Российская фантастика в жанре альтернативной истории как отражение массового сознания: социологические подходы

Абрамов Роман Н.

doi:10.31857/S013216250024079-9

Главная>Номер 4>Российская фантастика в жанре альтернативной истории как отражение массового сознания: социологические подходы

Российская фантастика в жанре альтернативной истории как отражение массового сознания: социологические подходы

Оглавление

Аннотация Оценить Содержание публикации

Библиография Комментарии

Аннотация

Код статьи

S013216250024079-9-1

Тип публикации

Статья

Статус публикации

Опубликовано

Авторы

Абрамов Роман Николаевич Связаться с автором

Должность: профессор департамента социологии, ведущий научный сотрудник Международной лаборатории исследований социальной интеграции НИУ «Высшая школа экономики», ведущий научный сотрудник Института социологии ФНИСЦ РАН
Аффилиация:
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Институт социологии ФНИСЦ РАН
Адрес: Москва, Россия

Выпуск

Номер 4

Страницы

106-116

Аннотация

Рассматриваются социологические аспекты изучения популярного в последние десятилетия жанра массовой фантастической литературы, альтернативной истории как проекции массового сознания россиян. Жанр альтернативной истории – важный социокультурный феномен российского общества, который отражает различные типы утопического сознания, криптоисторического мышления и субъективизации восприятия прошлого в ностальгической перспективе. Предложены теоретические рамки анализа данного поджанра как объекта теоретического социологического рассмотрения в контексте теории утопии, социологии массового сознания и моральных оснований социального действия. Показано, что феномен фантастики в анализируемом жанре служит реализации ухронического рессентимента, включая читателей в самостоятельное идеологическое пространство ностальгии и конспирологических теорий, анестезируя исторические травмы прошлого, связанные с крахом СССР. Анализ построен на основе интервью с авторами произведений в данном жанре, отзывов читателей на тематических онлайн-платформах, дискурс-анализа содержания жанровых произведений, а также включенных наблюдений самого автора.

Ключевые слова

альтернативная история, социология литературы, рессентимент, социология массового сознания, ухрония, ностальгия

Классификатор

Получено

02.05.2023

Дата публикации

12.07.2023

Всего подписок

Всего просмотров

Оценка читателей

0.0 (0 голосов)

Цитировать Скачать pdf Скачать JATS

ГОСТ	Абрамов Р. Н. Российская фантастика в жанре альтернативной истории как отражение массового сознания: социологические подходы // Социологические исследования. – 2023. – Номер 4 C. 106-116 . URL: https://socisras.ru/s0205-96060000622-1-1-ru-11/?version_id=102633. DOI: 10.31857/S013216250024079-9
MLA	Abramov, Roman N "Russian science fiction in the Genre of Alternative History as a Reflection of Mass Consciousness: Sociological Approaches." Sotsialogicheski issledovania. 4 (2023).:106-116. DOI: 10.31857/S013216250024079-9
APA	Abramov R. (2023). Russian science fiction in the Genre of Alternative History as a Reflection of Mass Consciousness: Sociological Approaches. Sotsialogicheski issledovania. no. 4, pp.106-116 DOI: 10.31857/S013216250024079-9

Библиография

1. Абрамов Р.Н. Советские технократические мифологии как форма «теории упущенного шанса»: на примере истории кибернетики в СССР // Социология науки и технологий, 2017. № 2. С. 61–78.

2. Беньямин В. Судьба и характер. СПб: Азбука, 2021.

3. Болтански Л. Тайны и заговоры. По следам расследований. СПб: ЕУ, 2016

4. Гудков Л., Дубин Б. Литература как социальный институт. М.: Новое литературное обозрение, 1994.

5. Данилова Е.Н. Дискурс выигравших и проигравших в российских трансформациях // Социологические исследования, 2014. № 5. С. 16–26.

6. Джеймисон Ф. Постмодернизм, или культурная логика позднего капитализма. М.: Институт Гайдара, 2019.

7. Жаворонков А.В., Левашов В.К., Образцов И.В., Ростовцева Л.И., Романовский Н.В., Трофимова И.Н., Черныш М.Ф., Демиденко С.Ю. Неостывающая память (круглый стол) // Социологические исследования, 2020. № 5. С. 3-17

8. Завадский А., Склез В., Суверина К. Предисловие. Разум и чувства: публичная история в музее // Политика аффекта: музей как пространство публичной истории. М.: Новое литературное обозрение, 2019. С.7–51.

9. Мангейм К. Идеология и утопия // Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 52–147.

10. Нефедов С.А., Розов Н.С., Трубицын Д.В., Романовский Н.В. Россия: из прошлого в будущее (круглый стол по книге Б.Н. Миронова) // Социологические исследования. 2022. № 3. С. 24–39.

11. Хауэлл И. Апокалиптический реализм. Научная фантастика Аркадия и Бориса Стругацких. СПб.: БиблиоРоссика, 2021.

12. Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990.

13. Borenstein E. Plots against Russia. Conspiracy and Fantasy after Socialism. London: Cornell University Press, 2019.

14. Hellekson K. The Alternate History: Refiguring Historical Time. Kent: The Kent State University Press, 2000.

15. Laruelle M. Conspiracy and Alternate History in Russia: A Nationalist Equation for Success? // The Russian Review. 2012. Vol. 71. No. 4. P. 565–580.

16. Powell Z.M. The Ethics of Alternate History. Melodrama and Political Engagement in Amazon’s The Man in the High Castle // South Atlantic Review. 2018. Vol. 83. No. 3. P. 150–169.

17. Rosenfeld G.D. The World Hitler Never Made: Alternate History and the Memory of Nazism. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.

18. Thiess D.J. Relativism, Alternate History and the Forgetful Reader. Reading Science Fiction and Historiography. London: Lexington Books, 2015.


1	Массовая литература – не только объект литературоведческого анализа, но и социологический феномен, проявляющий общественные настроения, моральные дилеммы, идеологические противоречия и дух времени [Гудков, Дубин, 1994]. Фантастика в жанре альтернативной истории (АИ) наиболее обозначает себя в этом качестве - она предлагает различные сценарии прошлого, переигрывает уже произошедшие события и социальные ситуации, пересматривает биографические траектории и позволяет переосмысливать нормативные основания социального действия акторов. Она является субъективированным переосмыслением настоящего через возможные сценарии прошлого и интересна также и тем, что авторы, пишущие в этом жанре, нередко руководствуются (осознанно или неосознанно) структурами анализа, применяемыми в исторической науке и социальных науках [Hellekson, 2000: 25-26]. Основные задачи этой статьи заключаются в социологическом анализе места этого жанра в современных способах мышления о прошлом и отражении в нём актуальных дискуссий и позиций относительно понимания истории, настоящего и будущего страны.	Массовая литература – не только объект литературоведческого анализа, но и социологический феномен, проявляющий общественные настроения, моральные дилеммы, идеологические противоречия и дух времени [Гудков, Дубин, 1994]. Фантастика в жанре альтернативной истории (АИ) наиболее обозначает себя в этом качестве - она предлагает различные сценарии прошлого, переигрывает уже произошедшие события и социальные ситуации, пересматривает биографические траектории и позволяет переосмысливать нормативные основания социального действия акторов. Она является субъективированным переосмыслением настоящего через возможные сценарии прошлого и интересна также и тем, что авторы, пишущие в этом жанре, нередко руководствуются (осознанно или неосознанно) структурами анализа, применяемыми в исторической науке и социальных науках [Hellekson, 2000: 25-26]. Основные задачи этой статьи заключаются в социологическом анализе места этого жанра в современных способах мышления о прошлом и отражении в нём актуальных дискуссий и позиций относительно понимания истории, настоящего и будущего страны. Массовая литература – не только объект литературоведческого анализа, но и социологический феномен, проявляющий общественные настроения, моральные дилеммы, идеологические противоречия и дух времени [Гудков, Дубин, 1994]. Фантастика в жанре альтернативной истории (АИ) наиболее обозначает себя в этом качестве - она предлагает различные сценарии прошлого, переигрывает уже произошедшие события и социальные ситуации, пересматривает биографические траектории и позволяет переосмысливать нормативные основания социального действия акторов. Она является субъективированным переосмыслением настоящего через возможные сценарии прошлого и интересна также и тем, что авторы, пишущие в этом жанре, нередко руководствуются (осознанно или неосознанно) структурами анализа, применяемыми в исторической науке и социальных науках [Hellekson, 2000: 25-26]. Основные задачи этой статьи заключаются в социологическом анализе места этого жанра в современных способах мышления о прошлом и отражении в нём актуальных дискуссий и позиций относительно понимания истории, настоящего и будущего страны.

2	Становление литературного жанра альтернативной истории в контексте социального развития России. Художественный жанр АИ имеет относительно длительный путь развития, включает различные поджанры и их комбинации. Поджанр альтернативной истории описывает развитие обществ, стран и цивилизаций, которое пошло по сценариям, отличающимися от исторической реальности. Другой поджанр описывает путешественников во времени (в России среди любителей фантастики этот поджанр называют «попаданческим»), оказывающихся в прошлом и воздействующих на ход истории, используя имеющиеся в их распоряжении технические и другие знания, отличный от аборигенного социальный и культурный опыт.	<strong>Становление литературного жанра альтернативной истории в контексте социального развития России.</strong> Художественный жанр АИ имеет относительно длительный путь развития, включает различные поджанры и их комбинации. Поджанр альтернативной истории описывает развитие обществ, стран и цивилизаций, которое пошло по сценариям, отличающимися от исторической реальности. Другой поджанр описывает путешественников во времени (в России среди любителей фантастики этот поджанр называют «попаданческим»), оказывающихся в прошлом и воздействующих на ход истории, используя имеющиеся в их распоряжении технические и другие знания, отличный от аборигенного социальный и культурный опыт. <strong>Становление литературного жанра альтернативной истории в контексте социального развития России.</strong> Художественный жанр АИ имеет относительно длительный путь развития, включает различные поджанры и их комбинации. Поджанр альтернативной истории описывает развитие обществ, стран и цивилизаций, которое пошло по сценариям, отличающимися от исторической реальности. Другой поджанр описывает путешественников во времени (в России среди любителей фантастики этот поджанр называют «попаданческим»), оказывающихся в прошлом и воздействующих на ход истории, используя имеющиеся в их распоряжении технические и другие знания, отличный от аборигенного социальный и культурный опыт.

3	Не углубляясь в хронологию развития жанра АИ, стоит упомянуть наиболее известные примеры произведений, влияние которых вышло за пределы литературного поля, став частью социального и культурного бэкграунда. Из классических книг вспоминается роман М. Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889), а также вышедший на русском языке только в 1992 г. роман Л.С. де Кампа «Да не опустится тьма» (1939), которые заложили основы фантастики о путешествиях в прошлое. В 1960-е гг. на Западе опубликованы канонические романы в жанре АИ, где показывается мир в ситуации, когда победителями во Второй мировой войне стали не «союзники», а «страны Оси»: это – политический детектив-триллер Р. Харриса «Фатерланд» (1964) и более сложный, связанный с темой социальной памяти и ностальгии, роман Ф. Дика «Человек в высоком замке» (1962). Популярность литературных экспериментов с иным исходом Второй мировой войны выросла, когда мир смог вернуться к рефлексии о причинах и последствиях этого мирового конфликта – в контексте новых многовариантных геополитических вызовов, подобных Карибскому кризису.	Не углубляясь в хронологию развития жанра АИ, стоит упомянуть наиболее известные примеры произведений, влияние которых вышло за пределы литературного поля, став частью социального и культурного бэкграунда. Из классических книг вспоминается роман М. Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889), а также вышедший на русском языке только в 1992 г. роман Л.С. де Кампа «Да не опустится тьма» (1939), которые заложили основы фантастики о путешествиях в прошлое. В 1960-е гг. на Западе опубликованы канонические романы в жанре АИ, где показывается мир в ситуации, когда победителями во Второй мировой войне стали не «союзники», а «страны Оси»: это – политический детектив-триллер Р. Харриса «Фатерланд» (1964) и более сложный, связанный с темой социальной памяти и ностальгии, роман Ф. Дика «Человек в высоком замке» (1962). Популярность литературных экспериментов с иным исходом Второй мировой войны выросла, когда мир смог вернуться к рефлексии о причинах и последствиях этого мирового конфликта – в контексте новых многовариантных геополитических вызовов, подобных Карибскому кризису. Не углубляясь в хронологию развития жанра АИ, стоит упомянуть наиболее известные примеры произведений, влияние которых вышло за пределы литературного поля, став частью социального и культурного бэкграунда. Из классических книг вспоминается роман М. Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889), а также вышедший на русском языке только в 1992 г. роман Л.С. де Кампа «Да не опустится тьма» (1939), которые заложили основы фантастики о путешествиях в прошлое. В 1960-е гг. на Западе опубликованы канонические романы в жанре АИ, где показывается мир в ситуации, когда победителями во Второй мировой войне стали не «союзники», а «страны Оси»: это – политический детектив-триллер Р. Харриса «Фатерланд» (1964) и более сложный, связанный с темой социальной памяти и ностальгии, роман Ф. Дика «Человек в высоком замке» (1962). Популярность литературных экспериментов с иным исходом Второй мировой войны выросла, когда мир смог вернуться к рефлексии о причинах и последствиях этого мирового конфликта – в контексте новых многовариантных геополитических вызовов, подобных Карибскому кризису.

4	Самым известным произведением советской литературы в близком жанре фантастики стала культовая повесть А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» (1964), которая не является чистым образцом жанра о путешествиях во времени, поскольку ее действия разворачиваются не в прошлом, а на другой планете. Но она отвечает рамочным принципам сюжетов АИ: главный герой из (коммунистического) высокотехнологичного благополучного будущего перемещается в обобщенное «темное» средневековье с целью если не обеспечения прогресса, то поддержания этого общества от скатывания в кровавый «тоталитаризм». Братья Стругацкие были социальными фантастами, ставили и обсуждали темы политических, общественных, экономических и культурных вызовов, возникавших перед советской и другими социетальными системами ХХ в. Недаром «Трудно быть богом» и другие произведения этих фантастов вошли в культурный код позднесоветской интеллигенции [Хауэлл, 2021], оказав сильное влияние на всю отечественную фантастику.	Самым известным произведением советской литературы в близком жанре фантастики стала культовая повесть А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» (1964), которая не является чистым образцом жанра о путешествиях во времени, поскольку ее действия разворачиваются не в прошлом, а на другой планете. Но она отвечает рамочным принципам сюжетов АИ: главный герой из (коммунистического) высокотехнологичного благополучного будущего перемещается в обобщенное «темное» средневековье с целью если не обеспечения прогресса, то поддержания этого общества от скатывания в кровавый «тоталитаризм». Братья Стругацкие были <em>социальными</em> фантастами, ставили и обсуждали темы политических, общественных, экономических и культурных вызовов, возникавших перед советской и другими социетальными системами ХХ в. Недаром «Трудно быть богом» и другие произведения этих фантастов вошли в культурный код позднесоветской интеллигенции [Хауэлл, 2021], оказав сильное влияние на всю отечественную фантастику. Самым известным произведением советской литературы в близком жанре фантастики стала культовая повесть А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» (1964), которая не является чистым образцом жанра о путешествиях во времени, поскольку ее действия разворачиваются не в прошлом, а на другой планете. Но она отвечает рамочным принципам сюжетов АИ: главный герой из (коммунистического) высокотехнологичного благополучного будущего перемещается в обобщенное «темное» средневековье с целью если не обеспечения прогресса, то поддержания этого общества от скатывания в кровавый «тоталитаризм». Братья Стругацкие были <em>социальными</em> фантастами, ставили и обсуждали темы политических, общественных, экономических и культурных вызовов, возникавших перед советской и другими социетальными системами ХХ в. Недаром «Трудно быть богом» и другие произведения этих фантастов вошли в культурный код позднесоветской интеллигенции [Хауэлл, 2021], оказав сильное влияние на всю отечественную фантастику.

5	Были и другие произведения позднесоветского времени, близкие к жанру альтернативной истории. Можно вспомнить известного ленинградского писателя-фантаста С. Гансовского, у которого в рассказе «Демон истории» (1968) ставится проблема объективности исторического процесса, который вряд ли возможно изменить усилиями отдельного человека. В начале 1990-х гг., уже после распада СССР, К. Булычев начинает работу над циклом «Река Хронос» о путешествиях главных героев между разными моментами и потоками времени в период от событий 1915-1917 гг. до конца ХХ в. Тогда эти «попаданческие» романы знаменитого фантаста были заслонены более популярным циклом об Алисе Селезнёвой, но в середине 2000-х гг., уже после смерти автора, снова стали восприниматься как исток российской фантастики в жанре АИ.	Были и другие произведения позднесоветского времени, близкие к жанру альтернативной истории. Можно вспомнить известного ленинградского писателя-фантаста С. Гансовского, у которого в рассказе «Демон истории» (1968) ставится проблема объективности исторического процесса, который вряд ли возможно изменить усилиями отдельного человека. В начале 1990-х гг., уже после распада СССР, К. Булычев начинает работу над циклом «Река Хронос» о путешествиях главных героев между разными моментами и потоками времени в период от событий 1915-1917 гг. до конца ХХ в. Тогда эти «попаданческие» романы знаменитого фантаста были заслонены более популярным циклом об Алисе Селезнёвой, но в середине 2000-х гг., уже после смерти автора, снова стали восприниматься как исток российской фантастики в жанре АИ. Были и другие произведения позднесоветского времени, близкие к жанру альтернативной истории. Можно вспомнить известного ленинградского писателя-фантаста С. Гансовского, у которого в рассказе «Демон истории» (1968) ставится проблема объективности исторического процесса, который вряд ли возможно изменить усилиями отдельного человека. В начале 1990-х гг., уже после распада СССР, К. Булычев начинает работу над циклом «Река Хронос» о путешествиях главных героев между разными моментами и потоками времени в период от событий 1915-1917 гг. до конца ХХ в. Тогда эти «попаданческие» романы знаменитого фантаста были заслонены более популярным циклом об Алисе Селезнёвой, но в середине 2000-х гг., уже после смерти автора, снова стали восприниматься как исток российской фантастики в жанре АИ.

6	В перестройку жанр АИ на фоне взрывного (но скоротечного) интереса к литературе, освобожденной от цензурных оков, оставался на периферии. Хотя среди ранее запрещенных к изданию в СССР книг был и «Остров Крым» В. Аксенова (1979 г, первое издание в СССР – 1990 г.), но он терялся на фоне других фантастических произведений («Москва 2042» В. Войновича, «Невозвращенец» А. Кабакова) о предчувствии гражданской войны и распада страны. Гораздо сильнее на общественное сознание повлиял знаковый для романтического периода перестройки фильм «Зеркало для героя» (1987), снятый по малоизвестной одноименной повести С. Рыбаса (1983) и показывающий встречу двух современников из 1980-х гг. с послевоенным сталинским прошлым. Фильм ставил проблему мировоззренческого конфликта отцов и детей в контексте исторической травмы и «трудного прошлого» как аффекта – особой эмоции [Завадский и др., 2019] переживания встречи с прошлым и проживания его не только как ушедшего нарратива, но и как элемента собственной «самости», подчас вытесненной из актуального поля рефлексии. Названные произведения в период перестройки вышли за пределы литературного поля и составили публицистический дискурс и даже сценарное проигрывание возможного исхода глубоких изменений: они в художественной форме отражали, выражали и отчасти формировали общественные настроения того времени.	В перестройку жанр АИ на фоне взрывного (но скоротечного) интереса к литературе, освобожденной от цензурных оков, оставался на периферии. Хотя среди ранее запрещенных к изданию в СССР книг был и «Остров Крым» В. Аксенова (1979 г, первое издание в СССР – 1990 г.), но он терялся на фоне других фантастических произведений («Москва 2042» В. Войновича, «Невозвращенец» А. Кабакова) о предчувствии гражданской войны и распада страны. Гораздо сильнее на общественное сознание повлиял знаковый для романтического периода перестройки фильм «Зеркало для героя» (1987), снятый по малоизвестной одноименной повести С. Рыбаса (1983) и показывающий встречу двух современников из 1980-х гг. с послевоенным сталинским прошлым. Фильм ставил проблему мировоззренческого конфликта отцов и детей в контексте исторической травмы и «трудного прошлого» как аффекта – особой эмоции [Завадский и др., 2019] переживания встречи с прошлым и проживания его не только как ушедшего нарратива, но и как элемента собственной «самости», подчас вытесненной из актуального поля рефлексии. Названные произведения в период перестройки вышли за пределы литературного поля и составили публицистический дискурс и даже сценарное проигрывание возможного исхода глубоких изменений: они в художественной форме отражали, выражали и отчасти формировали общественные настроения того времени. В перестройку жанр АИ на фоне взрывного (но скоротечного) интереса к литературе, освобожденной от цензурных оков, оставался на периферии. Хотя среди ранее запрещенных к изданию в СССР книг был и «Остров Крым» В. Аксенова (1979 г, первое издание в СССР – 1990 г.), но он терялся на фоне других фантастических произведений («Москва 2042» В. Войновича, «Невозвращенец» А. Кабакова) о предчувствии гражданской войны и распада страны. Гораздо сильнее на общественное сознание повлиял знаковый для романтического периода перестройки фильм «Зеркало для героя» (1987), снятый по малоизвестной одноименной повести С. Рыбаса (1983) и показывающий встречу двух современников из 1980-х гг. с послевоенным сталинским прошлым. Фильм ставил проблему мировоззренческого конфликта отцов и детей в контексте исторической травмы и «трудного прошлого» как аффекта – особой эмоции [Завадский и др., 2019] переживания встречи с прошлым и проживания его не только как ушедшего нарратива, но и как элемента собственной «самости», подчас вытесненной из актуального поля рефлексии. Названные произведения в период перестройки вышли за пределы литературного поля и составили публицистический дискурс и даже сценарное проигрывание возможного исхода глубоких изменений: они в художественной форме отражали, выражали и отчасти формировали общественные настроения того времени.

7	Как только историческая эпоха сменилась, многие из упомянутых позднесоветских книг и фильмов снова стали интересовать ограниченный круг читателей и зрителей. Однако на рубеже 2009-2010-х гг. альтернативная история, прежде всего в ее «попаданческом» поджанре, пережила ренессанс, о чем пойдет речь дальше.	Как только историческая эпоха сменилась, многие из упомянутых позднесоветских книг и фильмов снова стали интересовать ограниченный круг читателей и зрителей. Однако на рубеже 2009-2010-х гг. альтернативная история, прежде всего в ее «попаданческом» поджанре, пережила ренессанс, о чем пойдет речь дальше. Как только историческая эпоха сменилась, многие из упомянутых позднесоветских книг и фильмов снова стали интересовать ограниченный круг читателей и зрителей. Однако на рубеже 2009-2010-х гг. альтернативная история, прежде всего в ее «попаданческом» поджанре, пережила ренессанс, о чем пойдет речь дальше.

8	Методологическая рефлексия. Г. Розенфельд констатировал, что альтернативная история погружена в настоящее и связана с политическими, культурными и идеологическими вызовами настоящего. Она исследует прошлое не столько ради него самого, сколько для инструментальных целей расширения реинтерпретаций современного мира через обозначение «точек расхождения», когда настоящее могло быть иным, если бы в прошлом что-то случилось, а что-то наоборот не произошло. Как отмечает З. Пауэлл, альтернативная история обеспечивает акторов стратегией сравнения, позволяет читателям/зрителям учитывать различия между историческими фактами и вымыслом, сравнивая их с текущим моментом — применяя своё вовлечение в этот жанр для использования прошлого как индикатора настоящего. Использование истории в настоящем начинается с этически обоснованного выбора в отношении организации исторических фактов [Powell, 2018]. Когда создатели альтернативной истории размышляют, как могло быть иначе в прошлом, они неизменно выражают свои собственные субъективные надежды и страхи относительно настоящего и будущего. Поэтому альтернативная история становится формой моральной и исторической «нормализации» ужасного прошлого, как это происходит, например, в отношении Третьего рейха в популярной культуре, по мнению Г. Розенфельда [Rosenfeld, 2005: 15–16]. В постмодернистской перспективе прочтения произведений альтернативной истории говорится о ее ухронической природе, которая предполагает «онтологический плюрализм» и представляет собой форму «историографической метапрозы», прочтение которых в терминах мифологии Р. Барта становится формой реализации метаязыка [Thiess, 2015: 11].	<strong>Методологическая рефлексия.</strong><em> </em>Г. Розенфельд констатировал, что альтернативная история погружена в настоящее и связана с политическими, культурными и идеологическими вызовами настоящего. Она исследует прошлое не столько ради него самого, сколько для инструментальных целей расширения реинтерпретаций современного мира через обозначение «точек расхождения», когда настоящее могло быть иным, если бы в прошлом что-то случилось, а что-то наоборот не произошло. Как отмечает З. Пауэлл, альтернативная история обеспечивает акторов стратегией сравнения, позволяет читателям/зрителям учитывать различия между историческими фактами и вымыслом, сравнивая их с текущим моментом — применяя своё вовлечение в этот жанр для использования прошлого как индикатора настоящего. Использование истории в настоящем начинается с этически обоснованного выбора в отношении организации исторических фактов [Powell, 2018]. Когда создатели альтернативной истории размышляют, как могло быть иначе в прошлом, они неизменно выражают свои собственные субъективные надежды и страхи относительно настоящего и будущего. Поэтому альтернативная история становится формой моральной и исторической «нормализации» ужасного прошлого, как это происходит, например, в отношении Третьего рейха в популярной культуре, по мнению Г. Розенфельда [Rosenfeld, 2005: 15–16]. В постмодернистской перспективе прочтения произведений альтернативной истории говорится о ее ухронической природе, которая предполагает «онтологический плюрализм» и представляет собой форму «историографической метапрозы», прочтение которых в терминах мифологии Р. Барта становится формой реализации метаязыка [Thiess, 2015: 11]. <strong>Методологическая рефлексия.</strong><em> </em>Г. Розенфельд констатировал, что альтернативная история погружена в настоящее и связана с политическими, культурными и идеологическими вызовами настоящего. Она исследует прошлое не столько ради него самого, сколько для инструментальных целей расширения реинтерпретаций современного мира через обозначение «точек расхождения», когда настоящее могло быть иным, если бы в прошлом что-то случилось, а что-то наоборот не произошло. Как отмечает З. Пауэлл, альтернативная история обеспечивает акторов стратегией сравнения, позволяет читателям/зрителям учитывать различия между историческими фактами и вымыслом, сравнивая их с текущим моментом — применяя своё вовлечение в этот жанр для использования прошлого как индикатора настоящего. Использование истории в настоящем начинается с этически обоснованного выбора в отношении организации исторических фактов [Powell, 2018]. Когда создатели альтернативной истории размышляют, как могло быть иначе в прошлом, они неизменно выражают свои собственные субъективные надежды и страхи относительно настоящего и будущего. Поэтому альтернативная история становится формой моральной и исторической «нормализации» ужасного прошлого, как это происходит, например, в отношении Третьего рейха в популярной культуре, по мнению Г. Розенфельда [Rosenfeld, 2005: 15–16]. В постмодернистской перспективе прочтения произведений альтернативной истории говорится о ее ухронической природе, которая предполагает «онтологический плюрализм» и представляет собой форму «историографической метапрозы», прочтение которых в терминах мифологии Р. Барта становится формой реализации метаязыка [Thiess, 2015: 11].

9	Жанр массовой фантастической литературы, включая АИ, насыщен различными конспирологическими интерпретациями прошлого и «теориями заговоров» [Болтански, 2016], имеющими хождение как часть «народной» политической и исторической культуры, а в некоторых становящимися идеологическим элементом социальной мобилизации, вызывающим эффекты массового «заражения». Как считает М. Ларуэль, в исторической конспирологии люди обнаруживают форму символической компенсации потери своих ценностей, статуса и мировоззрения, а также обнадеживающие объяснения индивидуальной и коллективной драме в «объективированной» форме [Laruelle, 2012]. Включаясь в контекст альтернативной истории, читатели совершают перформативный акт, воспроизводя преобладающие идеологические идеи.	Жанр массовой фантастической литературы, включая АИ, насыщен различными конспирологическими интерпретациями прошлого и «теориями заговоров» [Болтански, 2016], имеющими хождение как часть «народной» политической и исторической культуры, а в некоторых становящимися идеологическим элементом социальной мобилизации, вызывающим эффекты массового «заражения». Как считает М. Ларуэль, в исторической конспирологии люди обнаруживают форму символической компенсации потери своих ценностей, статуса и мировоззрения, а также обнадеживающие объяснения индивидуальной и коллективной драме в «объективированной» форме [Laruelle, 2012]. Включаясь в контекст альтернативной истории, читатели совершают перформативный акт, воспроизводя преобладающие идеологические идеи. Жанр массовой фантастической литературы, включая АИ, насыщен различными конспирологическими интерпретациями прошлого и «теориями заговоров» [Болтански, 2016], имеющими хождение как часть «народной» политической и исторической культуры, а в некоторых становящимися идеологическим элементом социальной мобилизации, вызывающим эффекты массового «заражения». Как считает М. Ларуэль, в исторической конспирологии люди обнаруживают форму символической компенсации потери своих ценностей, статуса и мировоззрения, а также обнадеживающие объяснения индивидуальной и коллективной драме в «объективированной» форме [Laruelle, 2012]. Включаясь в контекст альтернативной истории, читатели совершают перформативный акт, воспроизводя преобладающие идеологические идеи.

10	Важность социологического изучения жанра альтернативной истории связана не только с обозначившемся в ней моральным беспокойством относительно прошлого, но и c высокой погруженностью авторов книг по АИ и ядра их читательской аудитории в плотную систему коммуникаций. В рамках фэндома отношения авторов и читателей очень тесны, но круг любителей АИ выделяется даже на этом фоне: многие произведения фактически пишутся «совместно» с внимательными читателями, исправляющими исторические анахронизмы и «помогающими» авторам придерживаться определенной идеологической линии. Площадкой такой коммуникации служит онлайн-платформа «Самиздат» (www.samlib.ru) с развитой системой интерактивной обратной связи. Многие авторы литературы в жанре АИ обсуждают там замыслы своих книг, выкладывают на суд участников сообщества отдельные фрагменты и предлагают участникам влиять на сюжетные ходы своих произведений. Эта литература является важным социологическим феноменом не только в силу роста популярности жанровых книг, но и с точки зрения организации литературного процесса.	Важность социологического изучения жанра альтернативной истории связана не только с обозначившемся в ней моральным беспокойством относительно прошлого, но и c высокой погруженностью авторов книг по АИ и ядра их читательской аудитории в плотную систему коммуникаций. В рамках фэндома отношения авторов и читателей очень тесны, но круг любителей АИ выделяется даже на этом фоне: многие произведения фактически пишутся «совместно» с внимательными читателями, исправляющими исторические анахронизмы и «помогающими» авторам придерживаться определенной идеологической линии. Площадкой такой коммуникации служит онлайн-платформа «Самиздат» (www.samlib.ru) с развитой системой интерактивной обратной связи. Многие авторы литературы в жанре АИ обсуждают там замыслы своих книг, выкладывают на суд участников сообщества отдельные фрагменты и предлагают участникам влиять на сюжетные ходы своих произведений. Эта литература является важным социологическим феноменом не только в силу роста популярности жанровых книг, но и с точки зрения организации литературного процесса. Важность социологического изучения жанра альтернативной истории связана не только с обозначившемся в ней моральным беспокойством относительно прошлого, но и c высокой погруженностью авторов книг по АИ и ядра их читательской аудитории в плотную систему коммуникаций. В рамках фэндома отношения авторов и читателей очень тесны, но круг любителей АИ выделяется даже на этом фоне: многие произведения фактически пишутся «совместно» с внимательными читателями, исправляющими исторические анахронизмы и «помогающими» авторам придерживаться определенной идеологической линии. Площадкой такой коммуникации служит онлайн-платформа «Самиздат» (www.samlib.ru) с развитой системой интерактивной обратной связи. Многие авторы литературы в жанре АИ обсуждают там замыслы своих книг, выкладывают на суд участников сообщества отдельные фрагменты и предлагают участникам влиять на сюжетные ходы своих произведений. Эта литература является важным социологическим феноменом не только в силу роста популярности жанровых книг, но и с точки зрения организации литературного процесса.

11	«Попаданческая» фантастика может пониматься как идеологическое и утопическое бессознательное, облаченное в литературные формы и артикулирующее аффективные исторические травмы общества. Проблематизация травматизированного прошлого находит своё отражение и в социологических дискуссиях. Уместно вспомнить круглые столы, организованные СоцИсом, «Неостывающая память» о работе социальной памяти с событиями периода ВОВ [Жаворонков, Левашов и др., 2020] или «Россия: из прошлого в будущее» об исторических инвариациях предреволюциионной модернизании страны [Нефедов, Розов и др., 2022]. Таким образом, необходимость сценарного осмысления прошлого в социологическом ключе остается востребованной.	«Попаданческая» фантастика может пониматься как идеологическое и утопическое бессознательное, облаченное в литературные формы и артикулирующее аффективные исторические травмы общества. Проблематизация травматизированного прошлого находит своё отражение и в социологических дискуссиях. Уместно вспомнить круглые столы, организованные СоцИсом, «Неостывающая память» о работе социальной памяти с событиями периода ВОВ [Жаворонков, Левашов и др., 2020] или «Россия: из прошлого в будущее» об исторических инвариациях предреволюциионной модернизании страны [Нефедов, Розов и др., 2022]. Таким образом, необходимость сценарного осмысления прошлого в социологическом ключе остается востребованной. «Попаданческая» фантастика может пониматься как идеологическое и утопическое бессознательное, облаченное в литературные формы и артикулирующее аффективные исторические травмы общества. Проблематизация травматизированного прошлого находит своё отражение и в социологических дискуссиях. Уместно вспомнить круглые столы, организованные СоцИсом, «Неостывающая память» о работе социальной памяти с событиями периода ВОВ [Жаворонков, Левашов и др., 2020] или «Россия: из прошлого в будущее» об исторических инвариациях предреволюциионной модернизании страны [Нефедов, Розов и др., 2022]. Таким образом, необходимость сценарного осмысления прошлого в социологическом ключе остается востребованной.

12	Судить о популярности жанра в показателях книжных тиражей непросто – бумажные книги уже не являются единственной жизненной формой литературного произведения, особенно в массовой культуре. Вместе с бумажными книгами выходят сетевые публикации (на том же портале Samlib), официальные книжные интернет-маркетплейсы (LitRes, Labirint) продают цифровые аудио-версии книг, есть множество официальных и пиратских библиотек цифровых версий, на которых подобная литература активно представлена. То, что крупные книжные издательства имеют в своем портфеле циклы романов, близких к изучаемому жанру, а практически все библиотеки аудиокниг содержат рубрики «попаданцы» и «альтернативная история», наполненные десятками произведений, свидетельствует о наличии в современной России массовой и стабильной потребительской аудитории этой литературы.	Судить о популярности жанра в показателях книжных тиражей непросто – бумажные книги уже не являются единственной жизненной формой литературного произведения, особенно в массовой культуре. Вместе с бумажными книгами выходят сетевые публикации (на том же портале Samlib), официальные книжные интернет-маркетплейсы (LitRes, Labirint) продают цифровые аудио-версии книг, есть множество официальных и пиратских библиотек цифровых версий, на которых подобная литература активно представлена. То, что крупные книжные издательства имеют в своем портфеле циклы романов, близких к изучаемому жанру, а практически все библиотеки аудиокниг содержат рубрики «попаданцы» и «альтернативная история», наполненные десятками произведений, свидетельствует о наличии в современной России массовой и стабильной потребительской аудитории этой литературы. Судить о популярности жанра в показателях книжных тиражей непросто – бумажные книги уже не являются единственной жизненной формой литературного произведения, особенно в массовой культуре. Вместе с бумажными книгами выходят сетевые публикации (на том же портале Samlib), официальные книжные интернет-маркетплейсы (LitRes, Labirint) продают цифровые аудио-версии книг, есть множество официальных и пиратских библиотек цифровых версий, на которых подобная литература активно представлена. То, что крупные книжные издательства имеют в своем портфеле циклы романов, близких к изучаемому жанру, а практически все библиотеки аудиокниг содержат рубрики «попаданцы» и «альтернативная история», наполненные десятками произведений, свидетельствует о наличии в современной России массовой и стабильной потребительской аудитории этой литературы.

13	Эта статья не является строго эмпирическим исследованием, скорее она проблематизирует место современной массовой литературы в качестве объекта социологического исследования и обозначает реперные точки возможных направлений исследований. В основе авторских наблюдений лежит не только обобщение публикаций, связанным с социологическим осмыслением жанра альтернативной истории, но и эмпирические источники. Во-первых, автор статьи на протяжении многих лет в режиме наблюдателя-нетнографа следит в Рунете за ситуацией с жанром АИ, фокусируясь на «попаданческих» романах о позднесоветском периоде (полезным навигатором по жанру является любительская «Полная энциклопедия попаданцев в прошлое», созданная А. Вязовским на онлайн-платформе Samlib). Во-вторых, автором вместе со студентами департамента социологии НИУ ВШЭ в 2021 г. проведена серия из 10-ти интервью с авторами фантастики в жанре альтернативной истории¹. 1. Автор благодарит студентов департамента социологии НИУ ВШЭ М. Жданкину, В. Колесникову и Н. Рязанцеву за предоставленные материалы интервью, собранные в ходе выполнения курсовой работы под научным руководством автора статьи.	Эта статья не является строго эмпирическим исследованием, скорее она проблематизирует место современной массовой литературы в качестве объекта социологического исследования и обозначает реперные точки возможных направлений исследований. В основе авторских наблюдений лежит не только обобщение публикаций, связанным с социологическим осмыслением жанра альтернативной истории, но и эмпирические источники. Во-первых, автор статьи на протяжении многих лет в режиме наблюдателя-нетнографа следит в Рунете за ситуацией с жанром АИ, фокусируясь на «попаданческих» романах о позднесоветском периоде (полезным навигатором по жанру является любительская «Полная энциклопедия попаданцев в прошлое», созданная А. Вязовским на онлайн-платформе Samlib). Во-вторых, автором вместе со студентами департамента социологии НИУ ВШЭ в 2021 г. проведена серия из 10-ти интервью с авторами фантастики в жанре альтернативной истории<sup>1</sup>. Эта статья не является строго эмпирическим исследованием, скорее она проблематизирует место современной массовой литературы в качестве объекта социологического исследования и обозначает реперные точки возможных направлений исследований. В основе авторских наблюдений лежит не только обобщение публикаций, связанным с социологическим осмыслением жанра альтернативной истории, но и эмпирические источники. Во-первых, автор статьи на протяжении многих лет в режиме наблюдателя-нетнографа следит в Рунете за ситуацией с жанром АИ, фокусируясь на «попаданческих» романах о позднесоветском периоде (полезным навигатором по жанру является любительская «Полная энциклопедия попаданцев в прошлое», созданная А. Вязовским на онлайн-платформе Samlib). Во-вторых, автором вместе со студентами департамента социологии НИУ ВШЭ в 2021 г. проведена серия из 10-ти интервью с авторами фантастики в жанре альтернативной истории<sup>1</sup>.
	1. Автор благодарит студентов департамента социологии НИУ ВШЭ М. Жданкину, В. Колесникову и Н. Рязанцеву за предоставленные материалы интервью, собранные в ходе выполнения курсовой работы под научным руководством автора статьи.
14	Отечественная сцена фантастики в жанре АИ и «попаданчества»: век XXI. Наша фантастика в жанре альтернативной истории высокую популярность обрела примерно в 2006-2008 гг., потеснив ранее преобладавшую фэнтези². Признаком роста популярности жанра стало, например, появление премии имени Тита Ливия³, учрежденной в 2005 г. Форумом альтернативной фантастики (ФАИ), правда, просуществовавшей только до 2009 г. 2. Виноградов П. Марш «попаданцев», или Ностальгия по альтернативе // Литературная газета. 2016. URL: >>>> (дата обращения: 11.12.2022). 3. Поскольку у этого античного историка впервые встречаются рассуждения «что было бы, если…», его считают одним из основоположников АИ как метода осмысления исторических событий.	<strong>Отечественная сцена фантастики в жанре АИ и «попаданчества»: век </strong><strong>XXI</strong><strong>.</strong><em> </em>Наша фантастика в жанре альтернативной истории высокую популярность обрела примерно в 2006-2008 гг., потеснив ранее преобладавшую фэнтези<sup>2</sup>. Признаком роста популярности жанра стало, например, появление премии имени Тита Ливия<sup>3</sup>, учрежденной в 2005 г. Форумом альтернативной фантастики (ФАИ), правда, просуществовавшей только до 2009 г. <strong>Отечественная сцена фантастики в жанре АИ и «попаданчества»: век </strong><strong>XXI</strong><strong>.</strong><em> </em>Наша фантастика в жанре альтернативной истории высокую популярность обрела примерно в 2006-2008 гг., потеснив ранее преобладавшую фэнтези<sup>2</sup>. Признаком роста популярности жанра стало, например, появление премии имени Тита Ливия<sup>3</sup>, учрежденной в 2005 г. Форумом альтернативной фантастики (ФАИ), правда, просуществовавшей только до 2009 г.
	2. <em>Виноградов П.</em> Марш «попаданцев», или Ностальгия по альтернативе // Литературная газета. 2016. URL: <a target=_blank href="http://www.lgz.ru/article/15731">>>>></a> (дата обращения: 11.12.2022).<br><br>3. Поскольку у этого античного историка впервые встречаются рассуждения «что было бы, если…», его считают одним из основоположников АИ как метода осмысления исторических событий.
15	На ренессанс жанра, помимо классических произведений Стругацких и других образцов российской и зарубежной фантастики, по мнению самих авторов романов про АИ, повлияли два произведения – цикл В. Звягинцева «Одиссей покидает Итаку» (его начальный роман опубликован в 1988 г.) и роман С. Буркатовского «Главная дата» или «Вчера будет война» (2008). Также иногда называется цикл К. Булычева «Река Хронос». Цикл В. Звягинцева находится на пересечении жанров политического детектива, криптоистории, научной фантастики, ностальгических воспоминаний и имеет запутанный сюжет, который к тому же становится всё менее ясным от книги к книге. В первой паре романов цикла есть признаки позднейшей версии этого жанра в России: ностальгическое путешествие героя в период своей юности (в середину 1960-х гг.) или в начало Великой Отечественной войны с целью выхода на руководство страны и изменения хода войны в пользу СССР, есть и элементы конспирологии – инопланетяне, негативно влияющие на развитие страны. Роман С. Буркатовского стал моделью «типового» попаданческого произведения: главный герой из нашего времени попадает в СССР перед началом Отечественной и, преодолевая неудобства и опасности, пробивается на самый верх к И. Сталину и, конечно же, Л. Берия, чтобы предупредить их о грядущей войне и поделиться другими «послезнаниями», изменив, таким образом, ход истории и дав возможность руководству страны реализовать «упущенные шансы» первого периода войны. К написанию этого романа автора побудило онлайн-сообщество «военно-исторического форума VIF2NE», где собирались любители истории того периода.	На ренессанс жанра, помимо классических произведений Стругацких и других образцов российской и зарубежной фантастики, по мнению самих авторов романов про АИ, повлияли два произведения – цикл В. Звягинцева «Одиссей покидает Итаку» (его начальный роман опубликован в 1988 г.) и роман С. Буркатовского «Главная дата» или «Вчера будет война» (2008). Также иногда называется цикл К. Булычева «Река Хронос». Цикл В. Звягинцева находится на пересечении жанров политического детектива, криптоистории, научной фантастики, ностальгических воспоминаний и имеет запутанный сюжет, который к тому же становится всё менее ясным от книги к книге. В первой паре романов цикла есть признаки позднейшей версии этого жанра в России: ностальгическое путешествие героя в период своей юности (в середину 1960-х гг.) или в начало Великой Отечественной войны с целью выхода на руководство страны и изменения хода войны в пользу СССР, есть и элементы конспирологии – инопланетяне, негативно влияющие на развитие страны. Роман С. Буркатовского стал моделью «типового» попаданческого произведения: главный герой из нашего времени попадает в СССР перед началом Отечественной и, преодолевая неудобства и опасности, пробивается на самый верх к И. Сталину и, конечно же, Л. Берия, чтобы предупредить их о грядущей войне и поделиться другими «послезнаниями», изменив, таким образом, ход истории и дав возможность руководству страны реализовать «упущенные шансы» первого периода войны. К написанию этого романа автора побудило онлайн-сообщество «военно-исторического форума VIF2NE», где собирались любители истории того периода. На ренессанс жанра, помимо классических произведений Стругацких и других образцов российской и зарубежной фантастики, по мнению самих авторов романов про АИ, повлияли два произведения – цикл В. Звягинцева «Одиссей покидает Итаку» (его начальный роман опубликован в 1988 г.) и роман С. Буркатовского «Главная дата» или «Вчера будет война» (2008). Также иногда называется цикл К. Булычева «Река Хронос». Цикл В. Звягинцева находится на пересечении жанров политического детектива, криптоистории, научной фантастики, ностальгических воспоминаний и имеет запутанный сюжет, который к тому же становится всё менее ясным от книги к книге. В первой паре романов цикла есть признаки позднейшей версии этого жанра в России: ностальгическое путешествие героя в период своей юности (в середину 1960-х гг.) или в начало Великой Отечественной войны с целью выхода на руководство страны и изменения хода войны в пользу СССР, есть и элементы конспирологии – инопланетяне, негативно влияющие на развитие страны. Роман С. Буркатовского стал моделью «типового» попаданческого произведения: главный герой из нашего времени попадает в СССР перед началом Отечественной и, преодолевая неудобства и опасности, пробивается на самый верх к И. Сталину и, конечно же, Л. Берия, чтобы предупредить их о грядущей войне и поделиться другими «послезнаниями», изменив, таким образом, ход истории и дав возможность руководству страны реализовать «упущенные шансы» первого периода войны. К написанию этого романа автора побудило онлайн-сообщество «военно-исторического форума VIF2NE», где собирались любители истории того периода.

16	Примерно с 2010-2011 гг. стали активно выходить отдельные книги и целые серии, в сюжетах которых обыгрывалось путешествие нашего современника в советское и досоветское прошлое с целью использования знаний о будущем для исправления ошибок российской/советской истории и обращение ее хода в русло, идеологически импонирующее автору книги. Ведущие издательства запустили историко-фантастические книжные серии, основную часть которых составляли произведения именно в жанре АИ (чаще всего – «про попаданцев»): в издательстве «Эксмо» – «В вихре времен» (основана в 2010 г., более 110 романов), «Военно-историческая фантастика» (с 2008 г., более 220 книг) и «Героическая фантастика» (с 2015 г., около 80 романов), в издательстве «Альфа-книга» – «Фантастическая история» (с 2010 г., около 160 романов), и др.⁴. Длительное существование этих книжных серий с обширным числом опубликованных книг (каждый – тиражом не менее 1 тыс. экземпляров) является свидетельством популярности этого жанра литературы. 4. Информация приведена по данным сервера «Лаборатория фантастики» (https://fantlab.ru), посвященного фантастической литературе, на январь 2023 г.	Примерно с 2010-2011 гг. стали активно выходить отдельные книги и целые серии, в сюжетах которых обыгрывалось путешествие нашего современника в советское и досоветское прошлое с целью использования знаний о будущем для исправления ошибок российской/советской истории и обращение ее хода в русло, идеологически импонирующее автору книги. Ведущие издательства запустили историко-фантастические книжные серии, основную часть которых составляли произведения именно в жанре АИ (чаще всего – «про попаданцев»): в издательстве «Эксмо» – «В вихре времен» (основана в 2010 г., более 110 романов), «Военно-историческая фантастика» (с 2008 г., более 220 книг) и «Героическая фантастика» (с 2015 г., около 80 романов), в издательстве «Альфа-книга» – «Фантастическая история» (с 2010 г., около 160 романов), и др.<sup>4</sup>. Длительное существование этих книжных серий с обширным числом опубликованных книг (каждый – тиражом не менее 1 тыс. экземпляров) является свидетельством популярности этого жанра литературы. Примерно с 2010-2011 гг. стали активно выходить отдельные книги и целые серии, в сюжетах которых обыгрывалось путешествие нашего современника в советское и досоветское прошлое с целью использования знаний о будущем для исправления ошибок российской/советской истории и обращение ее хода в русло, идеологически импонирующее автору книги. Ведущие издательства запустили историко-фантастические книжные серии, основную часть которых составляли произведения именно в жанре АИ (чаще всего – «про попаданцев»): в издательстве «Эксмо» – «В вихре времен» (основана в 2010 г., более 110 романов), «Военно-историческая фантастика» (с 2008 г., более 220 книг) и «Героическая фантастика» (с 2015 г., около 80 романов), в издательстве «Альфа-книга» – «Фантастическая история» (с 2010 г., около 160 романов), и др.<sup>4</sup>. Длительное существование этих книжных серий с обширным числом опубликованных книг (каждый – тиражом не менее 1 тыс. экземпляров) является свидетельством популярности этого жанра литературы.
	4. Информация приведена по данным сервера «Лаборатория фантастики» (https://fantlab.ru), посвященного фантастической литературе, на январь 2023 г.
17	Посредством усилий главного героя таких «попаданческих» романов стране предлагалось воспользоваться «упущенными историческими шансами», чаще всего для того, чтобы Россия как империя (советская или досоветская, возможно даже времен Древней Руси) не только возродилась, но и стала гегемоном регионального или глобального масштаба [Laruelle, 2012]. Авторы экспериментируют, так что произведения АИ часто включают элементы политического детектива, авантюрного и шпионского романа, конспирологических спекуляций, личных ностальгических мемуаров о детстве и юности, мистики, военного боевика, любовного романа, фэнтези и прочих привлекательных для читателей жанров.	Посредством усилий главного героя таких «попаданческих» романов стране предлагалось воспользоваться «упущенными историческими шансами», чаще всего для того, чтобы Россия как империя (советская или досоветская, возможно даже времен Древней Руси) не только возродилась, но и стала гегемоном регионального или глобального масштаба [Laruelle, 2012]. Авторы экспериментируют, так что произведения АИ часто включают элементы политического детектива, авантюрного и шпионского романа, конспирологических спекуляций, личных ностальгических мемуаров о детстве и юности, мистики, военного боевика, любовного романа, фэнтези и прочих привлекательных для читателей жанров. Посредством усилий главного героя таких «попаданческих» романов стране предлагалось воспользоваться «упущенными историческими шансами», чаще всего для того, чтобы Россия как империя (советская или досоветская, возможно даже времен Древней Руси) не только возродилась, но и стала гегемоном регионального или глобального масштаба [Laruelle, 2012]. Авторы экспериментируют, так что произведения АИ часто включают элементы политического детектива, авантюрного и шпионского романа, конспирологических спекуляций, личных ностальгических мемуаров о детстве и юности, мистики, военного боевика, любовного романа, фэнтези и прочих привлекательных для читателей жанров.

18	Кто же является «типичным» читателем подобных произведений? Надежные социологические данные по этой теме отсутствуют, но в ходе нашего исследования авторы данного жанра фантастики, регулярно в рамках фэндома общающиеся с читателями, предложили собственные описания того, кто читает (слушает) эти книги и в каких обстоятельствах. В интервью на вопрос о «типичном» читателе авторы отзывались обычно примерно так: «это – литература охранников автостоянок и торговых центров», «средние года, отслуживший в армии, на обычной работе, не богач и не бедняк». Чаще всего этот жанр обозначается как «литература проигравших» [Данилова, 2014] или «литература-компенсация» (такое определение дал один из опрошенных авторов-фантастов). Она интересует в основном тех, кто не совсем органично вписался в «современный капитализм», а если и оказался успешен с точки зрения доходов и качества жизни, всё равно испытывает дефицит причастности к чему-то общему и великому, полагая, что миссия СССР или Российской империи обладала необходимым содержанием великого смысла существования.	Кто же является «типичным» читателем подобных произведений? Надежные социологические данные по этой теме отсутствуют, но в ходе нашего исследования авторы данного жанра фантастики, регулярно в рамках фэндома общающиеся с читателями, предложили собственные описания того, кто читает (слушает) эти книги и в каких обстоятельствах. В интервью на вопрос о «типичном» читателе авторы отзывались обычно примерно так: «<em>это – литература охранников автостоянок и торговых центров», «средние года, отслуживший в армии, на обычной работе, не богач и не бедняк</em>». Чаще всего этот жанр обозначается как «литература проигравших» [Данилова, 2014] или «<em>литература-компенсация</em>» (такое определение дал один из опрошенных авторов-фантастов). Она интересует в основном тех, кто не совсем органично вписался в «современный капитализм», а если и оказался успешен с точки зрения доходов и качества жизни, всё равно испытывает дефицит причастности к чему-то общему и великому, полагая, что миссия СССР или Российской империи обладала необходимым содержанием великого смысла существования. Кто же является «типичным» читателем подобных произведений? Надежные социологические данные по этой теме отсутствуют, но в ходе нашего исследования авторы данного жанра фантастики, регулярно в рамках фэндома общающиеся с читателями, предложили собственные описания того, кто читает (слушает) эти книги и в каких обстоятельствах. В интервью на вопрос о «типичном» читателе авторы отзывались обычно примерно так: «<em>это – литература охранников автостоянок и торговых центров», «средние года, отслуживший в армии, на обычной работе, не богач и не бедняк</em>». Чаще всего этот жанр обозначается как «литература проигравших» [Данилова, 2014] или «<em>литература-компенсация</em>» (такое определение дал один из опрошенных авторов-фантастов). Она интересует в основном тех, кто не совсем органично вписался в «современный капитализм», а если и оказался успешен с точки зрения доходов и качества жизни, всё равно испытывает дефицит причастности к чему-то общему и великому, полагая, что миссия СССР или Российской империи обладала необходимым содержанием великого смысла существования.

19	В большинстве романов этого жанра действуют мужчины (редкий пример, когда героем АИ является женщина, – роман С. Арсеньева «Студентка, комсомолка, спортсменка», хотя и здесь это попаданец-мужчина в женском теле), что предопределяет основную аудиторию жанра как мужскую. Косвенно об этом свидетельствуют и обложки книг, на которых преобладают изображения мужчин в военной форме, в боевых стойках, с оружием в руках на фоне боя или военной техники. По мнению опрошенных авторов, его основными потребителями являются мужчины, имеющие образование скорее среднее и средне-специальное, возможно, прошедшие армию или работавшие в правоохранительных органах на невысоких должностях, имеющие довольно консервативные взгляды на политику, историю и семейные отношения. Видимо, ядро читательской аудитории серийных попаданческих романов с акцентом на военно-патриотическое содержание составляет та аудитория, которая была в ядре сторонников В. Жириновского.	В большинстве романов этого жанра действуют мужчины (редкий пример, когда героем АИ является женщина, – роман С. Арсеньева «Студентка, комсомолка, спортсменка», хотя и здесь это попаданец-мужчина в женском теле), что предопределяет основную аудиторию жанра как мужскую. Косвенно об этом свидетельствуют и обложки книг, на которых преобладают изображения мужчин в военной форме, в боевых стойках, с оружием в руках на фоне боя или военной техники. По мнению опрошенных авторов, его основными потребителями являются мужчины, имеющие образование скорее среднее и средне-специальное, возможно, прошедшие армию или работавшие в правоохранительных органах на невысоких должностях, имеющие довольно консервативные взгляды на политику, историю и семейные отношения. Видимо, ядро читательской аудитории серийных попаданческих романов с акцентом на военно-патриотическое содержание составляет та аудитория, которая была в ядре сторонников В. Жириновского. В большинстве романов этого жанра действуют мужчины (редкий пример, когда героем АИ является женщина, – роман С. Арсеньева «Студентка, комсомолка, спортсменка», хотя и здесь это попаданец-мужчина в женском теле), что предопределяет основную аудиторию жанра как мужскую. Косвенно об этом свидетельствуют и обложки книг, на которых преобладают изображения мужчин в военной форме, в боевых стойках, с оружием в руках на фоне боя или военной техники. По мнению опрошенных авторов, его основными потребителями являются мужчины, имеющие образование скорее среднее и средне-специальное, возможно, прошедшие армию или работавшие в правоохранительных органах на невысоких должностях, имеющие довольно консервативные взгляды на политику, историю и семейные отношения. Видимо, ядро читательской аудитории серийных попаданческих романов с акцентом на военно-патриотическое содержание составляет та аудитория, которая была в ядре сторонников В. Жириновского.

20	Впрочем, даже такую целевую читательскую аудиторию отталкивает сюжетный схематизм, примитивность стиля и упрощенный идеологический посыл многих современных романов в жанре АИ. Например, мнения читателей-рецензентов о популярном цикле «попаданческих» романов В. Конюшевского «Иного не дано» (2009-2011 гг., об альтернативной истории ВОВ) резко разделилось. Многие укоряют автора за плохой язык, исторические анахронизмы и ошибки, неуместную в развлекательной литературе излишнюю политическую прямолинейность: «нахватал исторических вершков но применение их на практике вышло ужасным», «полный набор штампов и идеологических клише», «впечатление дешёвого попсового боевика с плохим режиссёром» – такие отзывы можно найти на основном российском фэн-сервере «Лаборатория фантастики». С другой стороны, «легкость» чтения и «жизнеутверждающая» атмосфера романов привлекает читателей, оставивших положительные отзывы о работах В. Конюшевского.	Впрочем, даже такую целевую читательскую аудиторию отталкивает сюжетный схематизм, примитивность стиля и упрощенный идеологический посыл многих современных романов в жанре АИ. Например, мнения читателей-рецензентов о популярном цикле «попаданческих» романов В. Конюшевского «Иного не дано» (2009-2011 гг., об альтернативной истории ВОВ) резко разделилось. Многие укоряют автора за плохой язык, исторические анахронизмы и ошибки, неуместную в развлекательной литературе излишнюю политическую прямолинейность: <em>«нахватал исторических вершков но применение их на практике вышло ужасным», «полный набор штампов и идеологических клише», «впечатление дешёвого попсового боевика с плохим режиссёром»</em> – такие отзывы можно найти на основном российском фэн-сервере «Лаборатория фантастики». С другой стороны, «<em>легкость</em>» чтения и «<em>жизнеутверждающая</em>» атмосфера романов привлекает читателей, оставивших положительные отзывы о работах В. Конюшевского. Впрочем, даже такую целевую читательскую аудиторию отталкивает сюжетный схематизм, примитивность стиля и упрощенный идеологический посыл многих современных романов в жанре АИ. Например, мнения читателей-рецензентов о популярном цикле «попаданческих» романов В. Конюшевского «Иного не дано» (2009-2011 гг., об альтернативной истории ВОВ) резко разделилось. Многие укоряют автора за плохой язык, исторические анахронизмы и ошибки, неуместную в развлекательной литературе излишнюю политическую прямолинейность: <em>«нахватал исторических вершков но применение их на практике вышло ужасным», «полный набор штампов и идеологических клише», «впечатление дешёвого попсового боевика с плохим режиссёром»</em> – такие отзывы можно найти на основном российском фэн-сервере «Лаборатория фантастики». С другой стороны, «<em>легкость</em>» чтения и «<em>жизнеутверждающая</em>» атмосфера романов привлекает читателей, оставивших положительные отзывы о работах В. Конюшевского.

Библиография

Комментарии

Войти через