Везде
Социологическая теория: вызовы и возможности российской социологии
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Социологическая теория: вызовы и возможности российской социологии
Аннотация
Код статьи
S013216250017007-0-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Сорокин Павел Сергеевич 
ORCID: 0000-0003-3910-2090
Должность: старший научный сотрудник Институтa образования
Аффилиация: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 11
Страницы
12-23
Аннотация

Статья обсуждает состояние и перспективы развития современной социологической теории с акцентом на вызовы и возможности, которые открывает продолжающийся на протяжении большей части ХХI в. глобальный кризис. Кризис связан с процессами «де-структурации», которые выдвигают на первый план проблему «(трансформирующей) агентности», не получившей адекватной проработки в социальном знании. Социология, в сравнении с другими науками, имеет хороший задел для того, чтобы играть ведущую роль в разработке указанной проблемы. Однако для реализации своего потенциала социологии требуется существенно пересмотреть ряд распространённых теоретических постулатов, связанных с проблемой «структуры/действия». (1) необходимо отказаться от идеи «вторичности» «действия» по отношению к «структуре»; (2) выработать теоретическую картину мира, которая сочетает идею относительной, хотя и снижающейся, устойчивости социальных образований, с тезисом о реальном трансформационном потенциале «агентности», который эмпирически выражается в появлении новых и изменении существующих социальных форм. (3) требуется разработка теоретических подходов к пониманию процессов формирования потенциала «(трансформирующей) агентности», с учетом как недетерминированного характера последней, так и ее зависимости от различных институциональных контекстов, которые, в свою очередь, трансформируются ею. Отечественная социология может внести важный вклад в решение этих задач, опираясь на выработанный за полуторавековую историю багаж идей, на уникальный и богатый эмпирический контекст современного российского общества.

Ключевые слова
теоретическая социология, российская социология, глобальный кризис, де-структурация, трансформирующая агентность
Источник финансирования
Статья подготовлена в рамках гранта Министерства науки и высшего образования РФ № 075-15-2020-928.
Классификатор
Получено
23.11.2021
Дата публикации
22.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
43
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1

Введение.

2 Пандемия COVID-19, рост радикализма и «анти-модерных» социальных и культурных феноменов в мире, мировой финансовый кризис 2008 г. стали существенным вызовом для социальной науки. ХХ1 в. отмечен тенденциями, которые не вписываются в доминирующие концепции социально-экономического развития, пришедшие к нам из ХХ в, например, одновременное расширение охватов высшим образованием и снижение темпов экономического роста.
3 Мир меняется. Но появились ли за последние 10–15 лет теоретические разработки, которые адекватно «схватывают» обозначенные выше процессы, их переплетения, противоречия и взаимосвязи? Материалы круглого стола «Траектории эволюции мировой и отечественной теоретической социологии» (2 июня 2021 г.) с участием журнала «Социологические исследования», позволяет предположить, что большинство читателей дадут отрицательный ответ на данный вопрос. Стартовой точкой настоящей работы является тезис, развиваемый на указанном круглом столе Ж.Т. Тощенко, Н.Е. Покровским, В.В. Козловским и рядом других коллег, о том, что на фоне ограничений доминирующих в социологии подходов и теорий, нашу дисциплину ожидают глубокие сдвиги в теории как каркасе науки. Запрос на изменения проистекает из объективно наблюдаемых проблем социально-экономического развития в мире.
4 Цель настоящей статьи – опираясь на анализ современных отечественных и зарубежных дискуссий, представить анализ состояния и перспектив теоретической социологии в России и в мире на фоне происходящих в мире процессов. В первой части работы рассмотрен общемировой контекст развития социологии, затем непосредственные условия существования нашей дисциплины. Во второй части предложена возможная повестка развития социологической теории для преодоления выявленных проблем. Отдельное внимание уделено потенциалу российской социологии.
5

Макро-контекст развития социологии и социальной теории: непонятый глобальный кризис.

6 Оценивая современное общество, многие социологи в России и за рубежом скажут «кризис». Но что они имеют ввиду под этими словами? Интерпретации кризиса современными социологами не только различны, но порой диаметрально противоположны. Для кого-то это политическая нестабильность, для кого-то – инертность, недостаточная вовлеченность населения в политические процессы и институты. Для одних кризис - снижение темпов экономического роста на национальном или глобальном уровне, для других – бедность значительной части населения.
7 В Президентском обращении к Американской Социологической Ассоциации в 2005 г., которое затем многократно повторялось в разных аудиториях с незначительными вариациями, М. Буравой апеллировал к «внешнему» кризису как ключевому вызову для развития социологии [Burawoy, 2005]. Однако для Буравого, в отличие от предлагаемой в настоящей работе трактовки, «кризис» - не столько задача познавательная, сколько практическая. «Рынок» и «государство» - два столпа, демонтаж которых, по Буравому, должен привести к победе над дискриминацией и неравенствами. Задача развития социологической теории в ответ на «кризис» – не формулировалась отдельно: принципиальные ответы получены социологами прошлого. Социологам настоящего отведена роль проводников этих идей в жизнь. Сегодня, более 15 лет спустя, очевидно, что Буравой рисовал слишком упрощенную картину: левый радикализм, уходящий корнями в 1960-е и 1970-е, мало применим для реалий ХХI в. Достаточно отметить, что американская государственность, гегемон, согласно Буравому, не дающий гражданскому обществу «поднять голову», – сама оказалось в незавидном положении, что показали события в Вашингтоне января 2020 г.
8 Современные экономисты говорят о глобальном «парадоксе производительности»: на фоне беспрецедентного рывка в развитии технологий, стремительного роста охватов высшим образованием, темпы производительности труда падают; более того, появляются эмпирические работы, показывающие отрицательные эффекты охвата высшим образованием на экономический рост и социальную устойчивость (см. обзор в [Sorokin, Froumin, 2021]). Какая социологическая теория могла это предсказать? Кризис институтов высшего образования – часть макро-контекста развития современной социологии, которая погружена в научные центры и университеты.
9 С точки зрения вызовов для теоретической социологии, по нашему мнению, можно зафиксировать три ключевые характеристики текущего кризиса.
10

(1) Он носит глобальный и комплексный характер, не ограничиваясь конкретной страной или сферой. Из этого вытекает целесообразность поиска его глубинных причин, не связанных с той или иной отдельной областью общественной жизни, используя при этом широкие международные сравнения.
11 (2) Текущий кризис «человеко-центричен»: вне зависимости от того, о кризисе в какой сфере общественной жизни идет речь, его «мерилом» в массовом сознании и для практической политики, является, прежде всего, недостаточный успех и благополучие человека на индивидуальном уровне. Кризис выражается в уровне доходов и размере пенсий (не только в масштабах национальной экономики), в доверии людей государству и его лидерам, в их уверенности в будущем (не только в «объективной» надежности государственных границ и охраняющего их оружия), в ожидаемой продолжительности жизни (не только в совокупной численности населения). Эта «человеко-центричность» общепризнана в дискуссиях о развитии за рубежом и в России.
12 (3) Текущий кризис характеризуется «де-структурацией», которая может быть рассмотрена одновременно как его причина, содержание и следствие. Принудительная сила воздействия привычных для ХХ в. структурных контекстов на человеческое поведение снижается, что порождает высокую волатильность институциональных конфигураций на всех уровнях [Mironenko, Sorokin 2020; Сорокин, Попова 2021]. Ни государство, ни политическая партия, ни корпорация, ни рынок, ни семья более не являются однозначными гегемонами в социальной организации жизни. Более того, поддержка «(трансформирующей) агентности», то есть инициативного созидательного действия (например, инновационного предпринимательства) становится открыто декларируемым лейтмотивом практической политики государств и корпораций, в том числе, в России. Однако пока большинство соответствующих мер не демонстрируют высокой эффективности.
13 Можно выдвинуть гипотезу о центральном месте проблемы «агентности» для комплексного понимания современных глобальных кризисных тенденций, а значит и для их преодоления. Но сегодняшняя наука недостаточно знает о возможностях, факторах, инструментах и эффектах созидательного проактивного индивидуального и коллективного действия [Сорокин, 2021]. Для России, с ее особенностями институционального развития, сочетающего высокую государственную централизацию с разнообразием социальных контекстов и многоукладностью, задача эффективной поддержки «(трансформирующей) агентности» в ответ на вызовы «де-структурированной» социальной реальности – особенно сложна.
14 По нашему мнению, ключевой вызов, который ставит текущий кризис перед социальной теорией, состоит в адекватном понимании обозначенной выше проблемы «(трансформирующей) агентности». Ее решение требует широкого междисциплинарного взаимодействия. При этом, как мы постараемся показать в настоящей работе, роль социологической теории, включая разработки российских социологов, в этом вопросе может быть особой и даже ключевой. Но прежде, чем ее определить, очертим контекст развития современной социологии, проанализируем стратегии «совладания», которые доминируют в нашей науке сегодня на фоне глобального кризиса.
15

Контекст развития современной социологии и стратегии «совладания» в профессиональном сообществе.

16 На фоне общего недостаточного вклада науки и образования в социально-экономическое развитие, академическая социология в России и в мире испытывает очевидные (во многом, «заслуженные») трудности. Среди общих с другими дисциплинами проблем отметим недостаточное финансирование фундаментальных исследований, ужесточение организационных условий деятельности ученых, включая научную и образовательную работу. К сожалению, рост образовательной нагрузки, погоня за количеством публикаций и наращиванием цитируемости – не лучший контекст продвижения новшеств в социальной теории. В России, с характерным для нее недостаточным на фоне других стран финансированием науки и высшего образования и снижением их авторитета, указанные тенденции проявляются особенно остро.
17 К более специфическим характеристикам контекста современной социологии, по нашему мнению, относятся: недостаточное развитие площадок внутренней профессиональной социологической коммуникации на национальном и на глобальном уровнях, периферийные позиции российской социологии на фоне мировой (и связанные с этим особые «пороги входа»), маргинальное положение и низкий престиж социологии на фоне смежных наук.
18 Перечисленные проблемы хорошо знакомы и интуитивно очевидны многим. Рассмотрение их в контексте широких и, как показано выше, часто непонятых глобальных кризисных тенденций может оказаться продуктивным для постановки задач нового «шага развития». Признание кризиса не только А) в социологии (в том числе, теоретической), но и Б) в науке в целом, а также В) во всей социальной организации современного общества, как взаимосвязанных кризисных процессов, – важный аргумент в пользу поиска новых решений в социологии и социологической теории.
19 Каковы же доминирующие в России и за рубежом стратегии адаптации социологического сообщества к описанному контексту и связанные с ними векторы развития социологической теории?
20

(1) Ориентация на социальный активизм и политизированность, построенная на упрощенных идеологиях левого или правого толка (в рамках упомянутой «публичной социологии», радикально консервативного направления социальной мысли), не на прорывных разработках в социологической теории. Учитывая общее ухудшение положения университетского работника в последние десятилетия, а также относительно невысокий престиж социологии среди университетских дисциплин, негативный, даже «болезненный» настрой многих социологов по отношению к окружающему миру – понятен. Проблемой, по нашему мнению, является не активизм сам по себе, сколько отсутствие за ним адекватной профессиональной экспертизы. Вместо создания, проверки и продвижения в практику теоретических моделей, социологи ориентируются на отжившие клише.
21 (2) Растущая тенденция к изучению отдельных, относительно узких объектов или сфер без достаточных усилий по теоретическому обобщению процессов в разных областях общественной жизни на национальном или глобальном уровне. Рост «квантофрении», погоня за данными, не за смыслами, исследователям не оставляет сил и времени на то, чтобы осмыслить собранные материалы, строить не узкие, как правило, линейные модели отдельных взаимосвязей, зацикленные на известных категориях (например, «удовлетворенность», «доход»), постигать суть общих и сложных процессов, связанных с качественными трансформациями. А их невозможно «ухватить» без совершенствования теории. К сожалению, немалую роль в поддержке этой тенденции играет растущая специализация площадок международной научной коммуникации, научных журналов.
22 (3) Еще одной важной особенностью современной социологии в России и в мире является растущая вовлеченность социологов в междисциплинарные исследовательские инициативы, как правило, связанные с прикладными вопросами, отраслями, сферами общественной жизни (государственное управление, здравоохранение, развитие образования, организационные исследования и др.). С одной стороны, это органичное продолжение тенденции к фрагментации социологической практики, которая утрачивает самостоятельное значение в современной научной жизни. С другой стороны, подобные междисциплинарные проекты могут играть положительную роль, стимулируя новые витки развития науки как коллективного усилия представителей не многих дисциплин. Однако для того чтобы социология имела весомый голос в этой поли-дисциплинарной дискуссии, необходим ответ на вопрос: в чем может состоять ее конструктивный вклад в производство нового, востребованного практикой научного знания?
23

Проблема «(трансформирующей) агентности» как вызов и возможность для теоретической социологии.

24 Нарушенный статус-кво социальной структуры в ХХI в. Социологическая теория в трудном положении. С одной стороны, социология и ее теоретический аппарат – генетически нацелены на понимание того, что часто называют «обществом в целом». Учитывая комплексный характер текущего глобального кризиса, именно от этой науки можно ожидать ключевого вклада в теоретическое осмысление последнего. С другой стороны, гипотеза о центральном значении для понимания современного социального мира «(трансформирующей) агентности» - некомфортна для мейнстрима социологии, поскольку требует отказа от общепризнанной, но не всегда проговариваемой в среде социологов догмы о том, что «структура» важнее «действия».
25 «Трансформирующая агентность», не только меняет структуры, но и, в определенной степени, «направляется», «подпитывается», «легитимизируется» ими, хотя не детерминирована в том смысле, в каком прямые последователи Маркса привыкли смотреть на связь «классовой позиции» человека и его поведенческих стратегий. Наиболее трудный для «переваривания» теоретической социологии момент состоит в том, что в ХХI в, отчасти в противоречии с доминирующими сегодня концепциями структурации Э.Гидденса или теории полей П.Бурдье, поведение людей более не является прямым проявлением «положения в социальном поле», «классовой позиции» или продуктом «идеологического манипулирования» со стороны элит в целях сохранения несправедливого «статуса-кво» социальной структуры, который так беспокоит политически левое крыло международного социологического сообщества последние 50-60 лет.
26 «Статус-кво» западного общества второй половины ХХ в, сочетающий формальное равенство прав с явными диспропорциями реальных шансов на жизненный успех при относительно устойчивом и почти всеобщем, хоть и разном по темпам, росте благосостояния, очевидно нарушен в ХХI в. – причем, похоже, без помощи социологии. Ключевые структурные опоры «модерного» общества и связанные с ними элиты – государство, с его профессиональной бюрократией и демократической политической организацией, а также корпорация с ее иерархиями, экономикой масштаба и четким разделением труда, даже освященное либеральными ценностями понятие «свободного рынка» - пошатнулись в культурном и идеологическом смысле; снижается статус других элементов институциональной конфигурации общества модерного типа, включая университеты [Reckwitz, 2021; Тощенко, 2020]. Более того, даже в, казалось бы, наиболее прогрессивных обществах мы наблюдаем «возвратные движения», «возрождение архаики» (радикальный традиционализм, религиозный фундаментализм и др. [Käsehage, 2021]), которая не объяснима из представлений о «естественной» динамике институтов модерного общества. Возврат традиционализма является важным подтверждением того, что «агентность» индивидов и групп может не только корректировать структурно-заданный вектор, но и поворачивать его вспять.
27 Альтернативный ход социологической теории по отношению к новым структурным феноменам и процессам может состоять в том, чтобы пересмотреть параметры и границы структур, не ставя под вопрос их решающую роль в социальной динамике. Например, в области высшего образования, вероятно, на месте прежде относительно гомогенного поля вузов, дающих примерно схожую «отдачу», происходит интенсивная дифференциация, когда «отдача» от более селективных университетов возрастает, а от менее престижных – падает [Roshchin, Rudakov, 2016]. Искать «новые» структуры нужно хотя бы потому, что они объективно появляются, как подтверждают описанные выше процессы «де-структурации». Вместе с тем, не менее важно, по нашему мнению, внимание к «трансформирующей агентности» как предположительно ключевому фактору указанной динамики – внутри «старых» и «новых» структур.
28 «Трансформирующая агентность» не просто стала новым аспектом социальной реальности. С определенной точки зрения, она стала более «реальной», чем структуры, в контексте которых она совершается – именно потому, что она их трансформирует, вплоть до уничтожения старых и создания новых в направлении, не детерминированном прежними конфигурациями.
29 Нельзя не признать, что в мировой социологической теории предпринимались попытки выработки новых «концептуальных линз», казалось бы, более адекватных проблематике агентности: например, появились понятия «институционального предпринимательства» [Weik, 2011], «институциональной работы» [Lawrence et al., 2013]. Однако эти теоретические разработки остаются в «прокрустовом ложе» предпосылки о том, что индивидуальные и коллективные акторы – это не столько реальные субъекты изменений, сколько инструменты, через которые реализуются заданные внешними силами «институциональные стратегии» (см. подробнее [Сорокин, 2021]). Неслучайно авторы соответствующих концепций избегают прямого обсуждения вопроса об онтологическом статусе «структуры» и «действия», без обращения к которому невозможен полноценный прогресс социологической теории.
30 Среди российских авторов, внесших существенный вклад в теоретическое понимание и эмпирическое изучение изменений социальной структуры, а также социальных движений последних десятилетий, отметим В.Н. Бобкова, З.Т. Голенкову, О.И. Шкаратана, А.А. Бирюкова, Ю.Г. Волкова и других социологов (см. подробнее [Тощенко, 2019, Шкаратан и др., 2015]). В частности, недавние эмпирические исследования Ж.Т. Тощенко и коллег показывают высокую волатильность положения «прекариата» в России, которая выражается в субъективном восприятии «неопределенности», в объективных пертурбациях индивидуальной позиции (например, частой смены профессии), в высоком потенциале деструктивного действия. По нашему мнению, указанные находки имеют принципиальное значение как для понимания классовой структуры, что отмечается авторами [Тощенко, 2019], так и для теоретического вопроса о связи между «структурой» и «действием».
31 К пересмотру онтологического статуса «структуры» и «действия» - с признанием реальности обоих. Первым шагом в развитии социологической теории в ответ на проблему «(трансформирующей) агентности» может стать признание ее реальности, а не онтологически вторичного характера по отношению к структурам, что характерно для концепций Бурдье, Гидденса и их последователей. Этот шаг не означает отказа структурам в онтологической реальности, но делает картину мира много сложнее. Теперь объектом внимания социологической теории должны являться не только «естественные» законы социального мира, которым акторы подчиняются, сами того не осознавая, но также проактивное действие, которое не детерминировано структурами в традиционном «механистическом» смысле (включая «внутренние» структуры в виде новомодного объекта внимания исследователей - нейронных связей). Такая постановка проблематизирует картину социального мира как однозначно подчиненного натуралистической логике, подобно силе притяжения в ньютоновской механике.
32 В международной дискуссии по проблемам социальной теории не первый год обсуждается явное, статистически очевидное ограничение доминирующей в науке трактовки общества. Дело не только в том, что «простые» теоретические модели, например, упомянутые выше представления об однозначной положительной связи между показателями образования и экономического благосостояния – не работают [Komatsu, Rappley, 2017]. Специалисты знают, что сколь бы ни был широк круг факторов, включаемых в уравнение, объясняющее размер заработной платы на индивидуальном уровне, крайне редко удается достичь высокой (выше 50%) объяснительной силы полученной регрессионной модели (оставляя за скобками многочисленные ограничения регрессионного моделирования) (см. [Klees, 2016]). Указанные дискуссии вносят серьезное напряжение в разговоры о практической политике, включая принципиальные вопросы о приоритетных направлениях вложений государственных ресурсов [Komatsu, Rappley, 2017; Kuzminov et al., 2019; Sorokin, Froumin, 2021].
33 Известный ответ мейнстрима на эти и другие «нестыковки» между теоретически предполагаемым и реально наблюдаемым - отсылка к фактору «случайности» [Kane, 2005]. Фактически принцип случайности локализует агентность в «черном ящике», сохраняя без изменений сложившуюся структурно-ориентированную колею исследовательских программ, игнорирующую проактивное действие.
34 Отвергая «механистические трактовки», вряд ли можно согласиться и с другой крайностью: обсуждаемыми в смежных науках, например, в критической психологии, утверждениями, что признание принципа «первичности агентности» («agency-first») требует отказа от изучения структурных контекстов, как в определенной степени «внешних» по отношению к индивиду, и делает необходимым переход к анализу смысловых пространств индивидуального действия (с опорой, например, на феноменологическую традицию в философии и, в целом, отвечая духу «постмодернизма») [Yanchar, 2021].
35 «Де-структурация» не отменяет структуры, хотя и пересматривает их онтологический статус. Она означает повышение гибкости структур, что предполагает «исчезновение» старых ровно в той же степени, что и «возникновение» новых. Ценность социологического взгляда в том, что наша наука в большей степени, чем возможные конкуренты (например, психология или экономика), готова смотреть туда, где указанная агентность непосредственно совершается. Во-первых, это «стыки» индивидуального действия и существующих структур (например, инновационное поведение на рабочем месте). Во-вторых, это формирование новых структур (например, запуск предпринимательских проектов). Накопленный социологией багаж теоретических разработок и эмпирических данных о том, как развиваются и меняются структуры, при всей его ограниченности и определенной «однобокости» (недооценка роли агентности, которую сегодня требуется поместить в центр), – значимое конкурентное преимущество социологов в возможной поли-дисциплинарной дискуссии.
36 От детерминистских предсказаний структурной динамики – к изучению факторов развития недетерминированной «(трансформирующей) агентности». Предлагаемый взгляд на задачи социологической теории требует еще одного важного «разворота» концептуальной оптики. Как только социологическая теория признает онтологическую реальность «(трансформирующей) агентности», не (полностью) детерминированной структурными контекстами, и фокусируется на ее эмпирических проявлениях, привычное для социальных ученых занятие по выстраиванию точных «предсказаний» - становится столь же опасным и рискованным делом, как игра на спортивном тотализаторе или торговля на бирже.
37 Мы не призываем к полному отказу от «познаваемости» социального мира (подобные голоса звучат в международной научной дискуссии [Yanchar, 2021]). Речь идет, (1) о принципиальной ограниченности возможностей построения подобных прогнозов, и, (2) о невозможности объяснения причин указанной ограниченности исключительно через механистическое понятие «случайности». Феномен «(трансформирующей) агентности» - не автономен по отношению к социальным контекстам. Напротив, он глубоко контекстуален, в определенной степени зависим от структурных условий, но не определяется ими на 100%. Признание этого свойства агентности ставит на фронтиры социологической теории вопросы не столько о том, как точнее предсказать ее протекание и эффекты, сколько о том, какие условия и факторы могут влиять на ее развитие в положительном ключе с учетом конкретных запросов практики?
38 Отрицая детерминизм и, в то же время, опираясь на багаж социологического знания о структурах, предлагаемый подход позволяет избежать ограничений богатой традиции разработок темы «свободы воли» в философии, связанных с субъективизмом и идеализмом, а также ограничений ряда подходов психологии и когнитивных наук. «(Трансформирующая) агентность» является реальным, не метафизическим феноменом, который эмпирически выражается в появлении новых и изменении существующих социальных форм, а, следовательно, он подлежит научному изучению – но как, прежде всего, социальное, не психофизиологическое явление. Ключом к пониманию «агентности» является изучение непосредственного социального взаимодействия, а не характерные для продолжающегося более 30 лет «когнитивного поворота» и мало результативные попытки увидеть «сценарии» социального действия в нейронных процессах внутри мозга. Сохраняющаяся популярность указанных разработок подтверждает приверженность социальных ученых идеям детерминизма и структурной обусловленности действия: теперь детерминирующие «структуры» предлагается искать внутри головы.
39 Предлагаемый в настоящей работе подход рассматривает социальную среду не просто как заданный «набор правил» (популярных среди экономистов теорий игр), и не как систему меняющихся условий, связанных исключительно с внешними по отношению к индивиду процессами (что характерно для доминирующих в социологии концепций), – а как систему, в которой созидательная роль индивидуального действия становится объективным и все более важным фактором структурирования социального мира; не просто элементом искусно навязываемых определенным социальным группам «ложных идеологических представлений».
40 Таким образом, ближайшая повестка разработок социологической теории в области «(трансформирующей) агентности» включает в себя: во-первых, критический пересмотр устоявшихся представлений о вторичном онтологическом статусе «действия» по отношению к «структуре»: необходимо признание «реальности» за «структурой» и за «действием»; во-вторых, выработку теоретической картины мира, которая сочетает идею относительной, хотя и снижающейся, устойчивости социальных образований с тезисом о реальном (не кажущемся) трансформационном потенциале «агентности», который эмпирически выражается в появлении новых и изменении существующих социальных форм. В-третьих, требуется разработка теоретических подходов к пониманию процессов формирования потенциала «(трансформирующей) агентности», с учетом как недетерминированного характера последней, так и ее зависимости от широкого круга различных институциональных контекстов, которые сами трансформируются указанной агентностью.
41 Эти задачи требуют корректировки эмпирического фокуса социологической теории. В центр внимания предлагается поставить сегменты социальной жизни, в которых указанная «(трансформирующая) агентность», предположительно, в первую очередь, формируется, проявляется, наиболее практически востребована. Это означает необходимость усиленного внимания к сфере человеческого развития. Сюда относятся не только вопросы образования и здравоохранения, но и факторы предпринимательского успеха, проблемы формирования низовой солидарности и институтов взаимопомощи (особенно, в группах риска), механизмы закрепления в организационных контекстах инновационных поведенческих практик и многое другое. Особое внимание следует уделить вопросам возможного влияния на повышение потенциала «(трансформирующей) агентности» технологических инноваций, включая интегрируемые в тело человека устройства.
42 Теоретической социологии стоит быть ближе к жизни и ее реальным запросам в области практической политики и в массовом общественном сознании. Например, для сферы исследований образования вопросы о размере так называемой «зарплатной премии» (разницы между средними доходами лиц с разным формальным уровнем образования) или о барьерах на пути к формальной образованности, ключевые для дискуссий в современной российской и мировой социологии образования, но вторичные для современных работодателей, а также родителей и их детей, не должны отвлекать от более глубоких проблем. Например, как меняется природа труда в современном мире? Какая именно «работа», связанная с какими навыками, усилиями какого характера и какого объема, получает ту или иную оценку на рынке труда и в других контекстах, а также в чем именно состоит «вознаграждение» за нее, включая не только материальные, но и символические аспекты? Без теоретического пересмотра привычных, «само-собой-разумеющихся» взглядов на место институтов образования в социальной динамике невозможно объяснить, почему современные студенты и молодые выпускники, так называемые «миллениалы», демонстрируют невысокую лояльность к корпоративной занятости, несмотря на характерные для нее более высокий уровень оплаты и стабильность [Радаев, 2019].
43 Задача нового шага развития теоретической социологии в том, чтобы поместить на «карту» теоретических моделей социальной динамики современного общества «(трансформирующую) агентность». В частности, необходимо разработать теоретико-методологические инструменты ее обнаружения в «серых» зонах, которые до сих пор принято рассматривать как «случайности», «выбросы», «отклонения» от структурно навязываемой логики. Речь идет не только и не столько о разного рода «протестных движениях», сколько о кейсах позитивного трансформирующего эффекта проактивного действия, например, в области запуска инновационных или социально-ориентированных предпринимательских проектов, в сфере инновационного поведения на рабочем месте. Требуется уделить внимание факторам формирования и развития «(трансформирующей) агентности», поскольку она, очевидно, в существенной (не полной) степени подвержена влиянию структурных контекстов. Для ответа на этот вызов у нашей науки имеются очевидные преимущества перед другими дисциплинами, однако целесообразно дополнить характерный для нее фокус на «воспроизводстве неравенств» вниманием к вкладу образования в трансформационные процессы.
44 В завершение кратко рассмотрим вопрос, в каких институциональных контекстах теоретические разработки социологов могут быть наиболее востребованы.
45 (1) Перспективно продвижение социологических разработок в рамках крупных поли-дисциплинарных научных проектов, появление которых в России и за рубежом является логичным результатом продолжающегося глобального кризиса на фоне недостаточной эффективности моно-дисциплинарных усилий. Сильным толчком к развитию такой модели организации научной работы стала глобальная пандемия: оказалось, для сдерживания кризиса необходимы не только объединенные усилия биологов, медиков и химиков, но социологов и психологов – например, для понимания социальных факторов небезопасного поведения или, что особенно остро наблюдается в России, для выработки эффективных стратегий противостояния негативному отношению к вакцинации (см., например, [Meisner et. al., 2020]). «Окно возможностей» социологии в том, что ни в одной науке не существует готового теоретического аппарата для комплексного рассмотрения таких проблем, как глобальные пандемические угрозы или развитие инновационного предпринимательства в условиях «парадокса производительности».
46 (2) Нельзя забывать про потенциал инициатив, проистекающих изнутри социологического сообщества. Однако социология глубоко интегрирована в ту институциональную систему, неэффективность которой теперь является проблемой для самой социологии и мира в целом. Можно предположить, что существенные продвижения социологической теории возможны только в случае соответствующего «агентного» поведения лидеров современной российской социологии. За счет «естественной» институциональной инерции существующих структур и сообществ – этого сделать, скорее всего, не получится. Такие инициативы как круглый стол «Траектории эволюции мировой и отечественной теоретической социологии» внушают оптимизм.
47 Сказанное не означает, что социология должна стать служанкой узко-прикладных запросов начальства или ограничить своё поле зрения отдельными практическими проблемами, сколь глобальными они бы не были, вроде невысокой отдачи на значительную часть дипломов о высшем образовании, эпидемиологических угроз или экономической стагнации. Напротив, задача теоретической социологии в том, чтобы выработать понимание современного общества, которое позволит увидеть фундаментальные процессы, пронизывающие его различные сферы и проявляющиеся по-разному, но имеющие отчасти единую природу. Выдвигаемая нами гипотеза предполагает, что одним из таких «корневых» элементов социальной реальности ХХ1 в. становится «трансформирующая агентность». Плодотворной институциональной конфигурацией для эффективного развития теоретической социологии может быть сочетание самостоятельных усилий в развитии концептуальных моделей с опорой на багаж именно нашей науки с учетом ее конкурентных преимуществ, названных выше, с включением в крупные поли-дисциплинарные практико-ориентированные проекты, где указанные концептуальные модели следует проверять и продвигать – с пользой для самой социологии и для других наук. И, что особенно важно, на благо общества.
48

Заключение.

49 Нельзя не сказать о перспективах российской теоретической социологии в контексте рассматриваемых глобальных вызовов. Особые шансы могут иметь научные школы и традиции, которые: во-первых, относительно хорошо знакомы с передовым («западным») мейнстримом, понимая его ограничения; во-вторых, имеют свой багаж концепций, идей и разработок, а также отработанные механизмы сбора эмпирических данных, как минимум, на национальном уровне; в-третьих, не настолько глубоко интегрированы в мировой мейнстрим, чтобы полностью зависеть от «институциональной колеи». Такое положение, по нашему мнению, характерно для российской социологии.
50 Есть еще один фактор, который, по нашему мнению, дает российской социологии преимущества – ее уникальный эмпирический контекст, разнообразный и сложный, включая глубокие кризисные процессы, по-особому отражающие глобальную социетальную динамику. Сюда относится и проблема технологической модернизации, и вопросы социальной устойчивости, и проблемы связности территорий. Нельзя забывать об особом месте России на международной геополитической карте. В конце ХIХ – начале ХХ вв., когда мир находился в процессе трансформаций несколько иного рода, но тоже масштабных, российская социология была одним из локомотивов дисциплины: М.М. Ковалевский на равных спорил с Г.Спенсером, а П.А. Сорокин заложил основы концепции, которую впоследствии развивал в качестве главы кафедры социологии в Гарварде.
51 В качестве примера современных перспективных разработок отечественной социологической теории на макроуровне, отметим новые концептуализации «общества травмы» как особой модальности развития, преодолевающие некоторые ограничения разработок популярных западных коллег, например, Дж. Александера или П. Штомпки, в части, во-первых, уточнения типологии «травм» и их «родовых признаков» (с учетом новейшего опыта 2010-х), а также, что может быть особенно ценным в контексте упомянутой выше «де-структурации», формулирующих проблему «травмы» не просто как систематически «культурно» ощущаемую неустроенность жизни (на языке, прежде всего, «нарративов»), но и как объективную структурно-институциональную турбулентность, которая порождает, в частности, архаические по своей сути поведенческие реакции [Тощенко, 2020]. Как показано выше, последние, может быть, перспективно рассматривать как проявления «(трансформирующей) агентности». Еще одним примером могут служить новаторские разработки отечественных социологов по проблематике социальных классов, актуальность которых резко возросла с приходом глобальной пандемии. В частности, особую ценность может представлять идея о социальных группах и общностях, характеризующиеся неустойчивым, нестабильным, негарантированным социальным положением [Тощенко, 2019; Шкаратан и др., 2015]. Очевидно, эта категория является одной из первых «жертв» процесса «де-структурации». Значит, эмпирические и теоретические разработки отечественных авторов, с нею связанные, имеют высокую практическую важность, и есть основания смотреть в будущее российской социологии с оптимизмом.

Библиография

1. Радаев В.В. Миллениалы. Как меняется российское общество. М.: ВШЭ, 2019.

2. Рощин С.Ю., Рудаков В.Н. Влияние "качества" вуза на заработную плату выпускников // Вопросы экономики. 2016. № 8. С. 74–95.

3. Сорокин П.С. «Трансформирующая агентность» как предмет социологического анализа: современные дискуссии и роль образования // Вестник РУДН. Сер.: Социология. 2021. Т. 21. № 1. С. 124–138.

4. Сорокин П.С., Попова Т.А. Классические и современные подходы к исследованию солидарности: проблемы и перспективы в условиях деструктурации // Вестник РУДН. Сер.: Социология. 2021. Т. 21. № 3. С. 457–468.

5. Сорокин П.С., Фрумин И.Д. Проблема «структура/действие» в XXI в.: изменения в социальной реальности и выводы для исследовательской повестки // Социологические исследования. 2020. № 7. С. 27–36.

6. Тощенко Ж.Т. Феномен прекариата: теоретические и методологические основания исследования // Социологические исследования. 2019. № 9. С. 51–63. Тощенко Ж.Т. Доклад // Учёные записки ФНИСЦ РАН. 2020. С. 7–21.

7. Шкаратан О.И., Карачаровский В.В., Гасюкова Е.Н. Прекариат: теория и эмпирический анализ // Социологические исследования. 2015. № 12. С. 99–110.

8. Burawoy M. For public sociology! // American Sociological Review. 2005. Vol. 70. No. 1. P. 4–28.

9. Kane R. A contemporary introduction to free will. Oxford University Press, 2005.

10. Käsehage N. Religious Fundamentalism in the Age of Pandemic. Transcript Verlag, 2021. URL: https://library.oapen.org/handle/20.500.12657/48349

11. Klees S. Inferences from regression analysis: Are they valid // Real World Economics Review. 2016. Vol. 74. P. 85–97.

12. Komatsu H., Rappleye J. A new global policy regime founded on invalid statistics? Hanushek, Woessmann, PISA, and economic growth // Comparative Education. 2017. Vol. 53 No. 2. P. 166–191.

13. Kuzminov Y., Sorokin P., Froumin I. Generic and specific skills as components of human capital: New challenges for education theory and practice // Foresight and STI governance. 2019. Vol. 13. No. 2. P. 19–41.

14. Lawrence T.B., Leca B., Zilber T.B. Institutional work: Current research, new directions and overlooked issues // Organization studies. 2013. Vol. 34 No. 8. P. 1023–1033.

15. Meisner B.A., Boscart V., Gaudreau P. et. al. Interdisciplinary and collaborative approaches needed to determine impact of COVID-19 on older adults and aging: CAG/ACG and CJA/RCV joint statement // Canadian journal on Aging. 2020. Vol. 39. No. 3. P. 333–343. DOI: 10.1017/S0714980820000203

16. Reckwitz A. The End of Illusions: Politics, Economy, and Culture in Late Modernity. John Wiley & Sons, 2021.

17. Sorokin P., Froumin I. ‘Utility’of education and the role of transformative agency: Policy challenges and agendas // Policy Futures in Education. 2021. DOI: 10.1177/14782103211032080

18. Sorokin P.S., Mironenko I.A. Activity Theory for the De-Structuralized Modernity // Integrative Psychological and Behavioral Science. 2020. November. P. 1–17.

19. Weik E. Institutional entrepreneurship and agency // Journal for the Theory of Social Behaviour. 2011. Vol. 41. No. 4. P. 466–481.

20. Yanchar S.C. Concern and control in human agency // Theory & Psychology. 2021. Vol. 31 No. 1. P. 24–42.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести