Везде
The activity of Japanese military intelligence against the USSR in 1922-1945
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The activity of Japanese military intelligence against the USSR in 1922-1945
Annotation
PII
S013128120018449-4-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Alexander Zorikhin 
ORCID: 0000-0001-7361-7237
Occupation: Independent researcher
Affiliation: Association of Japanologists
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 2
Pages
154-161
Abstract

Japan's military intelligence has been continuously working around the world since 1871, and Russia has always remained one of its main goals. After the end of the intervention in 1922, the Japanese government took a course to normalize relations with our country, in connection with which the intelligence agencies of the empire monitored the activities of the Soviet leadership to strengthen the defense and economic potential of the state and the implementation of foreign policy objectives in the Far East, without conducting subversive actions. The USSR state security agencies managed to arrange the transfer of inflated data on the state of the Red Army to the Japanese military intelligence, as the central intelligence agency of the empire, therefore, in 1923-1931, Tokyo's military planning against our country was defensive in nature.

After the capture of Manchuria in 1932, Japan faced the Soviet Union's buildup of its troops beyond Lake Baikal, regarding this fact as preparation for an invasion of Northeast China. Japanese intelligence intensified its activities to collect information about the intentions of the Soviet leadership and engaged in the organization of a sabotage apparatus in the event of a war with the USSR in 1937-1938, however, counter measures of the Soviet state security bodies hampered the work of the empire's special services in our country.

After the defeat on the Khalkhin-Gol river (1939), the military-political leadership of Japan carried out a radical reorganization of the military intelligence agencies, strengthening their personnel and betting on the collection of information by technical means. Thanks to the information received from the foreign intelligence apparatus, the government of the Empire in the summer and autumn of 1941 came to the conclusion that it was inappropriate to attack the Soviet Union. The entry of the USSR into the war against militaristic Japan in 1945 drew a line under the activities of the empire's military intelligence and became a prologue to its transition to US control.

Keywords
Japan, Soviet Union, Kwantung army, intelligence, agent, military mission
Received
10.01.2022
Date of publication
19.04.2022
Number of purchasers
12
Views
966
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 Несмотря на поражение Японской империи во Второй мировой войне и формальный отказ Токио от содержания регулярной армии, военная разведка этой страны ведёт непрерывную деятельность по всему миру с момента своего создания в 1871 г. При этом Российская Федерация занимает неизменно ведущее место среди государств, в чьи секреты японские разведорганы стремятся проникнуть уже полтора столетия. В данной статье будет рассмотрен японский опыт организации разведывательной работы на советском направлении и встречное противодействие ей отечественных спецслужб в 1922–1945 гг.
2 К моменту завершения японской оккупации советского Дальнего Востока осенью 1922 г. военная разведка империи представляла собой хорошо организованную многоуровневую структуру, принципы деятельности которой были заложены в конце XIX в. и апробированы в ходе Русско-японской войны. Основу зарубежного разведаппарата 2-го управления Генерального штаба Японии составляли легальные резидентуры под прикрытием военных атташатов (ВАТ) при дипломатических представительствах в Берлине, Таллине, Риге, Варшаве, Стамбуле и сеть т.н. «японских военных миссий» (ЯВМ), развёрнутых на Дальнем Востоке, в Сибири, Маньчжурии и Забайкалье в 1918–1919 гг. для контроля за марионеточными белыми режимами и ведения агентурной разведки в Дальневосточной республике.
3 После ухода экспедиционной армии из Приморья японское правительство взяло курс на нормализацию отношений с Советским Союзом и в 1925 г. заключило двустороннее соглашение о возобновлении дипломатических и торговых контактов. Поскольку стратегической целью Японии являлся захват северо-востока Китая с дальнейшей экспансией в Юго-Восточную Азию и вытеснение оттуда Соединённых Штатов Америки, в соответствии с утверждённым в 1923 г. «Курсом национальной обороны империи» Токио стремился избежать войны с нашей страной1. В рамках этой доктрины в 1922–1931 гг. военная разведка Японии активно участвовала в подготовке агрессии на материке, рассматривая деятельность по линии СССР как второстепенное направление и занимаясь главным образом сбором информации о военном и экономическом потенциале нашей страны, её мероприятиях по укреплению позиций в Китае и Корее без проведения подрывных акций против Советского Союза в какой-либо форме.
1. Архив НИИО МНО Японии. Бунко-Миядзаки-3 (C. 14061002700), л. 0010–0012.
4 Главными центрами японской военной разведки в советском приграничье до т.н. «маньчжурского инцидента» (1931) являлись эвакуированные из нашей страны в 1922 г. с согласия фактического главы северо-востока Китая Чжан Цзолиня военные миссии Квантунской армии в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ, а также резидентура Корейской армии во Владивостоке. В своей деятельности они опирались на членов японской диаспоры в Приморье и Северной Маньчжурии, отряды белых партизан, выводимую в Забайкалье и на Дальний Восток маршрутную агентуру из китайцев, корейцев, белоэмигрантов и контрабандистов, а также на информаторов среди служащих советских дипломатических и торговых организаций в Харбине и на Китайско-Восточной железной дороге. Однако деятельность ЯВМ сковывали регулярные сокращения их штатов и недостаточное финансирование Военным министерством, массовый отток японских мигрантов с Дальнего Востока и из Забайкалья, а также разобщённость белоэмигрантских организаций в Китае. Кроме того, в 1924–1927 гг. советские органы государственной безопасности сумели перехватить линии связи Токио с владивостокским генконсульством и головной миссией в Харбине, в силу чего японская военная разведка лишилась большей части своих агентурных позиций в Приморье и Приамурье2.
2. Куртинец С.А. Разведывательная деятельность японских консульств на советском Дальнем Востоке (1922–1931) // Вестник ДВО РАН. 2011. № 1. С. 28–35.
5 Хотя командование Квантунской армии дважды — в 1924 и 1927 гг. — пыталось заручиться согласием Военного министерства на расширение разведаппарата в Советском Союзе за счёт организации легальных резидентур на Дальнем Востоке, в Сибири и Забайкалье под прикрытием японских дипломатических и торговых представительств, вплоть до 1932 г. правительство уклонялось от реализации каких-либо предложений по усилению разведки на материке, опасаясь возможных дипломатических осложнений в случае разоблачения её агентуры.
6 В целях расширения источников получения достоверной информации о СССР японская военная разведка наладила в 1919–1923 гг. тесное взаимодействие с Генштабами Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, Франции и Германии, которые, как полагали в Токио, имели надёжные агентурные позиции в СССР. Особенно плотные контакты 2е управление Генштаба Японии установило со 2-м (разведывательным) отделом польского Генерального штаба: поступавшая к нему из Варшавы информация касалась характера боевых действий советских войск против Добровольческой и польской армий, организации, дислокации и боеготовности Красной армии в европейской части Советского Союза, социально-экономического и политического положения СССР. Однако советские органы госбезопасности заблаговременно перехватили разведывательные каналы подавляющего большинства западных спецслужб, поэтому в 1922–1925 гг. передавали японцам специально подготовленную дезинформацию, содержавшую завышенные данные о численности личного состава, танкового и авиационного парков Красной армии, что, по замыслу советского руководства, должно было удержать Токио от нападения на нашу страну3.
3. РГВА, ф. 33987, оп. 3, д. 99, л. 490–500.
7 Ситуация не изменилась и после учреждения в 1925 г. легальной резидентуры под прикрытием военного атташата при посольстве Японии в Москве. Практически сразу её личный состав попал под плотное наружное наблюдение, шифропереписка военного атташе с 1927 г. перехватывалась и читалась Спецотделом Объединённого государственного политического управления, из его сейфа регулярно изымалась служебная документация, почта посольства и ВАТ перлюстрировалась при перевозке через Советский Союз, к сотрудникам была подведена агентура из военнослужащих Красной армии и лиц женского пола4.
4. Соболева Т.А. История шифровального дела в России. М.: Олма-пресс образование, 2002. С. 427–428; Просветов И.В. «Крёстный отец» Штирлица. М.: Вече, 2015. С. 79–80; Кириченко А.А. Японская разведка против СССР. М.: Вече, 2016. С. 57–59.
8 Не оправдала себя и ставка японской военной разведки на использование разведчиков под видом транзитных путешественников или стажёров русского языка, что широко практиковалось ею накануне Русско-японской войны и в межвоенный период (1906–1916). В 1927 г. советское правительство перекрыло этот канал поступления разведывательной информации, ограничив пребывание японских офицеров в СССР их стажировкой в воинских частях на условиях взаимного прикомандирования советских военнослужащих к японской армии. Первые стажёры — капитаны Хорикэ Кадзумаро и Мияно Масатоси, прикомандированные к 3-му артиллерийскому и 151-му стрелковому полкам в Севастополе и Одессе, прибыли в Советский Союз в 1930 г.5.
5. РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 8, л. 50.
9 Со всей очевидностью недостатки в организации зарубежного разведаппарата в СССР открылись Генштабу Японии во время советско-китайского конфликта на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) в 1929 г. Московская резидентура черпала сведения из открытых печатных изданий, бесед с официальными представителями Наркоматов иностранных дел и по военным и морским делам и сообщений польского военного атташе. Военные миссии в Северной Маньчжурии не имели постоянных агентурных позиций в Приморье и Забайкалье, поэтому получали информацию от маршрутных агентов, дезертиров, командования китайских войск, пассажиров и проводников КВЖД. В ходе конфликта миссия в Маньчжоули утратила связь с Харбином, что привело к задержкам в получении Токио информации о развитии обстановки на 2–3 дня.
10 Тем не менее, советско-китайский конфликт 1929 г. позволил японской военной разведке оценить уровень боевой подготовки Красной армии, превзошедший царский период. Последующий анализ, проведённый 2-м управлением Генштаба, выявил техническое отставание Японии от СССР в насыщенности Вооружённых сил танковой и авиационной техникой, средствами ведения химической войны, в том числе на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Доклады харбинской миссии и легальных резидентур в Европе и Азии также свидетельствовали о целенаправленном расширении Москвой сферы влияния на КВЖД и о дестабилизации ей обстановки в Маньчжурии и Китае. Поэтому военно-политическое руководство империи исходило из прогнозов органов военной разведки о высокой вероятности вторжения Красной армии в Северную Маньчжурию и в 1923–1931 гг. ежегодно утверждало планы обороны на северном и западном направлениях Маньчжурского театра, предусматривавшие одновременное нанесение контрудара по Южно-Уссурийскому краю, встречное сражение в районе Цицикара и последующий перенос боевых действий через Хинган в Забайкалье6.
6. Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-1 (C. 13010000600), л. 0021–0023; Бунко-Миядзаки-5 (C. 14061003500), л. 0031–0033.
11 Выход японской армии к советским границам в результате захвата Маньчжурии в 1931 г. спровоцировал резкий рост численности Красной армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Хотя Советский Союз наращивал группировку войск на востоке страны исключительно в оборонительных целях, военно-политическое руководство Японии считало, что Москва готовится отторгнуть Маньчжурию и помешать реализации континентальной политики Токио, поэтому с 1932 г. резко усилило свою разведывательную деятельность на советском направлении.
12 В 1932–1935 гг. численность зарубежного разведаппарата Генштаба Японии под прикрытием военных атташатов и консульств в СССР и приграничных с ним странах выросла с 12 до 25 сотрудников. Ежегодно в воинских частях Красной армии стажировались 3–4 японских офицера. Оперативная разведка целиком сосредоточилась в руках Квантунской армии, а сеть её ЯВМ увеличилась вчетверо. Кроме того, в 1933 г. объединение развернуло несколько радиоразведывательных пунктов вдоль советско-маньчжурской границы и с помощью польских специалистов начало чтение советской шифропереписки7. В дополнение в 1934 г. Квантунская армия консолидировала всю белую эмиграцию на северо-востоке Китая под эгидой «Бюро по делам российских эмигрантов», а в 1936–1938 гг. сформировала на её базе диверсионно-разведывательный отряд «Асано» для действий на территории Дальнего Востока и Забайкалья.
7. Национальный архив Японии. Хэнсэки-01002000 (A03032000400), л. 627; Архив НИИО МНО Японии. Мансю дзэмпан-364 (C. 13010229400), л. 1174, 1185–1186.
13 Также японской разведкой предпринимались попытки сколотить агентурно-диверсионные группы из украинских и кавказских националистов в Европе и на Ближнем Востоке, для чего в 1930–1935 гг. она установила конспиративные отношения с лидерами эмигрантских организаций в Турции, Польше, Германии и Франции: с главой Русского национального союза участников войны А.В. Туркулом, бывшим военным министром Азербайджанской республики Хосровбеком Султановым, внуком имама Шамиля Саидом Шамилем, представителем крымских татар Джаферем Саидом Ахмедом, представителями тюрко-татарской эмиграции М.Я. Бигеевым и Гаязом Исхаки, бывшим полковником грузинской военной разведки Р.К. Мкурнали, видным деятелем грузинской эмиграции в Берлине Ш.А. Карумидзе, идеологом создания Кавказской конфедерации Гайдаром Бамматом, членами правительства Украинской Народной Республики в изгнании профессором Р.С. Смаль-Стоцким и генералом В.П. Сальским, бывшим главой прогерманского правительства Украины гетманом П.П. Скоропадским, а также с руководством Организации украинских националистов.
14 Кроме того, в 1937 г. 2е управление Генштаба Японии заключило соглашение с немецкой военной разведкой (абвером) о создании к 1941 г. широкой сети разведывательно-диверсионных резидентур в Закавказье, Причерноморье и на Северном Кавказе для уничтожения советских нефтедобывающих предприятий и срыва морских перевозок по Чёрному морю в начальный период войны8.
8. Архив НИИО МНО Японии. Бунко-Миядзаки-32 (C. 14061021200), л. 1887–1896.
15 Хотя советские погранвойска и органы госбезопасности успешно блокировали широкое агентурное проникновение японской военной разведки в СССР, 2е управление Генштаба, комбинируя методы оперативной деятельности — заброску маршрутных агентов, отправку офицеров разведки под прикрытием должностей дипкурьеров, обработку печатных изданий, опрос перебежчиков и мигрантов, сопоставление материалов от дружественных спецорганов и перехват зашифрованного радиообмена Красной армии, в целом, имело правильное представление о дислокации войск Особой Краснознамённой Дальневосточной армии и пропускной способности Транссибирской магистрали. Однако с 1931 г. оно начало недооценивать численность парка советской боевой авиации и танковой техники в 1,5–2,8 раза9.
9. РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 186, л. 93–94.
16 В связи со вскрытым японской военной разведкой усилением группировки советских войск за Байкалом в первой половине тридцатых годов, в 1936 г. Токио скорректировал «Курс национальной обороны империи» в сторону включения Москвы в число главных противников, однако, зная о подавляющем превосходстве Красной армии в людских ресурсах и наступательных вооружениях, провозгласил в «Основных принципах национальной политики» (1936) стратегию сохранения дружбы с СССР10, 11.
10. Архив НИИО МНО Японии. Бунко-Миядзаки-10 (C. 14061005100).

11. Кошкин А.А. Крах стратегии «спелой хурмы»: Военная политика Японии в отношении СССР, 1931–1945 гг. М.: Мысль, 1989. С. 211–212.
17 В силу целого ряда причин во второй половине тридцатых годов военная разведка Японии столкнулась с серьёзными трудностями в организации агентурной работы в СССР. В приграничных районах Дальнего Востока и Забайкалья был введён строгий контроль за пребыванием посторонних лиц, проведена тотальная паспортизация, усилена техническая и агентурная охрана границы, центральные и территориальные органы госбезопасности внедрили свою агентуру в разведывательные подразделения Квантунской и Корейской армий12. Агентурная работа московской резидентуры была скована тотальным наблюдением за её сотрудниками, выемкой дипломатической почты и дешифровкой радиопереписки военного атташе. Кроме того, в 1937–1938 гг. советское правительство выселило всё корейское население из Приморского края и ликвидировало японские консульства в Одессе, Хабаровске и Новосибирске, что, вопреки утвердившейся точке зрения, было вызвано не столько чистками общества от политически опасных течений, сколько реально существовавшей угрозой агентурного и легализованного проникновения японской военной разведки на объекты её устремлений13.
12. Чернолуцкая Е.Н. Паспортизация дальневосточного населения (1933–1934) // Revuedes étudesslaves. LXXI/1. 1999. С. 17–33; Органы государственной безопасности СССР. Том 1. Накануне. Книга 1 (ноябрь 1938 г. — декабрь 1940 г.). М.: АО «Книга и бизнес», 1995. С. 40–41, 46; Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12 т. Т. 6. Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М.: Кучково поле, 2013. С. 176.

13. РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 22, л. 121–123.
18 Отрицательное влияние на деятельность японских разведывательных органов также оказывал комплекс накопившихся к середине тридцатых годов внутренних проблем. Во-первых, в системе 2-го управления отсутствовали Центральная разведывательная школа Генерального штаба и Школа агентурных разведчиков Квантунской армии, в которых бы велась целенаправленная подготовка кадров. Во-вторых, агентура имела недостаточно надёжные легализационные документы, устаревшую советскую экипировку, не использовала портативную приёмо-передающую радиоаппаратуру. В-третьих, ядро агентурного аппарата оперативной разведки составляли китайцы и корейцы, которые после массовых депортаций этих национальностей с советского Дальнего Востока испытывали серьёзные проблемы с легализацией.
19 Прямым следствием недочётов в деятельности военной разведки стало поражение японской армии в сражении на р. Халхин-Гол (1939). Советские органы госбезопасности сумели довести до командования Квантунской армии по каналу «Хатокутё» через харбинское генконсульство фальсифицированную информацию о неготовности 1й армейской группы к проведению наступательных операций. Японской специальной радиоразведке не удалось взломать стойкие шифры, использовавшиеся на линии связи «армейская группа — Генштаб». 2й отдел штаба Квантунской армии вместо анализа поступавшей разведывательной информации занимался решением административных вопросов, а харбинская миссия не имела полномочий для координации деятельности всех разведорганов на халхингольском направлении14, 15.
14. Архив НИИО МНО Японии. Мансюдзэмпан-364 (C. 13010229500), л. 1192–1201.

15. Coox, Alvin D. Nomonhan: Japan against Russia, 1939. Stanford: Stanford University Press, 1990. P. 1016.
20 Поэтому в 1940–1941 гг. военно-политическое руководство Японии провело комплекс реформ по усилению деятельности разведорганов армии против СССР. На базе харбинской военной миссии было развёрнуто Информационно-разведывательное управление (ИРУ), которое взяло на себя руководство вопросами организации агентурной разведки, подготовки кадров разведчиков и диверсантов, связи со значительно увеличенными в штатах легальными резидентурами в Чите и Благовещенске. За 2-м отделом штаба Квантунской армии осталась функция анализа развединформации. Для взлома советской шифрованной переписки японскими военными атташе в Хельсинки, Берлине и Будапеште было налажено беспрецедентное по своим масштабам сотрудничество с дешифровальными органами стран фашистского блока. Кроме того, после поражения Польши и присоединения стран Прибалтики к СССР ВАТ в Финляндии, Швеции, Германии и Румынии взяли под свой контроль польскую и эстонскую разведывательные сети в нашей стране.
21 Несмотря на репрессии 1937–1938 гг., советские органы госбезопасности продолжали эффективно противодействовать японской военной разведке. В дополнение к регулярному чтению шифропереписки японских военных атташе в Европе, тотальному наблюдению за установленными сотрудниками легальных резидентур в нашей стране, увеличению плотности и технической оснащённости охраны границы с Маньчжурией, в Наркомате внутренних дел (НКВД) СССР с 1938 г. начала действовать сеть станций радиоконтрразведки, которая эффективно контролировала эфир в приграничных районах, пресекая работу радиофицированных резидентур противника, а в 1939–1940 гг. Управление НКВД по Приморскому краю сорвало попытку японской военной разведки восстановить свою агентурную базу на Дальнем Востоке под видом корейской революционной организации Ли Хайчена16.
16. Тужилин С.В. «Провокаторы»: тайная война на Дальнем Востоке (конец 1930х — начало 1940х гг.) // Проблемы Дальнего Востока. 2011. № 3. С. 134–138.
22 Оценивая весь объём имеющихся материалов, можно утверждать, что военная разведка Японии была одним из инициаторов нормализации отношений между нашими странами в апреле 1941 г. и той последней инстанцией, которая удержала руководство империи от нападения на СССР осенью 1941 — весной 1942 г. Постоянно поступавшая в Токио информация военной разведки свидетельствовала о сохранявшихся у Советского Союза возможностях к сопротивлению фашистской агрессии, намерении его правительства вести войну до победы, наличии за Байкалом достаточной группировки войск для отражения японской агрессии. В целях обеспечения непрерывности и устойчивости поступления разведывательных данных Военное министерство Японии значительно усилило в 1941–1945 гг. свои дешифровальные органы в Центре и на континенте, которые добывали до 90% сведений, кадрово и финансово укрепило разведцентры в Берлине, Стокгольме и Хельсинки, развернуло сеть разведывательных школ при ИРУ Квантунской армии, а с 1944 г. начало формирование в Маньчжурии диверсионно-разведывательных групп и партизанских отрядов на случай возможного нападения СССР.
23 Несмотря на отсутствие у японской военной разведки надёжных агентурных позиций в центральных органах государственного и военного управления СССР, она своевременно вскрыла переброску советских резервов с запада на восток весной — летом 1945 г., правильно определила возможные варианты проведения наступательной операции войсками Дальневосточного и Забайкальского фронтов в Маньчжурии, однако ошиблась на месяц с оценкой даты начала войны. Уже в ходе скоротечной Маньчжурской кампании разведорганы японской армии не сумели наладить поступление достоверных сведений о противнике и развернуть в его тылу партизанские действия в силу комплекса мер, проведённых пограничными войсками НКВД, Главным управлением контрразведки «Смерш» Наркомата обороны и территориальными управлениями Наркомата государственной безопасности17.
17. Подробнее см.: Органы государственной безопасности СССР во Второй Мировой войне. Победа над Японией: Сборник документов. М.: Фонд «Связь эпох», Кучково поле, 2020.

References

1. Chernoluckaya E.N. Pasportizaciya dal'nevostochnogo naseleniya (1933–1934) (Certification of the Far Eastern population (1933–1934)). Revue des études slaves. LXXI/1. 1999. (In Russ.).

2. Coox, Alvin D. Nomonhan: Japan against Russia, 1939. Stanford: Stanford University Press, 1990.

3. Kirichenko A.A. Yaponskaya razvedka protiv SSSR (Japanese intelligence against the USSR). M.: Veche, 2016. (In Russ.).

4. Koshkin A.A. Krah strategii «speloj hurmy»: Voennaya politika Yaponii v otnoshenii SSSR, 1931–1945 gg. (The collapse of the "ripe persimmon" Strategy: Japan's Military Policy towards the USSR, 1931–1945). M.: Mysl', 1989. (In Russ.).

5. Kurtinets S.A. Razvedyvatel'naya deyatel'nost' yaponskih konsul'stv na sovetskom Dal'nem Vostoke (1922–1931) (Intelligence activities of Japanese Consulates in the Soviet Far East (1922–1931)). Vestnik DVO RAN. 2011. № 1. (In Russ.).

6. Organy gosudarstvennoj bezopasnosti SSSR. Tom 1. Nakanune. Kniga 1 (noyabr' 1938 g. — dekabr' 1940 g.) (State security agencies of the USSR. Volume 1. The day before. Book 1 (November 1938 — December 1940)). M.: AO «Kniga i biznes», 1995. (In Russ.).

7. Organy gosudarstvennoj bezopasnosti SSSR vo Vtoroj Mirovoj vojne. Pobeda nad Yaponiej: Sbornik dokumentov (State security agencies of the USSR in World War II. Victory over Japan: A collection of documents). M.: Fond «Svyaz' epoh», Kuchkovo pole, 2020. (In Russ.).

8. Prosvetov I.V. «Kryostnyj otec» Shtirlica (The "Godfather" of Stirlitz). M.: Veche, 2015. (In Russ.).

9. Soboleva T.A. Istoriya shifroval'nogo dela v Rossii (The history of encryption in Russia). M.: Olma-press obrazovanie, 2002. (In Russ.).

10. Tuzhilin S.V. «Provokatory»: tajnaya vojna na Dal'nem Vostoke (konec 1930-h — nachalo 1940-h gg.) ("Provocateurs": the Secret War in the Far East (late 1930s — early 1940s)). Problemy Dal'nego Vostoka. 2011. № 3. (In Russ.).

11. Velikaya Otechestvennaya vojna 1941–1945 godov. V 12 t. T. 6. Tajnaya vojna. Razvedka i kontrrazvedka v gody Velikoj Otechestvennoj vojny (The Great Patriotic War of 1941–1945. In 12 volumes. Vol. 6. The Secret War. Intelligence and counterintelligence during the Great Patriotic War). M.: Kuchkovo pole, 2013. (In Russ.).

Comments

No posts found

Write a review
Translate