Везде
Социология мышления Н.И. Бухарина
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Социология мышления Н.И. Бухарина
Аннотация
Код статьи
S013216250021400-3-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Малинкин Александр Николаевич 
Должность: ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт социологии ФНИСЦ РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 12
Страницы
113-122
Аннотация

В своей главной работе «Теория исторического материализма» (1921) Н.И. Бухарин (1888–1938) преобразовал материалистическое воззрение на историю К. Маркса и Ф. Энгельса в марксистскую социологию. В рамках последней предметом рассмотрения стала социология мышления как часть марксистской социология познания. Тем самым Бухарин во многом предвосхитил социологию знания М. Шелера и К. Мангейма. В «Теории…» он подходит к социологии мышления преимущественно со стороны генезиса и эволюции языка, в «Философских арабесках» (1937) – со стороны «идеологического стиля эпохи» и проблемы социоморфизма общественного сознания. Между 1921 и 1937 гг. Бухарин постоянно возвращается к теме социологии познания и мышления, учитывая наработки М. Шелера и К. Мангейма.

Ключевые слова
марксизм, надстройка, идеология, марксистская социология, социология познания, социология знания, социология мышления, язык, идеологический стиль эпохи, социоморфизм
Классификатор
Получено
24.12.2022
Дата публикации
27.12.2022
Всего подписок
3
Всего просмотров
23
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Н.И. Бухарин (1888–1938) известен не только как революционер-практик, партийный и государственный деятель, входивший в высшее руководство страны, но и как ведущий теоретик большевистской партии. Понятие «марксистская социология» Бухарин вводит в своей самой успешной книге «Теория исторического материализма», с подзаголовком «Популярный учебник марксистской социологии» (1921), благодаря которой в 1928 г. он был избран академиком АН СССР. После декрета СНК о преподавании общественных наук в вузах от 4 марта 1921 г. занятия социологией в высшей школе были заменены курсами исторического материализма, который воспринимался как «марксистская социология» именно благодаря Бухарину. «Теория исторического материализма» стала главным учебным пособием для советских партийных школ. С 1921 по 1929 г. книга выдержала 10 изданий, была переведена на многие европейские и азиатские языки [Кононов, 2021: 105–106]. Как же понимал Бухарин «социологию»?
2

Социология идеологических форм.
3 Главным тезисом его книги стал заголовок ее шестого параграфа: «Теория исторического материализма как марксистская социология». У рабочего класса, писал он, есть своя, «пролетарская социология, известная под именем исторического материализма». «В основном, эта теория выработана Марксом и Энгельсом. Иначе она называется материалистическим методом в истории или просто “экономическим материализмом”» [Бухарин, 2008а: 22–23] (курсив наш. – Прим. А.М.).
4 В «Теории…», в отличие от более ранних публикаций, внимание её автора сосредоточено на разработке «надстроечных», «идеологических» тем, т.е. отвлечённых от революционной практики областей знания – в первую очередь тех, что раньше были не охвачены либо недостаточно проработаны марксистской мыслью, но активно обсуждались и развивались на Западе и в России в последние 30–25 лет. Среди них к началу 1920-х гг. на первое место вышли социология, социальная (общественная) психология, психология, этнология, религиоведение, языкознание, искусствознание и др.
5 Какой смысл вкладывал Бухарин в понятия «надстройка» и «идеология»? «Под “надстройкой” мы будем подразумевать, – писал он, – любую форму общественных явлений, которая лежит над экономическим базисом: сюда, напр., относится и общественная психология, и социально-политический строй со всеми его материальными частями (напр., пушки), и людской организацией (иерархия чиновников), и такие явления, как язык или мышление. Надстройка есть, следовательно, самое общее понятие. Под общественной идеологией мы будем подразумевать систему мыслей, чувств или правил поведения (норм). Сюда, следовательно, относятся такие явления, как содержание науки (но не относится, например, телескоп или же организация людей внутри химической лаборатории), искусства, совокупность норм обычая или морали и проч. Под общественной психологией мы будем подразумевать несистематизированные или мало систематизированные чувства, мысли и настроения, имеющиеся налицо в данном обществе, классе, группе, профессии и т.д. [Бухарин, 2008а: 249]. (Курсив наш. – Прим. А.М.).
6 Среди общественных наук, согласно Бухарину, есть две, которые рассматривают всю общественную жизнь во всей её сложности: это история и социология. Они не выбирают какой-то один ряд явлений (только экономические, только правовые, только религиозные и т.д.), а исследуют всю жизнь общества целиком. История рассматривает общественную жизнь в её динамике и конкретике, даёт материал для социологических выводов и обобщений; социология, в свою очередь, даёт истории метод исследования. «Социология же ставит общие вопросы: что такое общество? отчего зависит его развитие или его гибель? в каком отношении друг к другу находятся различные ряды общественных явлений (хозяйство, право, наука и т.д.)? чем объясняется их развитие? каковы исторические формы общества? чем объясняется их смена? и т.д. и т.д. Социология есть наиболее общая (абстрактная) из общественных наук. Часто ее преподносят под другими названиями: «философия истории, «теория исторического процесса» и проч.» [Бухарин, 2008а: 22]. (Курсив наш. – Прим. А.М.). В другом месте Бухарин пишет, что считает социологию «наиболее общей социальной наукой, которая изучает не отдельные формы общества, а общество вообще…» [Бухарин, 2008а: 81].
7 Пытаясь осмыслить с марксистских позиций всё, что можно было отнести к «общественной идеологии», Бухарин выдвинул обширную программу марксистской социологии идеологических форм. Фактически это была программа философских исследований истории, общества и культуры, хотя сам Бухарин считал, что создаёт «настоящую научную социологию», ибо только материализм в понимании общества и истории впервые позволяет это сделать [Бухарин, 2008а: 74]. Такое понятийное смешение «философии» и «социологии» было характерно для марксистской мысли начала 1920-х, переживавшей творческое брожение. Это не удивительно – ведь «наукой» и Гегель именовал свою логику, а большевики относили к ней всё учение К. Маркса и Ф. Энгельса. Между тем, всеобщий культ науки привёл к тому, что среди большевиков (С.К. Минин, Э. Енчмен, Г.И. Сафаров, С.И. Гусев и др.) распространились антифилософские радикально-позитивистские настроения [Малинкин, 2020: 164–165]. Но товарищей поправили1.
1. Ответом Бухарина тов. Э. Енчмену и его единомышленникам стала разгромная статья в газете «Красная новь» (1923, № 6) под названием «Енчмениада (К вопросу об идеологическом вырождении)», опубликованная в том же году в виде брошюры.
8 В своей «Теории…» Бухарин опирается на огромный массив знаний, почерпнутых из европейских источников, в основном немецких. Он рассматривает проблемы социологии научного познания и науки, социологии техники, социологии философского познания и знания, социологии религии и мифа, социологии искусства и искусствознания, социологии языка и мышления. В этом он опередил «основоположников» социологии знания М. Шелера и К. Мангейма – во всяком случае, в постановке самих проблем этого нового направления философско-социологического поиска. Отметим, что Бухарин вводит и развёрнуто определяет в рамках своей концепции «общественной психологии» термин «обыденное сознание» – разграничительное понятие, важное не только для феноменологической социологии знания, но и для все новейшей социологии [Бухарин, 2008а: 249-250]. Наконец, он выдвигает понятие «формирующий принцип общественной жизни»2 и обосновывает его как «стиль идеологии данной эпохи вообще» [Бухарин, 2008а: 278-279].
2. У Мангейма – это «центр систематизации эпохи», соотв., «стиль мышления эпохи».
9 Особый интерес представляет то, что позднее, в тюремных «Философских арабесках» (1937) – схожих по жанру, тематике и условиям написания с «Тюремными тетрадями» А. Грамши (1932–1937) – Бухарин назвал «социологией мышления». В «Теории…» этот термин не встречается, но фактически его смысл подразумевается, когда речь заходит о взаимосвязи языка и мышления, а главное – о «типах мышления». С нашей точки зрения, «социология мышления» Бухарина – часть марксистской социология познания. В «Теории…» он подходит к социологии мышления преимущественно со стороны генезиса и эволюции языка, в «Философских арабесках» – преимущественно со стороны идеологического стиля эпохи и проблемы социоморфизма общественного сознания.
10

Социология языка и мышления.
11

Язык и мышление Бухарин квалифицировал как «две наиболее идеологические надстройки». По его мнению, они являются «функциями общественного развития». «В марксистской или полумарксистской среде, – писал он, – нередко считалось признаком хорошего тона говорить, что вопросы о происхождении этих вещей не имеют отношения к историческому материализму. Каутский, например, договаривался до того, что выставлял положение, будто бы мыслительные способности людей почти не изменяются. Все это, однако, не так» [Бухарин, 2008а: 243–244].
12 Понятно, что язык как главное средство человеческого общения является составной частью культуры любого общества и лежит в основе национальной идентичности. «Но мышление? Разве отдельный человек не думает? Разве у отдельного человека нет мозга? И разве не впадаем мы сами в область мистической ерундистики, когда хотим искать корни этого мышления отдельного человека в обществе?» Примечательный факт: Бухарин отвечает на эти вопросы так же, как через восемь лет ответит М.М. Бахтин (под маской В.Н. Волошинова) в работе «Марксизм и философия языка» [Волошинов, 1993]: «Мышление всегда совершается при помощи слов, хотя бы и не произносимых; это есть “речь минус звук”. Когда человек мыслит, это значит, что происходит процесс того или другого сочетания понятий, которые всегда при этом обозначаются своими словесными значками» [Бухарин, 2008а: 244]. Бухарин уточняет, что всякий без труда может проверить на самом себе, что процесс мышления, обдумывания совершается при посредстве слов. «А если это так, и если, в то же время, ясно, что “слово”, речь, язык связаны с обществом не только в своем развитии, но и в своем возникновении, то ясно также, что и с мышлением дело не может обстоять иначе. И действительно, факты подтверждают, что развитие мышления шло вместе с развитием языка. Один из крупнейших филологов, Л. Нуаре, писал: “Язык и жизнь разума вытекли из совместной деятельности, направленной к достижению общей цели, из первобытного труда наших предков” …» [Бухарин, 2008а: 244]. Слово становится понятием, «понятие же есть основа мышления». Итак, выстраивается схема: слово языка → понятие → взаимосвязь понятий → мышление.
13 Взаимное развитие языка и мышления происходит прежде всего в процессе жизнеобеспечения общностей людей в производительно-трудовых коммуникациях. «С этим развитием внешний мир превращается из мира самого по в себе в мир для человека, из простой материи – материал для человеческой практики; “грубыми”, а затем все более тонкими орудиями материального труда, научного познания, бесчисленными щупальцами машин, телескопов, острых мыслей, общество втягивает в обработку все большую часть внешнего мира, который раскрывается ему в труде и познании. Таким образом появляется гигантская масса новых понятий, а, следовательно, и новых слов: происходит “обогащение языка”, который обнимает всю совокупность того, о чем люди мыслят, о чем они “разговаривают”, т.е. что они передают друг другу. “Богатство жизни” вызывает следом за собою и “богатство языка”» [Бухарин, 2008а: 245].
14 Характер языка и мышления, их «стиль» меняются с изменением условий общественной жизни. Классовое, групповое, профессиональное деление общества накладывает свою печать на язык и, соответственно, на особенности мышления. «Всякий знает, что язык “городских” сильно отличается от языка “деревенщины”, “литературный” язык от “простонародного”. Иногда это отличие достигает такой степени, что люди буквально не понимают друг друга» [Бухарин, 2008а: 246]. «…Ученые философы, привыкшие жить в мире самых тонких рассуждений, пишут (а отчасти и говорят) таким языком, от которого трещит голова и который никому не понятен, кроме жрецов этой философии. В желании говорить так сквозит отчасти то же, что в моде: отграничение от круга “простых смертных”» [Бухарин, 2008а: 246].
15 От описания классовых и социально-групповых особенностей языка и речи Бухарин переходит к большим культурно-историческим этапам в развитии сознания, для чего вводит понятие «тип мышления». При этом он фактически, как бы между прочим, переосмысливает с марксистских позиций «закон трёх стадий» О. Конта. Эволюцию типов человеческого мышления от мифически-религиозной стадии к философской и, наконец, к высшей – научной – он объясняет исторически-поэтапным развитием производительных сил и производственных отношений, ведущим к появлению нового способа производства и, соответственно, нового способа мышления (как части нового «способа представления»). «Не нужно думать также, что мышление всегда было мышлением одного и того же типа», – заявляет он и знакомит читателя с концепцией «прелогического» мышления Л. Леви-Брюля [Бухарин, 2008а: 247]. Дологический тип мышления, указывает Бухарин, необходимо связан с определенным типом социального бытия, когда личность ещё не выделяется из социума, т.е. с первобытным коммунизмом. Дальше мышление эволюционирует к анимистической стадии, когда людям кажется, будто всё, что ни случается, происходит по чьему-то «повелению». Причина для них – не что иное, как приказ, исходящий от какого-нибудь вышестоящего духа. «Это другой тип мышления: … когда причина есть проявление некоей высшей силы. Нетрудно понять, что и этот тип мышления связан с определенным общественным строем. Он типичен для общества, где уже есть производственная и социально-политическая иерархия» [Бухарин, 2008а: 248]. Вывод: «…Мышление и его формы точно также являются изменяющейся величиной, и … изменение это связано с изменением в развитии общества, его трудовой организации и его технического позвоночника» [Бухарин, 2008а: 248].
16 И.Ф. Кононов отмечает, что Бухарин относит язык и мышление к «надстройке» следуя в этом за А.А. Богдановым. «У А. Богданова такой подход был теоретически обоснован; у Н. Бухарина создавал внутренние противоречия в теории… (…) Как существует немыслящий и безъязыкий базис, видимо, спрашивать излишне». Причина противоречий – «механическое объединение идей А. Богданова и классических метафор основоположников марксизма» [Кононов, 2021: 113].
17

Социология мышления и проблема социоморфизма.
18 В главе XIII «…Арабесок» под названием «О социологии мышления: о “способе производства” и “способе представления”» Бухарин ставит проблему «социоморфизма общественного сознания» [Бухарин, 2008б: 480]. «Зависимость мышления от социальных позиций мыслящего, существование общественно-исторического “стиля мышления”, “духа эпохи”, “доминанты” и т. д. ощущались как проблема еще в тех же тропах Пиррона, но не были выражены ясно, – пишет он. – У Фр. Бэкона в его учении об “idola” (idola tribus, idola theatri) эта проблема уже была поставлена в довольно яркой форме, как учение о предвзятом общественном мнении или заблуждении, сквозь которое проходит всякое дальнейшее суждение. В новейшее время софистицированный марксизмом известный полукатолический философ Макс Шелер занимался специально проблемами социологии знания и в своей капитальной работе о социологически-определяемых формах знания (“Wissensformen”) выработал даже целую таблицу господствующих идейных ориентаций, специфических, с одной стороны, для – как он выражается – “Oberklasse” с другой – для “Unterklasse”3. Маркс, как известно, выставил положение о том, что “способ производства” определяет собою “способ представления”» [там же: 480–481].
3. «Таблица господствующих идейных ориентаций…» изложена Шелером в работе «Проблемы социологии знания», опубликованной в книге «Формы знания и общество» (1926) [Шелер, 2011]. Второй, вошедшей в эту книгу, стала работа «Познание и труд. О границах прагматического мотива в познании мира».
19 Согласно Марксу, способ производства, продолжает Бухарин, формирует, различные «экономические эпохи социальной структуры», отдельные «общественно-экономические формации». Под «способом представления» Маркс подразумевает ту «идеологическую форму, в какую укладывается познавательный материал». Какое бы общество мы ни брали, мы видим в нём «генеральные формирующие идеи, которые являются идеологическим рефлексом совершенно определенного способа производства, идеями-доминантами господствующего класса, носителя данного способа производства, а нередко и класса – антагониста, мыслящего в тех же общих формах» [там же: 481]. Здесь Бухарин развивает идеи, выдвинутые им ещё в «Теории…»: «…Наряду со “способом производства” (Produktionsweise) существует и “способ представления” (“Vorstellungsweise”, как его называет Маркс). – Это есть “стиль” идеологии данной эпохи вообще, т.е. тот особый способ сочетания идей, мыслей, чувств, образов, который характерен для определенной эпохи, “одинаковость форм (Gleichförmigkeit) научного мышления, мировоззрения и воззрения на жизнь (der Welt- und Lebensauffassung)” – как выражается проф. Марбе4…)» [Бухарин, 2008а: 278].
4. Бухарин ссылается в этом контексте также на К. Лампрехта, Й. Губера и др.
20 Бухарин поясняет это на примере. «Возьмем феодальное общество. Его экономический “стиль” можно выразить принципом прочной иерархии, или – что тоже – идеей ранга» [там же: 279]. Он цитирует характеристику феодализма К. Марксом (Kapital, В. I. S. 43) и делает следующий вывод: «Эта характеристика экономики и других “сфер жизни” и есть “стиль” эпохи. Иерархическая зависимость (ранг) в экономике; иерархическая зависимость в других “сферах жизни”; иерархический “стиль” всей идеологии. В самом деле, разве мы не видели, что всё мышление людей было религиозно? А ведь религия есть такая система мыслей, где все объясняется по способу иерархии, ранга. (…) Вот такой стержень стиля, как в данном случае иерархия, или ранг, можно назвать “формирующим принципом общественной жизни”» [там же: 279] (Курсив наш. – Прим. А.М.).
21 Важнейшая веха не только в реальной истории, но и, как убеждён Бухарин, в истории человеческого мышления – возникновение частной собственности. Она разделяет общества на классы с антагонистическими интересами, труд – на умственный и физический, руководящий и подчинённый. Возникает дуализм общественной жизни и, соответственно, сознания. «Дуализм материи и духа стал всеобщей формой мышления, всеобщим “способом представления”» [Бухарин, 2008б: 481]. Всё мышление, утверждает Бухарин, было заключено в этих дуальных формах. «Они могли быть – и были – более антропоморфными, личными, или менее антропоморфными, безличными, но они существовали как тип социоморфизма, как отражение основной черты раздвоенного общества, вся реальная жизнь которого была пронизана этим глубочайшим раздвоением» [там же]. Мышление, продолжает он, это «… “Abbreviatur”, сокращенной слепок, обобщение общественной практики, проходящей в полярностях (речь идет о классовых обществах – подчеркиваем это обстоятельство). Поэтому … человек раздвоен, мир раздвоен и даже понятие, как всеобщее, оказывается командующим принципом по отношению к единичному…» [там же].
22 Дуальный характер мышления как следствие социоморфизма общественного сознания исчезает, когда преодолевается классовый антагонизм. Бухарин ставит вопрос о том, почему в СССР религия как форма сознания отмерла. И отвечает, что это произошло потому, что в стране была уничтожена её социальная база. «Почему в СССР диалектический материализм становится мировоззрением всех, всеобщим мировоззрением? Потому что здесь угасает классовое общество. Потому что теория объединяется с практикой. Потому что заполняется пропасть между умственным и физическим трудом. Потому что уничтожается тысячелетний дуализм общественной жизни» [там же: 483].
23 Бухарин подчёркивает: речь идёт вовсе не о том, что «мировоззрение в целом и наука набиты одними слепками с социальной жизни общества». Глупо думать, например, что, «ботаника отражает в учении о вегетационном периоде классовую борьбу». «Речь идет о стилевых моментах мышления, о таких формах, в которых оно движется в своем общественном масштабе, о таком способе представления, который отнюдь не уничтожает самих представлений, как способ производства отнюдь не ликвидирует производства» [там же: 483]. «…Дуалистическая концепция (в ее различных вариантах) и вносит момент идеологического извращения действительных вещей процессов и связей, – подчёркивает Бухарин. – Не известен ни один факт (кроме СССР), когда бы господствующий класс в целом мыслил материалистически, т. е. атеистически» [там же: 483]. Переход же к «диалектической необходимости» как «доминанте общественного мышления» предполагает, согласно Бухарину, скачок «в царство свободы», в котором, по его мнению, живет пока лишь один Советский Союз.
24 Сегодня эти слова Бухарина вызывают, мягко говоря, сомнения. Но было бы некорректно уличать его в них. Стремление выдать желаемое за действительное в его время было типично для всех по-марксистски мыслящих людей, поскольку в их сознании (как и во всяком сознании, конституированном эсхатологически) спасительное будущее определяет настоящее и прошлое. Оно уже явлено в них, пусть хотя бы и в негативном смысле.
25 Однако проблема социоморфизма общественного сознания, индивидуально-личностным отражением которого является, по Бухарину, мышление «общественного человека», таит в себе коварный вопрос: если познанию как социально обусловленному процессу в каждую эпоху свойствен общественный субъективизм (социоморфизм), то «как возможно познание действительных отношений», т.е. исторической истины?
26 Сначала Бухарин констатирует тривиальный факт, что «наличие своеобразных, фигурально выражаясь, структурных очков не уничтожает ни на минуту самого предмета познания» [там же: 486], а затем прячется за свою социологическую вытяжку из эсхатологической философии истории К. Маркса: реально-историческое развитие, описывая тысячелетний круг, вновь соединяет познавательные функции, разобщенные классовыми обществами, в социализме и соответствующем ему диалектико-материалистическом методе познания и способе мышления. Диалектическая триада «единство теории и практики – разобщенность теории практики – единство теории и практики» симметрична экономистской триаде «общая собственность – частная собственность (разные виды) – общая собственность».
27 Таким образом, социалистический «способ представления», ликвидируя идеологическое извращение, имевшее своей основой разделение труда и, главное, его распадение на умственный и физический труд, обеспечивает единство теории и практики на новом, более высоком историческом уровне. Вместе с уничтожением дуализма в бытии, в жизни, уничтожается и дуализм в познании. Оправдывается положение Энгельса о предыстории и истории человечества. При социализме, пишет Бухарин, устанавливается полное тождество общества как субъекта и объекта, поэтому наблюдаются «целесообразная в общественном масштабе практика, организованная во всех своих частях, сознательное самодвижение общества, его самосознание и самопознание как момент его целостной жизнедеятельности» [там же: 532]. «Новый целостный человек, сам представляющий живое единство многообразных функций, и новое целостное общество, имеют и новое, истинно диалектическое и материалистическое мышление» [там же: 488].
28 Можно ли такое эсхатологическое «объяснение» с победным сотериологическим пафосом считать ответом на вопрос о возможностях познания человеком истории и общества перед лицом проблемы исторического и социологического релятивизма? «А именно: являются ли “социоморфические очки”, как мы их метафорически-условно назвали, только общественно-субъективными формами, или за ними скрывается и внеобщественное объективное содержание?» [там же: 488]. Да, в известном смысле, это ответ. Но, вселяя веру, он не убеждает разум.
29 Бухарин заявляет, что ответить на этот вопрос надо утверждением его второй половины, но его доводы уводят разговор в глубины метафизики истории. И тут же он упрекает в идеализме А.А. Богданова – того самого, за одобрительное отношение к идеям которого в прошлом подвергся критике со стороны В.И. Ленина, что позднее ему припомнили «деборинец» Луппол и др. [Кононов, 2020: 30–34]. На наш взгляд, Бухарин просто не мог оставить без ответа (путь и не по существу) свой правильно поставленный эпистемологический вопрос об объективном содержании исторического и социального познания, о достоверности нашего знания об истории и обществе. Этот вопрос и впрямь встаёт во весь рост, как только мы выходим на уровень философского умозрения, свойственный социологии познания и знания или исторической социологии, что не удивительно, поскольку вопрос этот имеет характер апории и неразрывно связан с проблемой герменевтического круга [Малинкин, 2021: 164–165]. Как бы то ни было, но уже сама его постановка в рамках марксистской социологии – заслуга Бухарина.
30

Критика буржуазной социологии познания.
31 Бухарин справедливо критикует буржуазное общество и культуру с позиций марксистской социологии знания, когда разоблачает фетиши «чистой» науки, «чистого» искусства, «чистой» морали, «чистого» познания как «рефлексы отъединенных внешне изолироваемых функций, общественные связи которых, в силу разделения труда, исчезли из поля сознания» [Бухарин, 2008б: 485]. Нельзя не признать эту критику справедливой – независимо от того, считать ли её необходимо связанной со всем комплексом марксистских идей либо так не считать и видеть в ней нечто иное, например, вслед за Г. Зиммелем – трагедию человеческой культуры или вслед за О. Шпенглером – упадок западноевропейской цивилизации.
32 С позиций марксистской социологии знания Бухарин утверждает, что «…понять само понятие можно только в связи с его материальными и общественно-материальными истоками, т. е. с точки зрения диалектического материализма. То же нужно сказать и о научных или философских концепциях. Они должны быть поняты и в соотношении с внешним миром как объектом познания, и “логически”, и “социально-генетически”; и с точки зрения внешнего мира, и с точки зрения их истинности, и с точки зрения преемственности и места в царстве идей, и с точки зрения их общественно-материального происхождения, и с точки зрения их функции в общественной жизни» [там же: 485]. Верно! Эти слова мог бы принять каждый, если бы автор не выдвигал необходимое условие: такое понимание возможно только с позиций диалектического материализма. По нашему мнению, это условие не необходимо.
33 Заметим, что он начал развивать эти идеи ещё в «Теории…», а именно в той части, которая касалась социологии научного познания [Бухарин, 2008а: 201]. В более развитой форме они были изложены им в докладе на II международном конгрессе по истории науки и техники в Лондоне (1931). «Вопрос о теории вообще должен быть поставлен… с точки зрения общественной теории, т.е. с точки зрения социологии и истории [Бухарин, 1931а: 46-47]. В работе «Учение Маркса и его историческое значение» (1933) он пишет: «Теория познания марксизма социологична…» и цитирует в этой связи «Проблемы социологии знания» Шелера, «чрезвычайно много “позаимствовашего” у Маркса» [Бухарин, 1989: 353].
34 Критика Бухариным «буржуазной социологии» производит двоякое впечатление. Он часто прав на уровне конкретики, когда подмечает сильные и слабые стороны во взглядах «буржуазных социологов» – от О. Конта и Г. Спенсера до К. Брейзига и А. Мойзеля. Однако на уровне общих выводов о месте и функциях в обществе философско-социологического знания он всегда выносит огульный приговор с позиций «классового подхода»: «…Наука в капиталистическом обществе есть функция капитала, империализма, его интересов, его классовой борьбы, его “способа представления”». И далее: «Поляризация классовых отношений и поляризация идеологий настолько сильна, что даже из среды буржуазии выходят работы, посвящённые проблеме классовых “стилей мышления”. Такова, например, нашумевшая книга К. Мангейма “Идеология и утопия” и сочинение Макса Шелера “Формы знания и общества”» [Бухарин, 1931б: 248]. Как всё это объяснить? Ведь К. Маркс и Ф. Энгельс тоже вышли «из среды буржуазии». Вы нигде не найдёте у Бухарина критического разбора этих книг. Сказать, что политкорректность блокировала способность суждения Бухарина – значит обвинить его в лицемерии. Это было бы несправедливо. Тут искренняя вера стопорила разум. Нельзя понять то, чего не хочется понимать. Впрочем, «огульность» критики Бухарина выгодно отличалась от принятого в то время стандарта: благодаря своей эрудиции он часто ограничивался нейтральным упоминаниям тех учёных, труды которых ценил.
35

Вместо заключения: социологизм как методология.
36

Рассмотрим социологическую методологию Бухарина саму по себе. Он берёт какой-то социальный процесс или какой-нибудь феномен культуры, соотносит эти «надстроечные» процессы и явления с «базисными», т.е. с исторически данным уровнем развития производительных сил и соответствующим ему характером производственных отношений, т.е. способом производства, и таким образом объясняет первые через вторые. Такого рода «объяснения», как верно подметил К. Мангейм, анализируя труды К. Маркса, – это не объяснения в каузальном смысле (как в естествознании), но особые смысловые «интерпретации извне», т.е. истолкования через отнесение к социальному бытию. Они наделяют социологическое мышление чудесной особенностью – создавать всё новые способы видения социально-исторической реальности, т.е. теории, которые включают в себя как части предшествующие «объяснения» [Малинкин, 2022: 678-682]. При этом внутренние формы (структуры) идеологических образований – науки и техники, мифа и религии, философии, искусства, языка и мышления, – которые веками считались совершенно автономными и независимыми от внешних социально-исторических влияний, предстают у Бухарина (как впоследствии у М.М. Бахтина под масками В.Н. Волошинова и П.Н. Медведева5) сущностно зависимыми от исторически эволюционирующего социума с его хозяйственным ядром.

5. См.: [Malinkin, 2022: 103, 120].
37 Такой метод и есть то, что Бухарин называл «экономическим материализмом» и что сокращённо именовали «экономизмом». Но поскольку экономические отношения производства, которые в качестве фундамента всякого социума рассматриваются как исторически сквозная (и в этом смысле «внеисторическая») реалия, ens realissimum, – это тоже общественные отношения, постольку марксистский подход сам по себе оказывается социологической методологией, или экономистской разновидностью социологизма6. Возникает вопрос: а нужно ли тогда создавать ещё какую-то «марксистскую социологию» т.е. «кашу, масляную маслом» или «социологию социологии»? В этом, возможно, и заключалось предметное основание для скепсиса В.И. Ленина по отношению к «Теории…» Бухарина и вообще ко всей его «социологической схоластике». Не получилось ли у Бухарина то, что через три года с подачи М. Шелера будет названо «социологией знания» и что К. Мангейм почти в это же время начнёт называть то «социологией познания», то «социологией культуры», то «социологией социологии» [Малинкин, 2021]?
6. Социологизм может быть фундирован не только «экономистски» [Мангейм, 2022: 698].
38 В самом деле, оба немецких учёных, отталкиваясь от идей К. Маркса, признают зависимость сознания и, соответственно, мышления человека как существа социального от его бытия в обществе (хотя каждый – со своими принципиальными оговорками). Отсюда – социологизм Шелера, фундированный философско-антропологически, т.е. двуединством идеального и материального начал в человеке и, соответственно, в человеческом обществе, «ибо каждый действительный акт человека духовен и инстинктивен одновременно» [Шелер, 2011: 8]. Отсюда – и социологизм Мангейма, фундированный историцистски [Мангейм, 2022: 701].
39 В заключение сделаем один, но важный вывод: Бухарин во многом предвосхитил идеи социологии знания М. Шелера и К. Мангейма и заложил самобытный фундамент марксистской социологии познания и мышления. Однако их проработка и развитие в СССР в 1920–1950-х гг. оказались невозможными. Вероятно, поэтому он столь ревностно наблюдал из России за тем, как его коллеги на Западе, каждый на свой лад, развивают схожие идеи. Как мы показали, Бухарин, отметил для себя К. Мангейма, предпочтение же отдавал М. Шелеру, хотя и видел в нём классового врага.

Библиография

1. Бухарин Н.И. Основы планирования научно-исследовательской работы // Этюды. М., Л.: ГТТИ, 1931б. С. 236–305.

2. Бухарин Н.И. Теория и практика с точки зрения диалектического материализма // Этюды. М., Л.: ГТТИ, 1931а. С. 37–63.

3. Бухарин Н.И. Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии. М.: Вече, 2008а.

4. Бухарин Н.И. Учение Маркса и его историческое значение. 1933 // Проблемы теории и практики социализма. М.: Политиздат, 1989. С. 331–421.

5. Бухарин Н.И. Философские арабески // Узник Лубянки. Тюремные рукописи Николая Бухарина / Предисл. С. Бабурина, введение Ст. Коэна, под ред. Г. Бордюгова. М.: АИРО-XXI. 2008б. С. 297–673.

6. Волошинов В.Н. (М.М. Бахтин). Марксизм и философия языка: основные проблемы социологического метода в науке о языке / Коммент. В. Махлина. М.: Лабиринт, 1993.

7. Кононов И.Ф. Проект марксистской социологии Николая Бухарина // Социологические исследования. 2021. № 9. С. 105–116. DOI: 10.31857/S013216250014594-6.

8. Кононов И.Ф. Социально-философское наследие Ленина и судьба социологии в СССР (1920-е гг.) // Социологические исследования. 2020. № 4. C. 27–37. DOI: 10.31857/S013216250009108-1.

9. Малинкин А.Н. К истории отечественной социологии 1920–1930-х гг.: советский марксизм vs «социология знания» // Социологический журнал. 2021. Т. 27. № 3. С. 147–174. DOI: 10.19181/ socjour.2021.27.3.8428.

10. Малинкин А.Н. Социология и философия: нераздельны и неслиянны. Рождение марксистской социологии из духа большевизма. Часть 1 // Социологический журнал. 2020. Т. 26. № 3. С. 148–171. DOI: 10.19181/socjour.2020.26.3.7399.

11. Малинкин А.Н. Чудесная особенность социологического мышления. (Об основаниях типологии интерпретаций Карла Мангейма) // Звучащие смыслы: диалог с миром. Культурологический альманах / отв. ред. и сост. С.Я. Левит. М.; СПб.: ЦГИ, 2022. С. 673–693.

12. Мангейм К. Идеологическая и социологическая интерпретации духовных образований // Звучащие смыслы: диалог с миром. Культурологический альманах / Отв. ред. и сост. С.Я. Левит. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2022. С. 694–719.

13. Шелер М. О чужом Я. Опыт эйдологии, теории познания и метафизики опытного познания и реального полагания чужого Я и живых существ // Шелер М. О сущности философии. Работы разных лет / Пер. с нем. А.Н. Малинкина. М.; СПб.: ЦГИ, 2020. С. 195–254.

14. Шелер М. Проблемы социологии знания / Пер. с нем. А.Н. Малинкина. М.: ИОИ, 2011.

15. Malinkin A. Phenomenological Enthymeme in Voloshinov’s Marxist Sociology of Poetics, as Seen in “Discourse in Life and Discourse in Poetry” // Social Sciences. 2022. Vol. 53. No. 3. P. 101–121. DOI: 10.21557/SSC.80318373.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести