1. Социология является номотетической наукой и этим резко отличается от всех идеографических наук. Это означает, что социология при изучении антропосоциальных феноменов занимается элементами, их характерными свойствами, их взаимосвязями, которые не уникальны в пространстве и времени, а повторяются во времени или в пространстве или во времени и пространстве и в равной мере лежат в основе всех антропосоциальных элементов определенного рода как их постоянный элемент. Например, историк занимается изучением города, но у него речь всегда идет о точно определенном, конкретном, уникальном во времени городе, например, о Бонне 1920-го или Нью-Йорке 1929-го г. Социолог также интересуется городом в качестве номотетического, антропосоциального феномена. Историк создает живой, конкретный эскиз индивидуального города, а социолог дает «обобщающее или типичное изображение» города, гораздо менее богатое, но зато охватывающее все города от Древнего Египта, Вавилона, Персии, Греции, Рима, Аравии до европейского средневековья и современного периода, короче говоря, «город» в общем и целом как номотетический тип особого класса социальных феноменов, когда и где бы он ни был (Пример социологического определения города см.: [Sorokin, Zimmermann: Кар. II u. passim.]). То же самое относится и ко всем другим антропосоциальным феноменам или их отношениям, изучаемым социологией.

2. Исходя из этой номотетической точки зрения, социология изучает и описывает, анализирует и классифицирует <em>три фундаментальные области </em><em>антропосоциальных</em><em> феноменов, которые специально не изучают какие-либо иные социальные и гуманитарные дисциплины и которые лежат в стороне от собственных предметных областей этих дисциплин: </em>во-первых, существенные черты и связи, которые в качестве постоянных, присущих каждому антропосоциальному феномену элементов, обеспечивают его conditio sine qua non¹ (Разумеется, каждый волен использовать вместо моего выражения «антропосоциальные феномены» термины «общественные группы» или «социальные феномены»). Что же представляет собой антропосоциальный феномен (общество или общественное отношение) в общем и целом? Чем являются элементы, из которых он состоит? Что за отношения его образуют? Каковы его основные формы? Вот вопросы, относящиеся к первой области и как таковые не рассматриваемые политэкономией (или какой-либо иной специальной наукой), исследующей лишь экономическую сторону антропосоциальных феноменов, а не их типичные сущностные черты. Если политэконом или государствовед и занимается этой проблемой, то он больше не политэконом или государствовед, а социолог. Данная область относится к основному предмету исследования так называемой «общей социологии».

Во-вторых, социология изучает, исходя из всё той же номотетической точки зрения, устойчивость (и степень изменчивости) причинных и функциональных связей между разными классами социальных феноменов, исследуемых другими социальными и гуманитарными дисциплинами. Хорошо известно, что до определенной степени все специальные формы социальных феноменов взаимозависимы. На экономические процессы и отношения влияют демографические, политические и даже религиозные процессы и отношения; преступность обусловлена рядом таких факторов, как бедность, низкий моральный уровень, право свободы выбора места жительства так далее.

В то время как изучением взаимосвязей в рамках этих специальных областей занимаются соответствующие специальные науки (политэкономия – экономическими феноменами, государствоведение – политическими и т.д.), нет специальной науки, которая исследовала бы отношения между этими различными классами социальных феноменов². Такие «посреднические отношения» лежат вне области исследования всех упомянутых специальных наук. Конечно, бывает так, что какой-либо представитель этих наук, например, политэконом, занимается их изучением, но тогда он выходит за границы своей области и становится социологом, точно также, как он становится не политэконом, а писателем или теологом, если пишет стихи или богословский трактат. Это позволяет нам понять, почему такие произведения, как «Полития» Аристотеля, «Пролегомены» Ибн-Хальдуна, «Основания новой науки…» Вико, «О духе законов» Монтескье, «Опыт о законе народонаселения» Мальтуса или «Социология религии» Вебера по большому счету следует воспринимать не как этические, исторические, экономические, государственно-правовые сочинения, а как социологические, потому что их авторы изучают и раскрывают взаимосвязь между фундаментальными и относительно постоянными, повторяющимися во времени и в пространстве взаимосвязями между экономикой, религией, моралью, политикой и другими классами социальных феноменов. Следовательно, все эти проблемы взаимной связи разных классов социальных феноменов, каждый из которых рассматривается отдельной специальной наукой, образуют подлинную область исследования социологии. Сюда относятся взаимосвязи между преступностью и бедностью, между войной и нехваткой продуктов питания, между плотностью населения и революцией, между формами искусства и политической конституцией и сотни других «посреднических отношений». Не играет роли, занимается ли их изучением по роду свой деятельности социолог либо экономист или специалист по этике; важно, чтобы такие проблемы находились вне предмета всех специальных социальных наук, и чтобы их представители при их изучении вышли бы за рамки своей специальной области и стали чем-то другим, чем прежде, а именно социологами. Ясно, что данная вторая область социологии логически вытекает из первой и является лишь ее логичным продолжением, потому что изучающий стабильные элементы и основополагающие формы социальных феноменов должен классифицировать их; а тот, кто их классифицирует, должен по необходимости исследовать фундаментально-логические, причинные и функциональные связи между ними. Поэтому обе названные области социологии не привязаны одна к другой механически, а связаны друг с другом эпистемологически и логически и вследствие этого раскрывают социологию как внутренне связанную, логично выстроенную и эпистемологически органичную дисциплину.

Третьей основополагающей областью социологии является номотетическое изучение устойчивости (и степени изменчивости) причинных и функциональных связей между различными классами антропосоциальных феноменов, а также a) биологических и b) географических феноменов. Биологическая и географическая окружающая среда является материнской породой, на которой возникает и изменяется любой социальный феномен, которая его обуславливает и на которую он, в свою очередь, оказывает влияние. Такие проблемы, как расовый фактор в истории, влияние географических условий (климат, флора, фауна, топография и т.д.) на социальные феномены, можно считать примерами проблем в этой области, которые опять-таки не охвачены какими-либо социальными (или биогеографическими) специальными науками. Они не связаны с чем-либо в своих областях, а находятся «между» ними. По вышеназванным основаниям они относятся к области социологии, а именно: по логике – к проблемам двух первых отделов социологии. В своей совокупности проблемы всех трех областей образуют логично выстроенное и внутренне связанное целое, исследование которого ведется исходя из специфической, а именно номотетической точки зрения. Наличия этих условий вполне достаточно, чтобы дать рассматриваемой дисциплине право на существование как специальной науке.

Вышесказанное позволяет нам определить сущность социологии как специальной науки. Во-первых, видно, что она имеет свою собственную позицию, отличную от других социальных наук; во-вторых, что она представляет особую область, лежащую вне иных областей науки. В этом отношении социология ни в коем случае не «винегрет» самых разных, тут и там собранных фрагментов знаний, а наоборот, является органическим, последовательным и взаимосвязанным целым. Такое понятие социологии не имеет ничего общего с социологией как «туманным философствованием» или разновидностью универсальной энциклопедии: ни в коем случае, так как ее область четко очерчена как природой ее проблем, так и особым подходом к ним.

В этом смысле социология является по-настоящему «специальной наукой» с узко ограниченными, сложными задачами и проблемами. Например, по сравнению с целостными объектами исторических исследований, экономической науки или правоведения объект социологии скорее более специализирован и ограничен. Однако даже при такой ограниченности её исследование не может быть полностью обеспечено кем-то одним. Подобно сотням специальных областей в исторических исследованиях (по разным странам, учреждениям и процессам в разные эпохи), каждая из которых требует особых специалистов для сотен специальных областей; подобно экономической науке, где для каждой из таковых опять-таки нужен соответствующий специалист, также и здесь должны быть сотни самостоятельных социологических дисциплин (например, кроме общей социологии, социология города, деревни, религии, войны, революции и так далее), изучение которых возлагается на отдельных специалистов соответственно. В этом отношении положение дел в социологии аналогично множеству других социальных наук. Чтобы считаться социологической дисциплиной, каждое из названных направлений исследований уже должно иметь социологически описанные характеристики, также как каждая отдельная область исторических исследований должна быть действительно «историей», а не этикой.

Наконец следует отметить: поскольку понятие социологии, разъясненное здесь, является внутренне согласованным и характеризует ее как уникальную специальную науку, оно, естественно, охватывает также почти все социологические «школы» и обеспечивает им пространство для органически связанного параллельного мирного сосуществования. Идет ли речь о «географической», «расовой»³, «демократической» или «понимающей социологии», о «формальной школе», о других течениях социологической мысли или о психологическом, культурном, экономическом и социологическом истолковании антропосоциальных феноменов: в нашем понятии социологии есть место для всех этих ответвлений, если они выступают как номографические дисциплины. Поэтому не вижу причин возражать против какого-либо из них (если речь не идет об их рискованных и неверных выводах), и охотно признаю ценность и необходимость каждой в своих рамках в пределах социологической науки (В качестве доказательства этого см. мою книгу „Contemporary Sociological Theories“, Нью-Йорк, 1928). Моя «миролюбивость» не является эклектикой, а идет от логической природы изложенного здесь определения и его требований.

Вышеизложенное относится к понятию социологии.

3. Что касается методов социологии, то достаточно отметить, что в ней могут и должны применяться все методы номотетических наук, начиная от дедукции и кончая статистическим, историческим и экспериментальным методами. Здесь особенно важно назвать «типологический метод», который великолепно описан Ф. Тённисом в его книге «Общность и общество» и применение которого обязательно во многих социологических дисциплинах. С другой точки зрения в нашей дисциплине опять-таки приемлемо и необходимо транссубъективное наблюдение⁴, а также «интроспективная» индукция и интерпретация. Первый из этих двух методов особенно важен для охвата, наблюдения и проверки исследуемых причинных и функциональных взаимосвязей; второй служит для определения «значения» и «ценности» изучаемых феноменов. Крайняя эксклюзивность, с одной стороны, «интроспективистов» и, с другой стороны, «объективистов» является не доказанной (В этом отношении см. мою книгу „Contemporary Sociological Theories“, гл. XI и XII и мою русскую «Систему социологии», т. I, гл. III). Более того, чрезвычайная сложность рассматриваемых социологией феноменов легко приводит к неверным заключениям, если определенный класс этих феноменов исследуется лишь одним методом или одной методологической техникой. Например, многие чисто статистические исследования привели к ряду неверных корреляций; а многие интроспективные исследования внесли в социологию непомерные теоретические обобщения. Многие «сравнительно-исторические исследования» дали повод для недоразумений, которые можно найти в сочинениях Летурно⁵. Поэтому рекомендуется, а зачастую просто необходимо подходить к одному и тому же классу феноменов с использованием нескольких разных методов, чтобы проверить достоверность результатов, достигнутых лишь одним из них, с помощью результатов, полученных другими методами. Например, результат, полученный с помощью статистических методов, может быть перепроверен экспериментальным и историческим методами, либо непосредственным наблюдением типичных случаев и так далее. Если результаты, достигнутые разными методами, соответствуют друг другу, то есть основания полагать, что они соответствуют фактам; но если они не согласуются, то это служит для социолога предостережением о возможных ложных выводах.

4. Мы показали своеобразную логическую структуру социологии как науки, а теперь хотим кое-что сказать о технике обучения социологии в высших учебных заведениях. Нет необходимости напоминать о том, что организация учебного процесса представляет собой также чисто техническую проблему, решение которой зависит от конкретных условий и возможностей высшего учебного заведения. Если оно, как многие американские университеты, располагает средствами на вполне развитый социологический факультет, то, естественно, оно может позволить себе сотни специальных социологических курсов. Университет с меньшими средствами не может позволить себе такую роскошь, должен ограничиваться лишь базовыми социологическими курсами. На худой конец можно выработать общий учебный план, который, в сущности, подходит всем университетам и который представляется таким:

Так как социология в вышеуказанном смысле предполагает серьезные знания по другим дисциплинам (социальным и биологическим), ее, во-первых, не следует изучать на первом году или в течение первых двух лет обучения, а только на третий и четвертый или также дальнейший учебный год, когда обучающиеся уже усвоили некоторые знания из других научных областей и тем самым в некоторой степени уже готовы к изучению социологии. Так называемые «вводные курсы» по социологии для новичков, практикуемые сейчас во многих университетах, кажутся мне весьма сомнительными. По-моему, они являются, как минимум, бесполезными, если даже не вредными, как для студентов, так и для самой социологии. Студентов, которые не подготовлены к серьезному социологическому курсу, эти курсы ведут к поверхностному и неясному пониманию, к легкомысленному отношению к изучению социальных феноменов и развивают у них самые смутные и странные представления о социологии как науке. Критика социологии как науки вытекает в своем большинстве из характера вышеупомянутых вводных курсов, которые и в самом деле ее заслуживают. С одной стороны, они служат лишь ширмой для некомпетентных преподавателей и безграмотных «реформаторов», а, с другой – являются постыдным скандалом для социологии. Короче говоря, социологические курсы должны быть завершением обучения по другим дисциплинам, а не служить им нечто вроде введения.

Совокупность социологических курсов можно разделить на базовые, то есть элементарные курсы, и на дополнительные, то есть специальные курсы, которые могут быть обеспечены в зависимости от возможностей университета. В качестве важнейших базовых курсов следует назвать следующие: 1. История социологических теорий и анализ современных теорий; 2. Методология, эпистемология и логика социологии и социальных наук; 3. Общая теория антропосоциальных феноменов, ее базовые элементы, структура, связи и формы; 4. Организация общества (морфология и структура общественных групп, их формы, их <span style="text-decoration: underline;">д</span>ифференциация, расслоение, интеграция и дезинтеграция); 5. Социальные процессы (теория динамики общества, социальных изменений и движений, их форм, ритмов, колебаний, тенденций, их причин, их функциональных отношений, их зависимостей и взаимозависимостей). Это программа-минимум элементарных курсов по социологии. Естественно, что приведенный здесь перечень довольно относителен, потому что содержащаяся в названных дисциплинах совокупность знаний может быть так или иначе распределена между большим или меньшим количеством дисциплин или даже разделена на таковые (например, наш перечень социологических дисциплин в целом хорошо согласуется с тем, который Андреас Вальтер представил в статье во втором номере «Журнала психологии народов и социологии», том 5)⁶. Важно лишь, чтобы базовые курсы, как бы они ни были представлены, в своей совокупности давали бы обучающимся знания о социальных феноменах, охватываемых этими курсами.

Кроме базовых дисциплин у университетов и других высших учебных заведений есть и иные широчайшие возможности организовывать другие социологические (специальные) курсы в пределах своих средств. В таком случае характер этих специальных курсов зависит, естественно, от многих конкретных условий: от локальных интересов высших учебных заведений и их студентов, от интересов страны, наличия компетентных специалистов в определенной области социологии и так далее. Короче говоря, вид и число этих специальных курсов должны быть адаптированы к конкретным условиям соответствующего высшего учебного заведения, но базовые курсы должны быть одинаковы во всех университетах и высших учебных заведениях.

В заключение этого короткого эссе о социологии как науке я хотел бы сделать еще одно замечание. Как весьма верно заметил Г. Зиммель, до сих пор социология была аурой и убежищем для некомпетентных незнаек, мелкотравчатых реформаторов, верхоглядов, политиканов и демагогов. Множество бездарных неудачников строили из себя социологов и под видом социологии публиковали заносчивое пустословие, подобающее их незнанию. Во многом в этом причина того, что многие серьёзные ученые скептически относятся к социологии, а мы, социологи, можем в этом отношении лишь присоединиться к ним. Принимая во внимание, что социология теперь все больше развивается в реальную университетскую дисциплину и что настоящие социологи максимально заинтересованы в таком развитии, одной из важнейших практических задач данного момента является энергичное выступление против псевдосоциологии и псевдосоциологов. Необходимо задействовать все возможное, чтобы объяснить публике и другим ученым огромную разницу между социологией как подлинно научной дисциплиной, и псевдосоциологией незнаек и демагогов. Наука Конфуция⁷, Платона, Аристотеля, Варрона⁸, Ибн-Хальдуна⁹, Макиавелли, Т. Гоббса, Вико, Мальтуса, А. Фергюсона, А. Смита, Монтескье, Й. П. Зюсмильха¹⁰, Гердера, О. Конта и Г. Спенсера – вот лишь некоторые имена, которыми социология должна быть защищена от нашествия некомпетентных варваров – псевдосоциологов.¹¹

<p class="docx-publication-h2"><strong>КОММЕНТАРИИ И ПРИМЕЧАНИЯ</strong></p>

1. Conditio sine qua non (лат.) – необходимое условие.

2. П.А. Сорокин здесь, как и в «Системе социологии» (1920), и в «Современных социологических теориях» (1928) следует теореме Л.И. Петражицкого о n<em> </em>+ 1 теорий, согласно которой наряду с конкретными науками об обществе и их теоретическими описаниями необходима более общая теория, охватывающая отношения между классами социальных явлений. Реконструкцию теоремы см.: [Тимошина, <em>2</em>019].

3. В конце XIX – начале XX вв. расовые исследования получили широкое распространение в Англии, Франции, Германии и других странах. Даже в СССР, в Институте экспериментальной биологии в 1920 г. был создан отдел «Российское евгеническое общество» под эгидой народного комиссара здравоохранения Н.А. Семашко, см.: [Пленков, 2017, с. 225.]. Лженаучный характер расовых теорий до Второй мировой войны еще не был выяснен. В «Современных социологических теориях» (1928), как и в данном тексте, расоведческие исследования выделены автором в самостоятельную междисциплинарную научную школу. В «Теориях» ей дается научная оценка, включая отделение научного и идеологического содержания. Например, Сорокин уничижительно критикует расоведение немца Ф.К. Гюнтера (которого позднее, при нацистах, в шутку называли «расовым Гюнтером» за его одержимость примитивной расоведческой концепцией, по ненаучности схожей с нашумевшим в начале XX в. сочинением Э. Кречмара «Строение тела и характер»). Простота теоретических категорий таких опусов, доступность непосредственного наблюдения как эмпирической базы любому, пожелавшему теоретизировать обеспечили им дешевую популярность. Правда, и у П.А. Сорокина можно найти обидные высказывания в адрес африканских негров, австралийских аборигенов, якобы в течение 5 тыс. лет не удосужившихся заняться развитием своей культуры, но размежевавшись со лженаукой, П.А. Сорокин остается осторожен в итоговых заключения, связывая расовые различия с длительной эволюцией человеческого рода. Подробнее см.: [Сорокин, 2020: 249, 278]

4. Термин философии интуитивизма, в частности, санкт-петербургского философа Н.О. Лосского. Указывает на неизменность теории истины, принятой Сорокиным из гносеологической программы интуитивизма как самостоятельной философской школы. В дальнейшем она реализована в сочинении «Социальная и культурна динамика» в методологическом положении о трех системах истины: разума, веры и чувств». Подробнее см.: [Лосский 1991: 187].

5. Летурно<strong> </strong>Шарль (Letourneau 1831–1902), французский этнограф, философ и социолог.

6. Андреас Вальтер (Walther, 1879-1960<span style="text-decoration: underline;">)</span> – немецкий социолог, в рамках данного журнального симпозиумам его статья «К реализации самостоятельной социологии» опубликована первой, см.: [Walter, 1929].

7. Конфуций (или Кун-цзы, 551‒479 до н.э.) – древнекитайский философ, чиновник, педагог. Сорокин считал его учение «системой прикладной социологии». «Конфуцианство содержит все основы современных социологистических теорий, особенно теории нравов, разработанной У.Г. Самнером, и «семейной социологии» школы Ле Пле и Ч.Х. Кули.», – утверждает он [Сорокин, 2020: 392].

8. Варрон (Varro) Марк Теренций (116–27 до н. э.), древнеримский государственный деятель, писатель, ученый-энциклопедист.

9. Ибн Халдун (Ибн Хальдун Абдуррахман Абу Зейд ибн Мухаммед, 1332‒1406) ‒ арабский социальный мыслитель, историк и философ, кади (судья). Выступал за создание особой науки об обществе. П.А. Сорокин разделяет мнение о том, что Ибн Халдун является первым социологом задолго до Конта.

10. Зюсмильх Й.П. (<em>S</em><em>üß</em><em>milch</em> <em>J.P., </em>1907-1767) немецкий протестантский пастор, статистик.

11. Перевод рукописи английского оригинала текста на немецкий язык, направленной П.А. Сорокиным в редакцию журнала, выполнен Марией Лебедевой (Maria Lebedew), Мюнхен. Судя по библиографическим данным, она была профессиональным переводчикам научной литературы широкой тематики с 1920-х по 1960-е гг., в том числе несколько статей и рецензий Сорокина.