Индивидуальное и поколенческое будущее в нарративах петербургской молодежи
Индивидуальное и поколенческое будущее в нарративах петербургской молодежи
Аннотация
Код статьи
S013216250024233-9-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Нартова Надежда Андреевна 
Должность: Старший научный сотрудник Центра молодежных исследований, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге
Аффилиация: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге
Адрес: Российская Федерация, Санкт-Петербург
Выпуск
Страницы
93-104
Аннотация

В фокусе статьи представления городской образованной молодежи Санкт-Петербурга об индивидуальном и поколенческом будущем. Опираясь на перспективы социологических подходов к взрослению и поколениям, проанализированы качественные интервью, собранные в 2020 и 2022 гг., с петербуржцами 19-25 лет. Исследование показало, что социально-политические события приводят к трансформации поколенческого нарратива. Дискурс яркого поколения, открытого будущему, сменяется гетерогенными типами интерпретации перспектив собственной жизни и поколения в целом. Было выделено три ключевых способа наррации, в рамках которых проживаемый опыт связывался с представлениями о жизненных перспективах: «отсутствующее будущее», «адаптивное будущее», «нормализованное будущее». Поскольку процесс формирования поколения не завершен, данное исследование скорее фиксирует точки динамических изменений и ставит новые вопросы, чем дает полные ответы.

Ключевые слова
молодежь, поколение, будущее, биография, жизненный курс, переход во взрослость, нарративный анализ
Источник финансирования
В статье использованы материалы исследований, осуществлённых в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ.
Классификатор
Получено
28.01.2023
Дата публикации
02.10.2023
Всего подписок
10
Всего просмотров
37
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 Постановка исследовательской задачи. Представления о будущем играют значительную роль в формировании индивидуальных биографий и поколений, особенно в контексте современности с ее неопределенностью, динамизмом и прекарностью. С одной стороны, молодые вынуждены быть «рефлексивными» и активными в организации своей жизни, чтобы выжить в быстро меняющихся социальных условиях [Bessant et al., 2017: 38] и противостоять незапланированным, неуправляемым и непреднамеренным элементам собственной жизни [Vinken, 2010: 44]. С другой — К. Мангейм предполагал, что особые, в первую очередь травмирующие, события формируют способ мышления и действия генераций, создавая поколения [Мангейм, 2000]. При этом Дж. Александер подчеркивает, что «события, взятые отдельно и как таковые (in and of themselves), не создают коллективную травму. События не являются травмирующими по своей внутренней природе. Травма есть свойство, приписываемое событию при посредстве общества» [Александер, 2012: 16]. Таким образом, не только структурные условия, зачастую неосознаваемые [Brannen, Nilsen, 2005: 423], но и способы осмысления тех или иных событий [Александер, 2012] влияют на представления о будущем, а значит на переход во взрослость, биографическую перспективу и поколенческую идентичность молодежи. При этом видение и способы обращения с будущим принципиально важны не только на индивидуальном, но и на культурном уровне в целом. К. Лекарди указывает, что если вера в лучшее будущее для всех ослабевает, то и способы обращения с личным и социальным временем будут существенно меняться [Leccardi, 2014: 48].
2 В то же время индивидуальные биографии, как и поколения, не создаются одномоментно. Это длительный процесс, в рамках которого индивиды, проживая в существующих социально-политических и экономических, а шире – исторических, условиях действуют, рефлексируют о своем опыте и выстраивают интерпретации. В статье рассматриваются два временных периода – 2020 и 2022 гг. – для условной «когорты» двадцатилетних – молодежи 19-25 лет, которые при переходе во взрослость совершают первые самостоятельные выборы и оценивают свои жизненные шансы. Если с исторической перспективы два года кажутся несущественными, то с социологической контексты значительным образом различаются. В 2020 г. мир был во власти пандемии COVID–19, нарушившей привычный уклад жизни, однако предполагавшей свое окончание и последующую нормализацию социальных процессов. В 2022 г. началась специальная военная операция на Украине, что привело к радикальным социальным трансформациям – санкционному кризису, разрыву многих международных отношений, изменениям во внутренней политике РФ, поколенческим конфликтам и т.д. Поэтому изучение динамики формирования представлений во временной перспективе представляется значимой исследовательской задачей. Российские исследования преимущественно фокусируется на представлениях молодежи о национальном будущем (см., напр.: [Образ будущего..., 2021; Зубок, 2023]), оставляя за скобками ожидания и идеи молодых в отношении себя как поколения. Однако сегодня принципиально важно понять, как взрослеющая российская молодежь в условиях серьезных социальных изменений организует и планирует свою жизнь как часть общей биографии поколения. Поэтому в фокусе статьи анализ организации биографий и представлений об индивидуальном и поколенческом будущем современной городской образованной молодежи в контексте ее транзиции во взрослость на примере интервью с молодыми Санкт-Петербурга.
3 Концептуализация будущего в исследованиях молодежи. Представления о будущем существенным образом вовлечены в организацию повседневной жизни и осуществляемые выборы молодежи, поэтому их изучение находится на пересечении трех подходов: анализа самого процесса взросления, исследований организации биографий в современных условиях и социологии поколений. Каждый из них формирует свой концептуальный аппарат, однако их интеграция позволяет комплексно подходить к проблеме исследования.
4 В современной социологической дискуссии молодость рассматривается как период перехода во взрослость, в рамках которого в жизни индивида происходят события, существенно изменяющие его статус, развиваются компетенции, необходимые для автономной взрослой жизни. Исследователи указывают, что если «нормативное взросление» второй половины XX в. было связано с довольно резким переходом от молодости ко взрослости в силу временной компактности получения образования, выхода на рынок труда, отделения от родителей, брака и рождения детей, то в современных траекториях взросления происходит разрыв между социоэкономическими событиями, которые наступают первыми, и социодемографическими, которые откладываются на более поздние возрасты [Митрофанова, 2019; Krahn et al., 2018].
5 Исследование российской молодежи показывает, что ключевыми событиями перехода во взрослость для юношей и девушек до 29 лет является получение образование и выход на рынок труда. К 22 годам 90% молодежи завершает обучение, при этом длительность времени, затраченного на образование, и его формальный уровень у современной молодежи выше, чем у более старших возрастных когорт [Нартова, Фатехов, 2021: 327-330]. Как отмечают исследователи, несмотря на формирование моральных паник в отношении неготовности молодежи к длительному труду, молодые хотят работать [Hajdu, Sik, 2018: 626]. Так, 73% российской молодежи выходят на рынок труда до 29 лет, при этом 90% из них начинают работать на полную ставку в районе 22 лет. Однако социодемографические события молодые россияне откладывают и переносят во «взрослую» жизнь: только около 30% молодежи вступают в официальный брак и рожают первого ребенка до 29 лет [Нартова, Фатехов, 2021: 330-333]. При этом, как показывают качественные исследования, субъективная интерпретация собственного взросления не связывается с профессиональной деятельностью, а определяется через личностный рост, поиск и реализацию себя [Кравцова, Кузинер, 2022].
6 Хотя современное взросление зачастую сложнее, неопределеннее, прерывистее, чем у старших поколений, и может порождать стресс, тревогу, скуку, уязвимость [Smith, 2011: 230], молодость как возрастной период во многом определяет общее настроение. Арнет указывает, что несмотря на то, что американская молодежь осознает множество проблем современного общества, на свое будущее она смотрит с оптимизмом, и это эффект возраста – молодости [Arnett, 2015: 328]. Подобное подтверждается и российскими исследованиями. Когорта 20-летних статистически значимо чаще, чем когорты 40 плюс, ожидает улучшений в своей жизни, пребывает в хорошем настроении и строит планы на несколько лет вперед [Нартова, Фатехов, 2021: 339]. Исследователи оговаривают, что предвкушение будущего не является эмоционально нейтральным - люди испытывают или не испытывают надежду в отношении будущих возможностей. И подчеркивают, что, с одной стороны, оптимизм полезен, поскольку позволяет справляться с трудностями, а с другой – люди с высокими ожиданиями более оптимистичны [Hitlin et al., 2015: 1440]. Молодость именно в контексте запаса хронологической жизни дает ресурс для больших и позитивных ожиданий.
7 В то же время исследователи указывают, что современная молодежь живет не только в условиях изменения организации рынка труда и институциональной индивидуализации, но и в условиях изменения темпоральности: социального ускорения с одной стороны, и кризиса будущего – с другой [Leccardi, 2012a: 225]. Будущее «схлопывается» в настоящем, институты больше не поддерживают жизненный курс, биографические конструкции не основываются на жизненном проекте, а значит и транзиция во взрослость перестает быть ясным процессом с очевидной точкой назначения и возможностью ее достижения [ibid.]. Если общество модерна характеризовалось «логикой плана», для которого транзиция из молодости во взрослость была ключевым этапом, поскольку определяла всю дальнейшую жизнь, то для современности биографическая неопределенность становится постоянным аспектом опыта [Facchini, Rampazi, 2009: 352–353]. Неопределенность может принимать форму открытости будущему с ожиданием новых шансов. Но может и принимать форму незащищенности с неуверенностью и ощущением невозможности контролировать будущее. Как подчеркивают исследователи, «оба полюса – и шансы и незащищенность - присутствуют в индивидуальной жизни и переплетаются разными способами, моментами и контекстами опыта» [Facchini, Rampazi, 2009: 353].
8 Сегодня, отмечает Леккарди, решающее значение приобретает способность молодых людей развивать «когнитивные стратегии», способные гарантировать их автономию, несмотря на рост непредвиденных обстоятельств, а именно способность создавать траекторию/направление, даже при невозможности предвидеть конечный пункт назначения [Leccardi, 2012a: 232]. Во временной перспективе молодежи больше недоступно долгосрочное планирование, далекое будущее, они могут действовать только в «расширенном настоящем», т.е. включая в свое планируемое и осознаваемое время текущий момент «здесь и сейчас» и ближайшее будущее [ibid.: 235]. Опираясь на свои исследования, Лекарди выделяет две стратегии молодежи по управлению своей жизнью. Первая, характерная преимущественно для молодых людей, – «будущее без проекта», подразумевает возможность все изменить в любой момент, но при этом держать в голове какую-то перспективу. Вторая, которую реализуют и девушки, и юноши - стратегия «коротких планов», когда жизнь организуется краткосрочными (месяцы, максимум год) планами-проектами. При этом короткие проекты становятся своеобразными «барьерами» для видения будущего, поскольку актуализировано только текущее [Leccardi, 2012: 69]. Лекарди считает, что, хотя дискурс будущего продолжает оставаться рутиной как для социальных систем, так и для субъектов, именно настоящее теперь ассоциируется с принципом потенциальной управляемости и контролируемости, который связывал современность - через свой нормативный идеал прогресса – с будущим [Leccardi, 2014: 42].
9 При этом организация жизни связана с умением планировать и представлением о будущем в целом. «Плановая компетентность» или плановая ориентация, как умение выбирать социальные условия, наилучшим способом соответствующие целям, ценностям и сильным сторонам индивида, наиболее важна для жизненного пути в подростковом и молодом возрасте, поскольку «способствует принятию реалистичных решений о ролях и отношениях во взрослой жизни» [Shanahan, 2000: 676]. Другие исследователи предлагают концепцию «темпорально расширенного агентивного актора», чья деятельность может не быть поведенчески последовательной в различных областях, но который действует в соответствии с жизненным проектом, пытаясь построить повествовательно согласованное представление о себе [Hitlin et al., 2015:1438]. Они указывают, что проспекция является жизненно важным организующим принципом, и позволяет индивиду размышлять и время от времени пытаться изменить свое положение в более широких социальных структурах [ibid.:1438].
10 Дж. Бранен и А. Нильсон, анализируя пути перехода во взрослость, показывают, что в своей транзиции молодежь ориентируется на разные временные перспективы. Исследователи выделяют три модели: «модель отсрочки», когда юноши и девушки живут в «расширенном настоящем», ориентируются на свой нынешний статус молодых людей и бесчисленные возможности образа жизни, предоставляемые молодостью; «модель адаптивности», когда молодые люди «продвигаются» по жизни небольшими шагами, предполагая, что смогут приспособиться к изменениям, и считают, что будущее зависит от того каким они сами его сделают; и «модель предсказуемости», когда будущее четко распланировано [Brannen, Nilsen, 2005: 419-420]. Они подчеркивают, что «вместо того, чтобы представить картину детрадиционализированного, рефлексивного и индивидуализированного поколения биографов выбора, наши данные предлагают различные способы перехода от подростка к принятию взрослых обязанностей» [ibid.: 421]. Таким образом, взросление неразрывно связано с проспекцией, планированием и представлением о будущем, которые влияют на организацию жизни в настоящем. Неспособность молодежи реализовывать свои планы в повседневной жизни может существенным образом ослабить их агентность в течение будущей жизни [Shanahan. 2000: 677].
11 Современная транзиция во взрослость и построение жизненного курса молодежью концептуализируется как «незапланированные биографии» (“unplanned biographies”) – единственно доступный молодежи способ организации своей жизни, который, тем не менее, предполагает желание и решимость не поддаваться событиям, держать в страхе неопределенность и овладеть своим временем [Leccardi, 2012a: 233]. «Построение биографии как унитарного измерения, – пишет Лекарди, – уступает место биографическому повествованию, структурированному посредством фрагментов: “биографические эпизоды” следуют друг за другом, каждый со своим прошлым, своим настоящим и своим будущим» [Leccardi, 2012: 67].
12 При этом индивидуальные способы осмысления и построения биографий неразрывно связаны с производством поколения. Согласно Мангейму, поколения формируются через общность совместно проживаемого когортой исторического опыта, и как следствие выработанных перспектив мышления и действия - поколения как реальность «составляется, когда сходным образом “расположенные” современники разделяют общую судьбу, а также идеи и концепции, которые каким-то образом с ней связаны» [Мангейм, 2000: 38].
13 М. Корстен указывает, что поколения как коллективы идентифицируют себя и определяют свое место в историческом процессе через самотематизацию – установление семантического порядка, он же порядок значений, «путем идентификации своих моделей интерпретации и валидации коллективного опыта в дискурсах» [Corsten, 1999: 261]. Семантика поколения вырабатывается в рамках «культурных кругов», под которыми он понимает временные и случайные встречи людей одного возраста в разных социальных контекстах. При этом подчеркивает, что «культурный круг» производится не через формальную группу, а через схожесть использования критериев для интерпретации, и формулирования определенных тем одинаковым образом [Corsten, 1999: 262]. Таким образом, при анализе поколений важно учитывать переплетение экзогенных факторов, таких как социальные условия или исторические события, с внутренней динамикой генезиса общих схем интерпретации опыта генерациями [ibid.: 265].
14 Поколенческие представления играют принципиально важную роль в социальной жизни. С одной стороны, они дают индивидам распознавать и признавать свой опыт, свои возможности и перспективы. Так, Корстен указывает, что поколенческие дискурсы работают как «коллективные самоорганизованные подсказки для примирения индивидуальной и социальной идентичностей” [Corsten, 1999: 264]. С другой стороны, они вовлечены в организацию и структурирование отношений между людьми разных возрастов. Бигс и Ловенстейн отмечают, что поколенческое воображаемое влияет, часто невидимо, на межпоколенческое взаимодействие [Biggs, Lowenstein, 2011: 20]. С третьей, во многом определяют возможности коллективного действия. Аролди подчеркивает, что поколенческая идентичность влияет не только на культурную принадлежность и формирует габитус поколения, но и определяет социальную агентность поколения в широком социополитическом контексте [Aroldi, 2011: 57–58].
15 Переход во взрослость является важным этапом как для индивидуальных биографий, так и для формирования поколения. Организация жизни неразрывно связана с представлениями о будущем. Интерпретация молодежью исторического контекста и способов существования в нем находится в основании поколенческого семантического поля, влияющего на индивидуальную и коллективную агентность.
16 Эмпирическая база исследования. Эмпирическую базу статьи составляют 26 полуструктурированных лейтмотивных интервью с молодежью в возрасте 19-25 лет, проживающей в Санкт-Петербурге. Однако собраны они были в разные периоды времени. Десять интервью с молодыми юношами и девушками 19-22 лет были проведены командой исследователей Центра молодежных исследований осенью 2020 г. в рамках проекта «Взросление российской молодежи в XXI в.: поколенческий анализ», 16 интервью с молодежью 19-25 лет были собраны в сентябре 2022 г. в рамках проекта «Жизненный выбор: рациональность в условиях турбулентности». При этом в 2022 году рекрутинг информантов осуществлялся в два этапа. На первом для повышения эвристического потенциала исследования, возможности отследить динамику биографических изменений, представлений и интерпретаций событий было принято решение пригласить к участию в исследовании тех же информантов, которые были проинтервьюированы в 2020 г. На втором этапе приглашались новые участники исследования. Таким образом, в 2022 г. всего приняло участие 16 человек, из них шесть опрашивались повторно.
17 Рекрутинг информантов осуществлялся через социальные сети исследователей (личные контакты и посты в социальных сетях) и методом снежного кома (через читателей постов в социальных сетях и других информантов). Интервью проводились как офлайн, так и онлайн, их длительность колебалась от 50 минут до трех часов. Интервью записывались на диктофон, затем транcкрибировались и анонимизировались.
18 Важно отметить, что принявшие участие в исследовании информанты – это городская образованная молодежь, проживающая в Санкт-Петербурге, преимущественно выходцы из семей среднего класса. Никто из информантов на момент интервью не имел детей и только один состоял в браке. Если в 2020 г. значимая доля участников исследования были студентами вузов (7 из 10), которые совмещали учебу с работой разной степени занятости, то в 2022 г. большинство получили бакалаврское (а в двух случаях магистерское) образование, и либо работали, продолжали обучение в магистратуре, либо пытались совмещать учебу и работу. Только двое информантов на момент интервью проживали в собственных квартирах, остальные либо в родительских семьях, либо в съёмном жилье, как одни, так и с друзьями и партнерами.
19 Анализ материала проводился в два этапа. Первоначально анализировались интервью 2020 г., которые выступили точкой отсчета и сравнения. А затем анализировались интервью 2022 г. Для работы с транскриптами интервью использовался нарративный тематический анализ, позволяющий выделять общие элементы среди нарративов: реконструировать общие темы, события и доминирующие типы их интерпретации [Riessman, 2005].
20 2020 год поколение (не)стабильности. Анализ качественных интервью с городской молодежью Санкт-Петербурга, собранных в 2020 г., показал относительную гомогенность интерпретации двадцатилетними индивидуального и поколенческого будущего. Выстраивание собственной биографии молодые юноши и девушки видели, как открытый проект, связанный со свободой действий, гибкостью, возможностями выбора и изменений: «Возможно у нас нету, эм, как это сказать, каких-то определенных рамок, не рамок, как это сказать, как-то определенного плана жизни что ли, что вот надо обязательно пойти на учебу, обязательно потом работать, то есть как-то больше на себя что ли, что хочется, то и буду делать, там, например, путешествовать или там рисовать» (№10, ж., 20 л.).
21 Для них организация жизненного курса связывалась в первую очередь с относительно свободным движением по жизни, а не с планом: «У нас меньше представлений о том, чем мы будем дальше заниматься. Мы импульсивные, и как все пойдет, так и будет, нет как таковых планов. Мы очень импульсивные, вот наше поколение — это довольно-таки правда очень импульсивные люди, которые делают все, что им придет в голову, они знают, что возможно они об этом пожалеют, но они готовы на этот риск» (№7, ж., 20 л.).
22 И скорее рассматривалась как следование какой-то общей перспективе: «Хотелось бы не конкретно чего-то достичь, а вот просто идти к цели. Хотелось бы придумать себе определенную сверхидею, к которой невозможно дойти абсолютно. И к этой сверхидее просто всю жизнь идти, развиваться, не останавливаться. И как раз-таки пожинать плоды того пути. Пока ты идешь к этой сверхидее, придумывая разное и развивая» (№1, м., 19 л.). В этом контексте индивидуальное будущее определялось главным образом как возможность самореализации: «В принципе все стремятся к самореализации, стремятся понять, кто они есть на самом деле и чем они именно хотят заниматься, а не просто выживать» (№7, ж., 20 л.).
23 Эти ориентации проявлялись и в характеристиках собственного поколения, которое определялось как яркое, творческое, самостоятельное, толерантное. При этом молодежь отмечала особые условия формирования своего поколения – наличествующее социально-экономическое благополучие: «Ну, во-первых, во время мы разное живем, сейчас более-менее ну как, нормальная ситуация в мире и в стране в принципе, ну то есть если предыдущее поколение переживало 90-е, вот это вот все, распад Советского Союза, там потом новая власть, новое все как бы, инфляции там все вот эти, вот, то сейчас у нас как-то более спокойно в этом плане» (№ 10, ж, 20 л.).
24 Разный опыт поколений подчеркивался через ценностный разрыв, при котором молодые маркировались как носители новых, продвинутых представлений: «Мы застряли на месте в этой стране, из-за того, что мы отказываемся пересматривать наши социально-этические навыки, нормы то, что считают социально-этической нормой. Как мы отказываемся? Мы-то, мы и мое окружение, мы замечательные, мы не отказываемся. Но многие остальные отказываются. И это не делает современному подрастающему поколению легче. Это, это усложняет многие вопросы. И я иногда пытаюсь злиться на старшее поколение за то, что они все это сделали» (№ 8, ж., 21 г.).
25 Однако двадцатилетние не были ориентированы на «революционные» шаги, они предполагали, что их поколенческое будущее -это «естественная» смена поколений, связанная в том числе с влиянием на старших и постепенными изменениями: «Мне кажется, спустя время будет легче, когда ну, мы как бы более современные, и когда вот из России уйдет это стереотипное мышление там, консервативное, тогда, мне кажется, заживем» (№10, ж., 20 л.).
26 Таким образом, три года назад двадцатилетние петербуржцы представляли собой современное молодое поколение, чьи характеристики хорошо описаны в литературе. Современный динамичный и неопределенный мир представлялся им довольно устойчивой площадкой для самореализации, давая возможности выборов, гибкости и изменений. Жизненный курс определялся не размеренной чередой поставленных задач, а возможностью движения. Очарованность собственным поколением, интерпретация его как носителя новых ценностей давали основания молодым говорить о различиях между ними и старшими, предполагая, что, рано или поздно, они будут задавать тон и построят «светлое будущее».
27 2022 г. поколение (не)определенности. Анализ интервью с этой же когортой в сентябре 2022 г. показал существенные изменения в нарративах молодежи. Хотя ключевые характеристики поколения, такие как яркость, смелость, творчество, самостоятельность, толерантность, воспроизводились, к ним добавились и новые – циничность, эгоистичность, солидарность, определяемые как реакция поколения на текущие условия. Где первые два связываются с усложнившимися социально-экономическими условиями и необходимостью думать о себе, а третье – с актуализированной потребностью во взаимопомощи и поддержке. Однако на этом некая гомогенность в представлениях образованной городской молодежи заканчивается. Текущие события проживаются по-разному и влекут за собой различия в организации повседневной жизни и интерпретациях будущего. Было выделено три доминирующих типа наррации: «отсутствующее будущее», «адаптивное будущее» и «нормализованное будущее», в рамках которых молодежь связывает свои индивидуальный опыт с биографическими планами и представлением о возможностях поколения. Так, часть молодежи артикулирует свой проживаемый в текущих условиях опыт как разрушение и утрату: «Вот, у меня, не знаю, у меня сломалась картинка всего моего мира, который для меня был привычным, сломались там многие мои планы на жизнь, вот» (№121, ж., 24 г.).
1. Нумерация отдельная по годам.
28 Мир для них стал радикально неопределенным: «Лишились... ну, опять же, вот какого-то спокойствия. Стабильности, уверенности в том, что будет завтра. Потому что я вообще не удивлюсь, если сейчас еще что-то начнется. Типа, а че удивляться, а че еще может быть, ну давайте. Давайте зомби, будет хоть весело» (№2, ж., 22 г.). И единственной возможностью выстраивания биографии они видят замыкание себя только в текущем моменте, актуализируя настоящее и отказываясь от будущего: «Ну я перестал себе голову дымить. Я думаю: Ого, я там че-то понапридумал, это все ерунда. Вот так вот все поменялось. И стал импровизировать по ходу. И мне так легче жить» (№7, м., 24 г.).
29 И собственное поколение они определяют, как «поколение без будущего»: «То есть мы были такие нацеленные на то, чтобы завоевать этот чертов долбанный мир, как бы это ни звучало в контексте нынешней ситуации, а потом оно просто все рухнуло Ну, то есть изменились многие вещи, начиная от нашей возможности учиться и зарабатывать и заканчивая нашей возможностью свободно и спокойно жить» (№1, ж., 22 г.); «Мне иногда кажется, что мы поколение без будущего, что у нас его немножко отобрали» (№15, ж., 25 л.).
30 Таким образом, данный тип осмысления индивидуального и поколенческого будущего связан с драматическим, парализующим переживанием текущих событий как разрушения и неопределенности, где единственной стратегией совладания выступает отказ от какого-либо проспективного видения и замыкание себя на текущем моменте. Индивидуальный опыт сопрягается с выстраиванием поколенческого дискурса, артикулируя свое поколение как лишенное будущего.
31 Для другой части молодежи проживаемый опыт связан в меньшей степени с тотальным крахом и потерей, а в большей – с существенной трансформацией повседневности: «И сейчас как бы, ну, вот в нынешней ситуации мне как бы трудновато, потому что была полностью разрушена моя привычная комфортная жизнь, к которой я привыкшая, в которой я выросла, и которую у меня просто отобрали. И для меня, вот это, наверное, самое сложное, потому что мне нужно как бы что-то себе заново или как-то по-другому перестраивать» (№4, ж., 21 г.). Жизнь мыслится в категориях ограниченной определенности: «Никаких долгосрочных планов не построить. Уверенность, ну дай Бог в завтрашнем дне есть, но на этом мы и закончили, что называется. Как бы завтрашний день, спасибо, что живой, и пошли дальше. Как-то вот так» (№4, ж., 21 г.). При которой выстраивание биографии возможно в логике краткосрочного планирования: «Иду по накатанной скорее, а не то, чтобы планирую. Вот ближайшие, конечно, какие-то события на месяц-на два я планирую, естественно, но куда-то далеко смотреть пока что, к сожалению, не получается» (№6, м., 23 г., 2022).
32 А поколенческое будущее видится (с осторожным оптимизмом) как адаптация к новым условиям: «И ну, как и все, что нам остаётся типа, не падать духом и стараться адаптироваться к той ситуации, которая есть вот сию секунду, а там что-нибудь придумаем. Завтра там будет по-другому, но мы и завтра тоже будем другие» (№4., ж., 21 г.); «Есть хорошая фраза, что сложные времена порождают сильных людей, и я, наверное, с ней согласен, что эти времена, которые мы сейчас переживаем, как новые девяностые, они порождают все-таки сильных людей среди молодёжи, потому что они не доморощенные, так, так иначе будут закалённые» (№6, м., 23 г.).
33 Этот тип наррации о себе и поколении выстраивается вокруг идеи адаптации: к изменившейся повседневности можно подстроиться через краткосрочное планирование, которое не дает долгой временной перспективы, но позволяет организовать ближайшую жизнь. А значит, и поколение в целом сможет устоять и выработать адаптационные механизмы в условиях новой исторической реальности, пережив и приспособившись.
34 На часть юношей и девушек внешние обстоятельства не оказали существенного влияния. Они говорят об отсутствии каких-либо значимых изменений в собственной жизни в течение последнего времени: «Мне кажется, конкретно влияния никакого абсолютно, ну я по крайней мере не почувствовала, и среди знакомых, одногруппников и так далее не замечала» (№3, ж., 21 г.). Они признают принципиальное наличие неопределенности в современных условиях: «Неопределённость, определённая неопределённость, вот такой оксюморон, есть, потому что это все в любой момент может качнуться или в одну, или в другую сторону маятник, и можете перечеркнуть все твои мечты, какие-то твои планы» (№11, м., 23 г.). Однако она является рутинным фоном, поверх которого биография выстраивается как продолжение движения по существующей траектории без конкретных планов: «В будущем пока не знаю, но сейчас на данный момент мне хочется как-то, то есть развиваться что ли в кругозоре и так далее по всяким сферам, по которым это в принципе возможно, вот поэтому я и такие профессии выбираю, чтоб больше не какие-то прикладные были, а чтобы именно развить свой кругозор там и так далее. А под работой не знаю пока как это будет выглядеть» (№ 13, ж., 21 г.).
35 В таком интерпретативном контексте поколенческое будущее предстает «нормализованным», оно выглядит как починка временно сломанного настоящего, когда по прошествии времени общая позитивная интенция, заложенная в поколении, все наладит: «Я надеюсь, мы как-то апгрейдимся чуть-чуть. Просто хотелось бы как-то, наверное, все же мы развиваемся как-то. Наверное, будут какие-то изменения во всех сферах по чуть-чуть в хорошую сторону, там не знаю, ту же медицину взять, то же самое образование, а в целом думаю, все будет нормально» (№13, ж., 21 г.); «У нас теперь есть мотивация внутри развиваться» (№9, м., 21 г.).
36 Часть молодежи, которая выстраивает свою жизнь без особых планов, неопределенность рассматривает как наличествующее условие современности, при котором стоит просто продолжать движение. Считая, что происходящие в стране события не оказали особого влияния на их жизни, эти юноши и девушки с достаточным оптимизмом смотрят в будущее, ожидая нормализации ситуации через позитивное развитие.
37 Заключение. Представленное исследование, выполненное в качественной методологии и сфокусированное на опыте городской образованной молодежи Санкт-Петербурга в возрасте 19-25 лет, показало, что начавшийся в этой когорте процесс формирования поколения был существенным образом трансформирован социально-политическими событиями в России в 2022 г. Анализ качественных интервью выявил гетерогенность поколенческих дискурсов, в том числе и о будущем, и показал выстраивание относительно связных биографическо-поколенческих нарративов молодежью.
38 Довольно гомогенный нарратив 2020 г. о смелом, ярком, толерантном поколении, открытом будущему, для которого важны возможность выбора, гибкости и изменений в построении своих жизненных курсов, сменился гетерогенными типами интерпретации собственной жизни и поколенческого будущего в 2022 г. Было выделено три ключевых способа наррации, в рамках которых проживаемый опыт связывался с представлением о будущем. Так, драматично переживающие текущую ситуацию молодые люди, говорившие о крушении всех жизненных планов и перспектив, определяют будущее как «отсутствующее» - и на индивидуальном уровне, актуализируя только настоящее в процессе организации биографии, и на поколенческом – видя его лишенным перспектив и надежд. Модель «адаптивного будущего» проявляется в интервью молодежи, которая в условиях изменившейся повседневности выстраивает краткосрочные планы, создавая ограниченную определенность в управлении собственной жизнью, и предполагает, что поколение адаптируется, приспособится к новой реальности. Девушки и юноши, которые говорили о том, что внешние события не повлияли на их биографические траектории, разворачивающиеся как по уже сложившейся траектории без каких-либо конкретных планов, артикулируют позитивную потенцию поколения в «нормализации» будущего.
39 В условиях существенных социальных трансформаций, «стратегическое самоуправление» молодых [Pultz, Mørch, 2015: 1388], позволяющее организовывать свои жизненные траектории в условиях неопределенности высокого модерна трансформируется в тактическое самоуправление, позволяющее так или иначе взять контроль над своей жизнью через краткосрочное или условное планирование. Хекхаузен указывает, что развитие биографии востребует отказ от недостижимых целей, особенно в условиях ограниченного контроля [Heckhausen, 2016: 4]. Нестик отмечает, что проведенный в июне 2022 г. опрос горожан в РФ показал, что либерально настроенная молодежь отличается не только социальным пессимизмом, но и высокими показателями тревожно-депрессивной симптоматики и тревогой по поводу собственного будущего [Нестик, 2023: 11]. Это значит, что оптимизм и большие надежды молодежи [Зубок, 2023: 46] существенным образом пошатнулась, приводя к противоречивым интерпретациям собственного и поколенческого будущего.
40 Полученные на ограниченных данных результаты скорее ставят новые вопросы, чем дают ответы. Поскольку процесс формирования поколения не завершен, то важно в дальнейших исследованиях смотреть какова будет динамика поколенческих нарративов (расширение спектра, изменение связей внутри)? Каким образом структурные условия будут влиять на поколенческие нарративы и представления и будущем? Как будет реализовываться индивидуальная поколенческая агентность в зависимости от представлений о будущем?

Библиография

1. Александер Д. Культурная травма и коллективная идентичность // Социологический журнал. 2012. №3. C. 6–40.

2. Зубок Ю.А. Выступление дискутанта // Ученые записки ФНИСЦ РАН. Вып. 12. Образ будущего России в условиях глобальных рисков / Отв. ред. Ю.А. Зубок. М.: ФНИСЦ РАН, 2023. 43–49.

3. Кравцова А.Н., Кузинер Е.Н. Быть взрослым и/или уметь им быть: модели взросления ранних миллениалов // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2022. № 2. С. 120–139.

4. Мангейм К. Очерки социологии знания. М.: ИНИОН РАН, 2000.

5. Митрофанова Е. С. Модели взросления разных поколений россиян // Демографическое обозрение. 2019. № 6 (4). С.53–82.

6. Нартова Н.А., Фатехов А.М. Переход во взрослость российских миллениалов: на пути от получения образования к обретению ответственности и потере оптимизма? // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2021. № 4. С. 319–344.

7. Нестик Т.А. Образ будущего России в условиях глобальных рисков // Ученые записки ФНИСЦ РАН. Вып. 12. Образ будущего России в условиях глобальных рисков / Отв. ред. Ю.А. Зубок. М.: ФНИСЦ РАН, 2023. С. 7–22.

8. Образ будущего России глазами молодежи / Под ред. В.С. Комаровского. М.: Аспект Пресс, 2021.

9. Ученые записки ФНИСЦ РАН. Вып. 12. Образ будущего России в условиях глобальных рисков / Отв. ред. Ю.А. Зубок. М.: ФНИСЦ РАН, 2023.

10. Arnett J.J. Emerging Adulthood: The Winding Road from the Late Teens Through the Twenties. Oxford: Oxford University Press, 2015.

11. Aroldi P. Generational belonging between media audiences and ICT users // Colombo F., Fortunati L. (eds) Broadband Societies and Generational Changes. Brussels: Peter Lang GmbH, 2011. Р. 51–68.

12. Bessant J., Fathing R., Watts R. The precarious generation. A political economy of young people. London, New York: Routledge, 2017.

13. Biggs S., Lowenstein A. Generational Intelligence. A Critical Approach to Age Relations. London, New York: Routledge, 2011.

14. Brannen J., Nilsen A. Individualisation, Choice and Structure: A Discussion of Current Trends in Sociological Analysis // The Sociological Review. 2005. Vol. 53. No. 3. P. 412–428.

15. Corsten M. The Time of Generations // Time and Society. 1999. Vol. 8. No. 2–3. P. 249–272.

16. Facchini C., Rampazi M. No longer young, not yet old: Biographical uncertainty in late-adult temporality // Time and Society. 2009. Vol. 18. No. 2-3. P. 351–372.

17. Hajdu G., Sik E. Are the work values of the younger generations changing? // O'Reilly J., Leschke J., Ortlieb R. et al. (eds) Youth Labour in Transition: Inequalities, Mobility, and Policies in Europe. Oxford: Oxford University Press, 2018. P. 626–659.

18. Heckhausen J. Social Inequality Across the Life Course: Societal Unfolding and Individual Agency // Scott R.A., Buchmann M.C., Kosslyn S.M. (eds) Emerging Trends in the Social and Behavioral Sciences: An Interdisciplinary, Searchable, and Linkable Resource. John Wiley & Sons, Inc., 2016. P. 1–18. URL: https://onlinelibrary.wiley.com/doi/abs/10.1002/9781118900772.etrds0408 (дата обращения: 24.04.2023).

19. Hitlin S., Kirkpatrick Johnson M. Reconceptualizing Agency within the Life Course: The Power of Looking Ahead // American Journal of Sociology. 2015. Vol. 120. No. 5. P. 1429–1472.

20. Krahn H. J., Chai C., Fang S. et al. Quick, uncertain, and delayed adults: timing, sequencing and duration of youth-adult transitions in Canada // Journal of Youth Studies. 2018. Vol. 21. No. 7. P. 905–921.

21. Leccardi C. Changing time experience, changing biographies and new youth values // Hahn-Bleibtreu M., Molgat M. (eds) Youth Policy in a Changing World. From Theory to Practice. Opladen, Berlin, Toronto: Barbara Budrich Publishers, 2012а. Р. 225–237.

22. Leccardi C. Young people and the new semantics of the future // SocietaMutamentoPolitica. 2014. Vol. 5. No. 10. Р. 41–54.

23. Leccardi C. Young people’s representations of the future and the acceleration of time. A generational approach // Diskurs Kindheits- und Jugendforschung Heft. 2012. No. 1. P. 59–73.

24. Pultz S., Mørch S. Unemployed by choice: young creative people and the balancing of responsibilities through strategic self-management // Journal of Youth Studies. 2015. Vol. 18. No. 10. Р. 1382–1401.

25. Riessman C.K. Narrative Analysis // Kelly N., Horrocks C., Milnes K. et al. (eds) Narrative, Memory and Everyday Life. Huddersfield: University of Huddersfield, 2005. Р. 1–7.

26. Shanahan M.J. Pathways to Adulthood in Changing Societies: Variability and Mechanisms in Life Course Perspective // Annual Review of Sociology. 2000. No. 26. P. 667–692.

27. Smith C. Conclusion // Smith C., Christoffersen K., Davidson H., Herzog P.S. (eds) Lost in Transition: The Dark Side of Emerging Adulthood. Oxford: Oxford University Press, 2011. Р. 226–243.

28. Vinken H. Changing life course, citizenship and new media: the impact of reflexive biografization // Dahlgren P. (ed.) Young citizens and new media. Leaning for democratic participation. New York, London: Routledge, 2010: 41–57.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести