. Harvey D. (2005) A Brief History of Neoliberalism. Oxford: Oxford University Press.

33. Latour B. (2005) Reassembling the Social: An Introduction to Actor-Network-Theory. Oxford: Oxford University Press.

34. López J., Scott J. (2000) Social Structure. Buckingham: Open University Press.

35. Luhmann N. (1995) Social Systems. Stanford, CA: Stanford University Press.

36. Lyotard J.-F. (1978) The Postmodern Condition. Minneapolis: University of Minnesota Press.

37. McCall L. (2001) Complex Inequality: Gender, Class, and Race in the New Economy. New York: Routledge.

38. Mann M. (1986) The Sources of Social Power. Vol. 1 The History of Power from the Beginning to AD 1760 Cambridge: Cambridge University Press.

39. Mann M. (1997) Has globalisation ended the rise and rise of the nation-state? Review of International Political Economy. Vol. 4 No. 3: 472–496.

40. Mann M. (2003) Incoherent Empire. London: Verso.

41. Maturana H., Varela F. (1980) Autopoeisis and Cognition. Dordrecht: Reidel.

42. Meyer J., Boli J., Thomas G., Ramirez F. (1997) World society and the nation-state. American Journal of Sociology. Vol. 103 No. 1: 144–181.

43. Mies M. (1986) Patriarchy and Accumulation on a World Scale. London: Zed.

44. Minsky H. (1986) Stabilizing an Unstable Economy. New York: McGraw-Hill.

45. Moghadam V. (1993) Modernizing Women. Boulder, CO: Lynne Rienner.

46. Pierson P. (2000) Increasing returns, path dependence, and the study of politics. American Political Science Review. Vol. 94 No. 2: 251–268.

47. Pieterse J.N. (2018) Multipolar Globalization: Emerging Economies and Development. Abingdon: Routledge.

48. Quark A. (2013) Global Rivalries: Standards Wars and the Transnational Cotton Trade. Chicago: University of Chicago Press.

49. Rex J. (1973) Race, Colonialism and the City. London: Routledge and Kegan Paul.

50. Rodriguez E.G., Boatcă M., Costa S. (eds) (2016) Decolonizing European Sociology: Transdisciplinary Approaches. London: Routledge.

51. Schmidt V. (2010) Modernity and diversity: Reflections on the controversy between modernization theory and multiple modernists. Social Science Information. Vol. 49 No. 4: 511–538.

52. Schreiner O. (1911) Woman and Labour. London: Unwin.

53. Schwinn T. (1998) false connections: Systems and action theories in neofunctionalism and in Jürgen Habermas. Sociological Theory. Vol. 16 No. 1: 75–95.

54. Urry J. (2003) Global Complexity. Cambridge: Polity.

55. Vaughan-Williams N. (2015) Europe’s Border Crisis: Biopolitical Security and Beyond. Oxford: Oxford University Press.

56. von Bertalanffy L. (1968) General Systems Theory. New York: George Braziller.

57. Walby S. (2003) The myth of the nation-state: Theorizing society and polities in a global era. Sociology. Vol. 37 No. 1: 531–548.

58. Walby S. (2007) Complexity theory, systems theory and multiple intersecting social inequalities. Philosophy of the Social Sciences. Vol. 37 No. 4: 449–470.

59. Walby S. (2009) Globalization and Inequalities: Complexity and Contested Modernities. London: Sage.

60. Walby S (2015) Crisis. Cambridge: Polity.

61. Walby S., Armstrong J., Strid S. (2012) Intersectionality: Multiple inequalities in social theory. Sociology. Vol. 46 No. 2: 224–240.

62. Wallerstein I. (1974) The Modern World-System. Berkeley: University of California Press.

63. Wallerstein I., Smith J. (1992) Households as an institution of the world economy. In: Smith J., Wallerstein I. (eds) Creating and Transforming Households: The Constraints of the World Economy. Cambridge: Cambridge University Press.

64. Weiss A. (2005) The transnationalization of social inequality: Conceptualizing social positions on a world scale. Current Sociology. Vol. 53 No. 4: 707–728.

65. Weiss A. (2017) Sociological theories of global inequalities. Sociology. Vol. 51 No. 6: 1318–1324.

66. Zielonka J. (2006) Europe as Empire. Oxford: Oxford University Press.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести