Каким предстанет общество, если рассмотреть его в разрезе жизненных устремлений граждан? Насколько выражена в обществе установка на достижение большего благополучия через реализацию жизненных целей? Представленные в статье результаты исследования, проведенного по общероссийской репрезентативной выборке в 2017 г., показывают, что только 52% россиян имеет осознанную и претворяемую в жизнь цель, другие не видят и/или не ставят на будущее конкретных целей. Оценены доли городского населения с утилитарными, идеалистическими и смешанными целями, выявленными на основе критерия связи с материальным благополучием (потреблением) и направленности (на себя или на других). Показано, что в среднем субъективно ожидаемый прирост доходов, связываемый индивидами с реализацией утилитарных и смешанных целей, сопоставим со средней величиной доходов в России. Измерен вклад компонент социального статуса и самооценки прошлых достижений индивидов в дифференциацию населения по наличию и отсутствию жизненных целей, идеалистическому и утилитарному характеру целей, по социальной природе, характеризующей декларируемое отсутствие цели.
В статье обсуждаются результаты применения количественного подхода к оценке общественно одобряемой структуры социально значимых благ, реализованного на данных представительного опроса населения России. Основу анализа составляет задаваемая респонденту гипотетическая ситуация по справедливому распределению коллективных средств между государственными облигациями разного социального назначения, связанного с финансированием тех или иных социально значимых благ. Социальный выбор рассматривается с двух сторон – с точки зрения общей величины спроса на разные типы благ и расслоения общества при выборе таких благ. Показано, что блага «гуманитарного» характера, служащие удовлетворению насущных потребностей членов общества, пользуются большим спросом по сравнению с «охранительными» благами, составляющими основу этакратической модели общества, и благами «постиндустриального» типа, выполняющими инвестиционную функцию в развитии общества. Продемонстрированы случаи, когда высокий агрегированный спрос на социально значимые блага сопровождается и высоким расслоением общества по величине индивидуального спроса. Выявлено, что индивидуально воспринимаемое в качестве справедливого распределение средств между различными типами социально значимых благ определяется гендерной идентичностью, материальным благополучием и демографической нагрузкой семьи.
На основе подхода субъективно воспринимаемой истории оценивается спрос населения на исторические типы общественных условий, существовавших на разных отрезках развития России в советский и постсоветский период. Применяется методика, позволяющая построить непрерывную кривую «спроса на эпохи», основываясь на свободном выборе лет, в которых благополучие индивида и его референтной группы максимизировалось (минимизировалось) за счет определенного набора благ (антиблаг). Выявлены границы трансформации кривой спроса на эпохи в связи с будущими изменениями соотношения советских поколений и поколения миллениалов. Продемонстрировано, что качественно вид кривой не изменится. Показано, что рост общественной ценности современного отрезка истории может быть достигнут на основе набора общественных благ, идентичного набору благ эпохи 1970-х гг. в СССР. Измеряется степень поляризации исторической памяти по периодам: она минимальна по отношению к 1960–1970-м, 1990-м (с отрицательным знаком) годам, к первой декаде 2000-х, но нарастает по отношению ко второй половине 1980-х и второй декаде 2000-х гг. Потенциал эпохи 2000-х гг. определяется историческим голосованием за неё значительной части миллениалов. Статистически доказано, что различия в индивидуальном выборе лучшей эпохи и дифференциация взглядов на эпоху 2000-х гг. определяются поколенческим фактором и фактором социальных различий (по уровню образования, дохода, демографическому статусу домохозяйства).
Статья посвящена оценке феномена «ловушки» экономической мотивации, индивидуальной неготовности работников к повышению производительности труда при условии повышения заработной платы. Внимание фокусируется на существовании слоя работников (порядка 51,3%), которые не готовы работать с бо́льшими усилиями, даже в обмен на вознаграждение, размер которого соответствовал бы их субъективной оценке стоимости дополнительных усилий. Выявлены два основных мотива такого выбора работников: (1) альтернативные жизненные приоритеты, (2) критический уровень нагрузок на работе. Показано, что устранение имеющейся несправедливости в оплате труда (несправедливость декларируют 63,8% работников) в среднем повышает вероятность готовности к более производительному труду на 19–20 п.п. При этом индивидуальная готовность работать с бо́льшими усилиями неэластична по отношению к размеру запроса на повышение заработной платы, возвращающей её к справедливому уровню (рост запроса в два раза увеличивает готовность работать больше/лучше менее чем на 10 п.п.). Вероятность повышения производительности труда максимизируется у работников в возрасте 36–38 лет. Социальной базой повышения производительности труда являются представители реформенного поколения и поколения миллениалов, индивиды с рабочим происхождением, прошедшие первичную социализацию в крупных городах; рабочие промышленности, профессионалы, представляющие сферу услуг и государственный сектор, а также работники села.
Scopus
Crossref
Высшая аттестационная комиссия
При Министерстве образования и науки Российской Федерации
Научная электронная библиотека