В конце 2021 г. ВЦИОМ подготовил и издал в электронном виде книгу известного западного социолога профессора Тилбургского университета и Нидерландской академии обороны Дж. Сутерса¹. Монография вызывает интерес в нашей стране, во-первых, потому что практически отсутствуют переводы книг современных зарубежных военных социологов, а количество работ отечественных исследователей в этой области значительно сократилось за последние годы, т.е. имеется дефицит профессиональной военно-социологической литературы. Во-вторых, непростые международные отношения, рост напряженности, новые вызовы и угрозы существенно влияют на социальное и психологическое самочувствие не только граждан России, но и населения других стран. В этом смысле интерес представляют оценки международной ситуации, причин возможных и действующих конфликтов, путей и способов международной разрядки. И здесь трудно не согласиться с мыслью автора о том, что социология, изучающая коллективное поведение людей во всем мире, не должна знать языковых и пространственных барьеров, и что научные работы должны переводиться и публиковаться на разных языках, расширяя поле научной дискуссии и обмена мнениями. В-третьих, интерес вызывает цель авторского исследования: изучение связей между элементами работы социологов-основателей и сегодняшними вызовами, стоящими перед вооруженными силами (с. 239).

Исследования военных социологов, по мнению Дж. Сутерса, призваны сегодня в приоритетном порядке изучать взгляды и ценности личности военнослужащих, «возможно, сокращая при этом расстояние до места боя по сравнению с тем, как это было принято у социологов-основателей» (с. 242). Развитие эмпирической социологии и антропологии военных операций, считает автор, дает возможность не только повысить статус и предназначение вооруженных сил различных стран, но и позволит внести весомый вклад в предотвращение, сдерживание и разрешение военных конфликтов в различных частях мира (с. 242).

Приоритет социальной функции военной социологии, обеспечение ее эффективного влияния на поведение военнослужащих, участвующих в боевых действиях, на нормализацию их взаимоотношений с представителями местного населения, проживающего в зоне операций, поиск актуальных для современности идей основоположников социологии, которые напрямую могут быть связаны с практикой миротворчества и снижением социальной напряженности, становятся центральной темой книги Дж. Сутерса. Доминирующей методологической парадигмой военных исследований признается прагматизм. «В основе прагматизма лежит идея того, что процесс мышления и приобретения опыта неразрывно связаны. С этой точки зрения, нужно меньше внимания уделять данным, фиксированным средствам и глобальным целям, а больше – «целям в поле зрения», возникающим из самого опыта, т.е. из ситуации, в которой разворачивается действие (с. 89). Такой подход признается эффективным способом исследования и устранения проблемных ситуаций, возникающих при решении вооруженными силами миротворческих задач. В защиту его применения в области миротворчества выступают многочисленные примеры личного практического применения при исследовании хода и результатов миротворческих миссий ООН в Демократической Республике Конго и других странах (с. 90).

Свой анализ автор начинает с рассмотрения ключевых целей миротворческих миссий ООН, которые он трактует как попытку мирового сообщества усилить механизмы наблюдения и дисциплинирования с целью обуздать хаос в конфликтных частях земного шара. «Миссии ООН называют хаотичными. Говорят, что они основаны на организованном лицемерии, а обязательства и ресурсы, необходимые для их выполнения, настолько несоразмерны, что столь необходимые реформы с большей долей вероятности останутся нереализованными» (с. 86). Несомненной заслугой автора книги является работа по выявлению и систематизации типовых причин низкой эффективности и результативности миротворческих миссий. В первую очередь, это причины, обусловленные слабостью организационной составляющей этих операций. «Миротворческие миссии ООН, в целом, – это крупные бюрократические системы, элементы которых напоминают печные трубы или лифты практически без какого-либо горизонтального взаимодействия, организационного обучения и экспериментирования» (с. 93). Участие в одной миссии представителей вооруженных сил нескольких стран – еще одна причина организационных трудностей, так как каждая из них ориентируется на свою «военную родительскую организацию».

Другая группа причин связана с недостаточно высоким уровнем специальной подготовки солдат и офицеров вооруженных сил, участвующих в составе миссий ООН в целях разрешения пост- или полуконфликтных ситуаций. Военные часто оказываются в положении, когда надо выполнять полицейские, а не военные задачи, а их этому непосредственно не учили. Кроме того, «солдаты миссий, особенно западные солдаты с националистическими склонностями, могут не гореть желанием и не иметь достаточной подготовки для борьбы и защиты местных жителей… Именно недостаток выносливости и здравомыслия стал одной из причин бесчинств в миссиях ООН в 1990-х годах в Сомали, Руанде и Боснии. Не так легко перевести в эффективные действия многокультурный и многоязыковой состав миссий ООН и соответствующую напряженность между принадлежностью и преданностью определенной нации и членством в многонациональной структуре» (с. 86).

Слабое материально-техническое и финансовое обеспечение, ограниченность выделяемых ресурсов также дает основание характеризовать миротворческие миссии ООН как «беззубые и бессильные». Например, в Демократической Республике Конго большая доля доступного бюджета была израсходована на саму миссию (зарплаты, инфраструктура, транспорт), а не на помощь местным жителям или отдельным структурам конголезского общества и государства. «По мнению аналитиков, главная причина военно-политических конфликтов ДРК состоит в их искусственном поддержании, а иногда и разжигании теми, кто заинтересован в незаконной эксплуатации природных ресурсов страны»². Положение дел осложняется тем, что в составе миссий ООН наблюдается чрезмерная представленность сил из бедных государств, техническая оснащенность которых, в среднем, не соответствует оснащенности операций, проводимых, например, силами НАТО или России.

Вслед за Р. Мертоном Дж. Сутерс полагает, что при изучении социальных результатов миротворческих миссий ООН необходимо выявлять и анализировать их непреднамеренные и неосознанные последствия: «…непредвиденные последствия, в основном, наблюдаются в гендерных взаимоотношениях (проституция, торговля людьми, сексуальные домогательства со стороны персонала ООН, распространение таких болезней, как ВИЧ/СПИД, игнорирование интересов местных женщин и детей). Большинство этих проявлений связано с крайней бедностью среди местных женщин и девочек. Помимо этого, есть и последствия для национальной экономики, и появление двойной экономики по мере того, как развиваются новые стандарты в зоне операций. Может наблюдаться рост в общем уровне цен. И поскольку у одних местных жителей лучше получается извлекать выгоду из присутствия ООН, чем у других, неравенство в заработных платах и уровне жизни будет только расти. В дополнение к этому, может произойти и «утечка мозгов» из структур местной госслужбы в ООН. И, наконец, возможное проявление более хорошего отношения к женщинам со стороны представителей миссий ООН может вызвать раздражение к женщинам среди местного сообщества» (с. 86-87).

Рассмотрение Дж. Сутерсом миротворческой миссии как вида социальной практики и выявление ее скрытых, непреднамеренных последствий (также, как и явных) означает серьезное расширение диапазона социологического знания. Поскольку оценки общественной морали имеют тенденцию основываться, прежде всего, на явных последствиях той или иной социальной практики или кодекса правил, то можно ожидать, что последующий социологический анализ, базирующийся на выявлении скрытых функций и непредвиденных последствий, будет иногда вступать в противоречие с позитивными оценками результатов проводимых международными силами операций. Такая позиция может вместо решения проблем привести к их сохранению и даже усугублению. Некоторые исследователи поэтому опровергают мысль о том, что миссии ООН нейтральны, не говоря уже об их позитивности. Признавая противоречивость анализируемой ситуации, Дж. Сутерс, тем не менее, защищает сложившуюся практику миротворчества ООН: 1) результаты миротворчества ООН (намеренные или нет) могут быть и обнадеживающими. И часто таковыми и являются; 2) самое осторожное, что можно сказать в этом отношении: что-то лучше, чем ничего (c. 87).

Автор не случайно уделяет большое внимание интерпретации основоположниками социологии и современными исследователями сущности конфликта и его функций, причин конфликтных ситуаций и способов их разрешения, стремится показать и систематизировать такие теоретические суждения. Миротворческий посыл автора остается заметным и здесь: анализ идей представителей функциональной теории конфликта встречается более часто, чем сторонников диалектической теории конфликта. Особое внимание уделено раскрытию идей основоположника функциональной теории конфликта Г. Зиммеля, анализировавшего положительные последствия конфликта для сохранения социального целого и составляющих его единиц. Дж. Сутерс обращает внимание, что именно Зиммель заметил, что переход от войны к миру представляет собой более серьезную проблему, чем движение в обратном направлении (с. 70).

Включение автором в книгу идей Дж. Аддамс уже не кажется странным на фоне Нобелевской премии мира, присвоенной ей в 1931 г. Наоборот, ее научные взгляды и реальная практическая работа по решению проблем бедности, нищеты, неравенства и преступности с опорой на развитие сотрудничества, а не конфликта между заинтересованными сторонами представляются здесь вполне уместными и логичными. «Аддамс предлагает альтернативу негативному подходу – это плотная работа с локальными сообществами по <em>«вплетению мира» </em>в их общества (название концепции дано Патрисией Шилдс)» (с. 81).

Современная миротворческая практика показывает, что для искусного плетения ткани мира требуется много времени. Вероятно, Л. Козер был одним из первых последователей Г. Зиммеля, попытавшимся выделить и проанализировать факторы, определяющие длительность конфликта и существенно влияющие на изменение конфликтной ситуации в ходе ее завершающего этапа. В их числе ясность целей взаимодействующих конфликтных групп, степень их согласия по поводу смысла победы или поражения, способность лидеров понять, чего стоит победа, и убедить своих сторонников в том, что желательно прекратить конфликт³.

Что нужно сделать, чтобы миротворческие миссии ООН и других международных организаций были более успешными? Какие качественные изменения должны произойти в вооруженных силах и гражданском персонале, участвующем в составе миссии и взаимодействующим с местным населением в районе операций? Наконец, как создать и поддерживать атмосферу доверия к миротворцам в социальной среде, которая их окружает? Вероятно, ответы на эти вопросы читатель частично находит в положении, раскрывающем замысел автора: «В книге представлены мысли и соображения, которые могли бы помочь вооруженным силам обновить свои организации и обычаи, не обязательно привычным функциональным способом проведения инноваций (например, действовать быстрее и точнее, меньше загрязнять окружающую среду, быть менее трудоемкими, более скрытными и малозаметными на поле боя и т.д.), но и более широко. Как сказали бы социологи, эта книга не ставит своей задачей помочь усовершенствовать вооруженные силы в функционально-рациональной манере. Вместо этого, выражаясь словами К. Мангейма, она больше направлена на субстанциальную рациональность» (с. 15). Рациональными здесь «по своей субстанции» являются мыслительные акты, посредством которых происходит осмысление и формирование понятий. Другие проявления человеческой психики (чувства, импульсы, желания), тоже участвующие в духовной работе, называются субстанциально иррациональными. Указанная дихотомия используется в трудах ученого в обоюдных значениях «субстанциального» и «функционального».

Функциональная рациональность в жизненно-практическом смысле означает не мыслительную активность человека, а его организованность, основанную, как и пишет Дж. Сутерс, на уже имеющихся знаниях, нацеленных на действия, с ясными связями целей и средств (с. 16). Она характерна для консолидированного общества, которое отличается относительной стабильностью и медленным ходом идущих в нем преобразований. Функциональная рациональность формируется на основе институционализации норм и правил, определении целей и упорядочении применяемых для их достижения средств, стандартизации действий, что выражается в моделях и регламентах, эффективность которых гарантирует оптимальное и беспрепятственное социальное развитие.

В случае распада традиционной интегрированности социальных структур и процессов возникает необходимость приспособления к новым условиям жизни, что не может не стимулировать социальную активность человека, испытывающего воздействие «взрывчатого» характера со стороны своей субстанциальной иррациональности. Помощь личности может оказать общество, которое в меняющихся условиях стремится объединить распадающиеся связи в границах социальных групп и, тем самым, направить освободившиеся силы на «предписанные» цели и задачи.

По мнению К. Мангейма, все что нарушает функциональную рациональность и угрожает ее развитию, иррационально. Но даже иррациональным проявлениям души следует придавать позитивный образ в формах культурного развития и сублимации. Именно на этом этапе особенно значимой становится роль субстанциальной рациональности как способности личности к независимому суждению и объективной оценке социальной ситуации. И даже в условиях конфликта такая личность будет более толерантно воспринимать становление нового социального порядка для гарантированного общественного развития, усиления настроений социальной солидарности, соблюдения культурных установок и традиций. «В век изменения социология сохраняет свою функцию тщательного изучения и описания фактов, однако сущность ее вклада будет состоять в поиске нового направления развития событий и новых требований времени»⁴.

Именно эту идею К. Мангейма развивает Дж. Сутерс в своей книге применительно к социологии и военным исследованиям. Его видение нового образа военной социологии представляется возможным путем расширения социальных границ изучаемого объекта, приоритетного анализа поведения персонала миротворческих миссий и участников конфликтного взаимодействия «низового звена» стран, переживающих период военного присутствия и боевых действий иностранных вооруженных сил, настойчивого поиска путей и способов завершения боевых действий.

Вероятно, первым и крайне важным условием движения к миру является установление эффективного взаимодействия между конфликтующими сторонами и понимание ими явлений, возникающих из этого процесса взаимодействия. «Возможно, Сорокин был прав и в том, что для снятия напряженности необходимо больше знать друг о друге. Одна сторона конфликта не может понять его, не зная характеристик, мотивов, позиций и интересов другой стороны. Просто обвиняя противоположную сторону в «плохом поведении», невозможно снизить трения. Только по-настоящему понимая свои собственные действия и действия другой стороны можно помочь миру уменьшить насилие, крупномасштабные конфликты и войны» (с. 121).

Фактически в книге представлена «перекличка» взглядов основателей социологии и более молодых ученых на взаимодействие как родовое понятие социологии и его функции на завершающем этапе конфликта: взаимодействие – это всегда сочетание доверия и контроля (Э. Гофман); выбор людей, с которыми мы взаимодействуем, является решающим моментом в отношении эффективности этого взаимодействия (Г. Зиммель); ценной чертой взаимодействия является вежливость, позволяющая избегать или минимизировать действия, угрожающие лицу (И. Хедемакерс); эмоциональная работа как взаимодействие, условия снижения ее негативного воздействия на военнослужащих (А. Хокшилд). Вышеперечисленные вариации во взаимодействии как в рамках одной миротворческой миссии, так и в сопоставлении их проявления между различными миссиями нужно изучать военным социологам, выявлять особенности их влияния на общую эффективность дела, включать в военное обучение и подготовку миротворческого персонала. «…военных нужно готовить так, чтобы они становились «многоумными» солдатами. Соответственно, их необходимо научить общаться с местными жителями, полагаться на небольшие шаги, использовать возможность обратного хода, заниматься планированием с учетом неожиданностей и допускать человеческую изобретательность» (с. 135). Возрастает и роль командиров, в задачи которых входит оценка обстановки на основе личной вовлеченности в происходящее, уяснение четкой миссии своего подразделения, постановка конкретной цели для каждого человека или команды, контроль их исполнения.

Раскрывая на примере идей М. Яновица меняющуюся роль офицерского состава современных вооруженных сил, Дж. Сутерс вновь обращается к наследию К. Мангейма и его идеям о субстанциальной рациональности и функциональной рациональности. По его мнению, влияние обоих видов рациональности детерминирует возникновение двух типов мировоззрения, существующих среди армейских офицеров США и наверняка имеющих место у офицеров других стран: «абсолютистское» и «прагматическое». Их носители по-разному понимают то, какие именно военные действия необходимы в конкретной ситуации. Сторонники традиционного подхода принимают в расчет только победу как конечную цель войны и демонстрируют признаки функциональной рациональности с ее ясными, четкими и закрытыми отношениями между целями и средствами. «Идея, что только победы принимаются в расчет, предполагает фиксированные цели; в то время как, согласно «прагматическому» взгляду, цели и средства гибки и взаимозависимы, что позволяет принимать во внимание интересы «чужого коренного населения», проживающего в зоне операций, а также понимать, что достижение каких-то целей может оказаться невозможным ввиду ограниченности военной силы» (с. 157). М. Яновиц считает, что прагматический взгляд на войну вытесняет абсолютистский, делая армейских офицеров более внимательными к политическим последствиям действий в международных отношениях.

Шансы на поддержание мира существенно вырастают в тех случаях, когда миротворцы учатся у местного населения, а местное население учится у миротворцев. Здесь для военных социологов становится важным поиск путей и механизмов, обеспечивающих выстраивание мирных связей между силовиками и представителями местного сообщества. Результаты эмпирических исследований убедительно демонстрирует силу ненасильственных действий в целях прекращения или минимизации конфликта: «Внимание к абстрактным ценностям, таким как права человека, ответственное и добросовестное управление, часто обеспечивается за счет практичного решения таких вопросов, как ремонт дорог и школ» (с. 90).

Книга Дж. Сутерса впечатляет богатством идей, теорий и эмпирических исследований, которые варьируются от военной бюрократии и военной музыки до отношений в первичных группах, от расовых и гендерных проблем, военных стилей управления до эмоций в вооруженных силах и влияния науки и техники. На первый взгляд они могут показаться достаточно разнообразными, фрагментарными и даже «запутанными». «Открытие» книги как некоторого органического целого, имеющего дело с идеями, логически взаимосвязанными и пронизывающими всю работу автора, происходит у читателя по мере погружения. Этому способствует последовательная реализация цели исследования, а также объединение обсуждаемых идей и взглядов ученых на платформе социальной функции военной социологии и ее роли в предотвращении, сдерживании и разрешении военных конфликтов в различных частях мира. Автор приглашает читателей к совместным размышлениям и дискуссии о расширении области военных исследований, о необходимости выявления новых ключевых тенденций, вытекающих из более глубокого анализа трудов основателей социологии, об изучении путей и способов взаимопроникновения военных убеждений и построении «взаимосвязанных социологий вооруженных сил». «Обеспокоенность устойчивым производством и естественной окружающей средой доказывает, что то, что казалось противоречивым вчера, вполне может стать общеизвестной истиной сегодня ... То, что было предметом субстанциальной рациональности в прошлом, стало предметом функциональной рациональности сейчас. Все меняется и меняется быстро» (с. 247).

Таким образом, новая книга Дж. Сутерса существенно обогащает наши представления о зарубежных авторах, классических и современных источниках военной социологии, а представленные в ней взгляды и идеи ставят перед читателем трудные вопросы и демонстрируют новые возможности. Она будет полезна исследователям, студентам и более широкой аудитории.