Везде
Precarious Employment is a Phenomenon of the Modern Economy
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Precarious Employment is a Phenomenon of the Modern Economy
Annotation
PII
S013216250009904-7-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Zhan T. Toschenko 
Occupation: Head of Department; Chief Researcher
Affiliation:
Russian State University for the Humanities
Institute of Sociology of FCTAS RAS
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 8
Pages
3-13
Abstract

The article analyzes the variety of forms of employment. A characteristic is given of the most common definitions of employment, which were proposed and are offered in interpreting the real-life situation of attracting and using labor at various stages of industrial and post-industrial development. Particular attention is paid to special, specific forms of employment – non-standard, informal, atypical, unsustainable, as well as their adequacy to existing economic realities. It is shown that all of them, reflecting the prevailing practice of the use of labor, have limitations in characterizing the possibilities of using human potential and their compliance with the officially approved and approved principles of the use of labor. It is argued that with the advent of the 4th industrial revolution and 6th technological order, these classifications do not fully correspond to the actual situation, especially with regard to changes that, according to the author, can be more adequately expressed in the concept of “precarious employment”. In this regard, its definition is given, its features are described and explained. It is emphasized that precarious employment has various degrees of its severity, in connection with which are characterized its criteria.

Keywords
employment, precarious employment, standard and precarious employment, formal and informal employment, typical and atypical employment
Received
30.05.2020
Date of publication
15.09.2020
Number of purchasers
4
Views
36
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1

Постановка проблемы.
2 Понятие занятость (employment) появилось в научном и политико-экономическом лексиконе в период первоначального накопления капитала. Ее формулировку наряду с понятием труд (labor) связывают с именем выдающегося английского экономиста А. Смита. Именно с первых шагов становления капиталистических производственных отношений проблемы занятости постепенно стали объектом научного анализа и практического использования. Но долгое время занятость трактовалась в упрощенной форме, как способ и метод привлечения рабочей силы по реализации и удовлетворению общественных, групповых и/или индивидуальных потребностей. Обратим внимание, что практически весь ХIХ век занятость как таковая, без особых дифференцирующих ее форм, доминировала при характеристике способов и методов использования совокупной рабочей силы. В связи с набиравшими темп и силу промышленной, а затем и индустриальной революциями начали формироваться многообразные способы регулирования занятости на производстве, что постепенно под влиянием классовой борьбы привело к сокращению рабочего времени от 16–18-часового до 8-часового рабочего дня, а также к изменению контроля за трудовым процессом (от открытых форм надзора до становления материальной заинтересованности), внедрению техники безопасности ввиду широкого использования машин и механизмов (что потребовало специальной профессиональной подготовки работников).
3 Очевидно, что данные изменения происходили не одномоментно – часто это был долгий путь экспериментов, проб и ошибок, противостояния новаторству, компромиссов и трезвого расчета, понимания необратимости новых форм возникающих производственных отношений. Но и в этих условиях рабочее время (день, неделя, сезон, год) долгое время — весь ХIХ и начало ХХ вв. – оставалось неизменной величиной с небольшими колебаниям по продолжительности и условиям занятости в зависимости от отрасли экономики, политических установок правящего класса и владельцев капитала.
4 Однако по мере дальнейшего развития капитализма под давлением технического, технологического и информационного прогресса требования к рабочей силе и принципам ее эксплуатации дифференцировались, что привело к тому, что появились различные формы использования и соответственно попыток объяснения сложившихся форм занятости.
5 В результате в настоящее время существуют различные виды (формы) занятости, которые в практической экономической деятельности, в научной литературе и политической лексике по-разному трактуются при характеристике, описании и объяснении состояния и использования рабочей силы. Эти различия базируются на различных теоретических и методологических подходах, на разных методах анализа. Отметим, что каждый из таких подходов оперирует перечнем взаимосвязанных понятий: формальная и неформальная занятость, стандартная и нестандартная занятость, типичные и нетипичные трудовые отношения и т.д. Такой подход демонстрирует и объясняет правомерность существования таких парных определений, поскольку они олицетворяют противостоящие и дополняющие друг друга сущности и содержание. Однако такие описания и объяснения, отражая некоторые сущностные особенности трактовки, имеют ограничения, которые не позволяют полноценно и обоснованно охватить многообразие конкретных форм занятости, более предметно очертить сферу их применения для решения не только научных, но и прикладных, и особенно управленческих и организационных задач.
6 Остановимся на кратком описании и объяснении этих различных подходов, которые складывались исторически и по-разному осмысливались в научной литературе.
7

Стандартная и нестандартная занятость.
8 Под первой, согласно определению Международной организации труда, понимается занятость по найму в режиме полного рабочего дня на основе бессрочного трудового договора при нормированной заработной плате под непосредственным руководством работодателя или назначенных им менеджеров. Данная трактовка продолжительное время являлась классической формой существования трудовых отношений в большинстве современных государств. Подчеркнем, что стандартная форма занятости доминировала при характеристике совокупной рабочей силы – количественно и качественно – сравнительно долгое время, вместе с постепенно набиравшей темп индустриализацией. Развитие массового промышленного производства и конвейерных технологий в сочетании с фордистско-тэйлористскими подходами к организации труда требовало именно такой формы труда и занятости.
9 Даже в середине ХХ в. стандартная занятость преобладала, составляя ядро рынка труда не только в экономически развитых странах, хотя к этому времени она уже не была единственной формой занятости. Но постепенно представления о стандартной занятости размывались под влиянием происходящих изменений в индустриальном и постиндустриальном развитии общества. К середине 1970-х гг. комплекс условий, при которых классическая стандартная занятость могла доминировать, начал разрушаться. Движение в сторону более гибкой организации экономики стало общепризнанным фактом. Современный рынок труда коренным образом изменил ситуацию – в настоящее время в рамках этой формы занятости трудится менее половины экономически активного населения, для многих различные виды ранее нестандартных форм труда стали нормой труда. Соответственно, сегмент рабочих мест, предполагающих отношения занятости, отличные от стандартных, заметно вырос. По данным МОТ, в мире доля таких работников превышает 50%.
10 В условиях промышленных и технологических революций стремительное распространение получили нестандартные формы занятости. Нестандартная занятость, ранее связанная в основном только с творческими профессиями, стала охватывать другие сферы приложения труда. Вместе с тем сам термин «нестандартная занятость», по справедливому замечанию Р.И. Анисимова, становится не очень удачным по ряду причин. Во-первых, согласно трудовому законодательству, все большее количество видов нестандартной занятости постепенно включается в перечень видов работ и профессий, приобретающих статус определенного «стандарта». Во-вторых, нестандартная занятость, как большинство определений, начинающихся с отрицательной частицы, имеет коннотацию с отклоняющимся явлением, что, на наш взгляд, дает неточный и даже ложный взгляд на проблему этого вида занятости. Рост неопределенности и неустойчивости трудовых отношений является основной тенденцией, а не отклонением и девиацией. В-третьих, термин «нестандартная занятость» не дает качественную оценку. Рост нестандартных трудовых отношений в значительной степени связан с технологическими и управленческими инновациями и является объективной характеристикой современного экономического развития. Однако в этом термине не заложена оценка последствий этого развития [Прекариат: становление…, 2020: 81–82].
11 В настоящее время разнообразные формы нестандартной занятости появляются все чаще. Это обусловлено многообразием факторов и обстоятельств, вызывающих размывание занятости и образование ее превращенных форм. Некоторые из них лежат на стороне спроса на труд, другие – на стороне предложения. Нестандартность трудовых отношений во многом проистекает из неопределенности, которая характерна для некоторых видов труда и неясности взаимоотношений с официальной политикой. Так, до 2019 г. долгое время никак не могли определиться с самозанятыми, записывая их в нестандартную и даже теневую занятость. С принятием соответствующего закона они приобрели свою определенность (но не окончательную), превратившись в одну из форм стандартной занятости, хотя и не подпадающей под определение классической формулировки, которая используется Международной организацией труда.
12

Особо отметим, что «нестандартность» трудовых отношений может рассматриваться с двух точек зрения. Речь идет, во-первых, о нестандартности трудового договора, т.е. об отклонении от условий контракта, от принятого стандарта (суженная трактовка); во-вторых, о нестандартности фактических условий занятости (расширенная трактовка). В этом смысле к нестандартной занятости могут относиться не только те, кто заключил нестандартный контракт, но и не имеющие контракта (например, занятые на основе устных договоренностей), или те, кто при наличии стандартного контракта реально трудится в нестандартном режиме [Мобильность и стабильность…, 2017; Черкасов, Ваховский, 2012].
13 Таким образом, хотя формулировка «нестандартная занятость» в определенном смысле приемлема и используется как в научной литературе, так и в практике хозяйствующих организаций, это слишком обобщенная характеристика, схематично и упрощенно описывающая чрезвычайно большое многообразие трудовых отношений в современном мире. Она не вносит определенность в представления о масштабах (объеме) этой занятости. Именно поэтому многими авторами дается разная оценка величины рабочей силы, вовлеченной в нестандартные трудовые отношения, при включении в них различных видов временной или эпизодической занятости – от 10 до 50 %. Неопределенность с нестандартной занятостью обусловлена и неопределенностью с ее правовым признанием, величиной оплаты, обеспечением социальными гарантиями работников. По этим признакам она может иметь не только отличия, но и сходство с социальным положением тех, кто относится к стандартной занятости. В общем, складывается ситуация, когда разделение занятости на стандартную и нестандартную теряет определенность, приобретает нечеткие критерии и, соответственно, порождает путаницу, ведущую к неточным и даже ошибочным выводам, а затем и к необоснованным управленческим решениям.
14

Формальная и неформальная занятость.
15 Данное представление о реальном состоянии использования рабочей силы связано с привлечением экономически активного населения к трудовой деятельности, оформляемой с точки зрения соблюдения законодательства (Закон о труде, Закон о занятости) работодателями в сфере как государственной, так и других форм собственности. Этот подход наиболее ярко представлен в трудах экономистов и юристов, которые исходят в основном из того, оформлена ли занятость в соответствии с нормами трудового права и руководствуются ли работодатели соответствующими правовыми актами. Формальная занятость находит отражение в официальной статистике, и именно эти данные в большинстве случаев используют при анализе экономической ситуации в стране, в то время как неформальная занятость определяется некоторыми условными нормами и расчетами, лишь приблизительно отражающими положение дел с ней [Вередюк, 2016; Кубишин, 2008; Рябчук, 2008]. Это обусловлено тем, что основным критерием неформальной занятости является то, что «она не регистрируется, не регулируется и не защищается государством» [Лушникова, Лушников, 2004]. Иногда такое представление об этой форме занятости ассоциируется с теневой, «серой» и даже криминальной экономикой, с незарегистрированной экономической и финансовой деятельностью. При этом игнорируется тот факт, что практически сложились и распространились формы занятости, которые стали реальной стороной производственной деятельности, но не нашли отражение в официальной отчетности предприятий и организаций. В таком случае мы встречаемся с парадоксом: неформальные работники, хотя не зафиксированы в правовом поле, в то же время заняты легальными видами деятельности, участвуют в производстве легальных товаров и услуг, но их занятость ускользает (полностью или частично) из-под контроля и надзора государства, не фиксируется и не регулируется его органами [Капелюшников, 2012: 14].
16 Особо отметим, что при определении и выявлении объема и масштабов неформальной занятости используются разные критерии, и соответственно различия в подсчетах количества неформально занятых. Это вызвано тем, что данную группу считают по разным основаниям: 1) только как занятых в неформальном секторе; 2) занятых неформальной деятельностью в формальном секторе; 3) увеличивают объемы неформальной занятости до так называемой вторичной занятости (подробнее см.: [Барсукова, 2006; Гимпельсон, Капелюшников, 2013; Синявская, 2005]). С особым подходом к определению неформальной занятости подошел Р.И. Капелюшников, предложивший четыре варианта анализа этого вида занятости, которые по-разному определяют его характеристики: количественный, контрактный, социальный и комбинированный (подробнее см.: [Капелюшников, 2012]).
17 Говоря о современном состоянии этих форм занятости, отметим, что все большая часть экономически активного населения во всем мире трудится в условиях неформальной занятости, вне зависимости от статуса предприятий и организаций, на которых они работают. Что касается России, в 2016 г. уровень неформальной занятости составил 35,9% (24,4 % в неформальном секторе, 11,5 % в формальном секторе) [Woman..., 2018: 86–89]. Более того, неформальный сектор в России растет. По расчетам Росстата, численность занятых в неформальном секторе с 2004 по 2017 гг. увеличилась с 11 343 тыс. человек до 14 253 тыс. [Рабочая сила…, 2018: 90].
18 Однако структура занятых неформальной деятельностью неоднородна. МОТ относит к неформально занятым 34% работающих наемных работников и 40,1% работодателей, а также «домашних работников в неформальном секторе» [Woman…, 2018: 101], что затрудняет создание объективной картины, характеризующей положение неформально занятых. На наш взгляд, неформальный статус предпринимателя и наемного работника нельзя смешивать. Их положение в этом отношении не только не сравнимо, но и имеет разные смыслы. Неформальный статус выгоден для предпринимателя, так как дает ряд преимуществ по сравнению с работающими «по-белому», но не выгоден для наемных работников, так как перекладывает на «их плечи» проблемы, связанные с ростом неопределенности, нестабильностью социального положения (см.: [Анисимов, 2019: 67]).
19 О сложности определения количества неформально занятых говорят различия в подсчетах, которые обнаруживаются при сравнении данных Росстата (3,6% занятого населения в 2017 г.), Мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (8%, 2017 г.) и всероссийского исследования, проведенного РГГУ в 2018 г. (14,5%). Опрос РГГУ, проведенный в 2019 г. по отраслям, в которых наиболее распространена неформальная занятость (строительство, транспорт, торговля), выявил еще больший масштаб распространенности неформальной занятости – 25,2 % [Прекариат: становление…, 2020: 350]1.
1. Опрос 2019 г. выявил, что неформальная занятость преобладает строительстве – 29,3%, в торговле, бытовом обслуживании – 21,9%, на транспорте – 17,5% [Прекариат: становление…, 2020: 350].
20 Надо отметить, что использование понятия неформальной занятости нередко затрудняет выявление истинной картины существующих трудовых отношений, тем более что они возникли в ходе реализации официальной экономической политики, когда работодатели и наемные работники, каждый по-своему, реагируют на условия, создаваемые для осуществления их функций. Одни уклоняются от соблюдения официальных требований, прибегая к фальсификации истинного положения дел в своем бизнесе, к сокрытию доходов, а другие вынужденно соглашаются трудиться без оформления трудовых договоров, часто при обещании иметь более высокую заработную плату.
21

Типичные и нетипичные трудовые отношения.
22

Деление занятости на эти формы исходит из того, в какой мере они отражают государственно-правовую политику и преобладающее профессиональное разделение труда в сфере занятости. Согласно этой точке зрения, к типичным отношениям в сфере труда относятся не только «занятость в режиме полного рабочего дня», но и все те виды занятости, которые полностью или частично признаются современной экономической политикой. При этом как нетипичные трудовые отношения характеризуются те, которые практикуются на рынке труда, но не регулируются (или регулируются частично) соответствующим трудовым законодательством и Законом о занятости. В этот разряд попадают так называемые самозанятые. Они долгое время рассматривались (и в ряде регионов продолжают рассматриваться) как безработные или как вовлеченные в теневую экономику. Однако, согласно федеральному законодательству, четыре группы самозанятых, такие как няни, сиделки, горничные и репетиторы (а их, по оценкам экспертов, насчитывается около 400–500 тыс. человек) официально признаются как работники, которым гарантировано обязательное медицинское страхование. Нечто аналогичное происходит с другими группами, которые недавно считались нетипичными (например, заемный труд в форме аутсорсинга и аутстаффинга): в случае признания их можно считать типичными, так как они прошли апробацию на рынке и официально признаны [Закалюжная, 2016: 59–66; Чикина, 2011]. Все это позволяет говорить об условности деления на типичные и нетипичные трудовые отношения (что делает их во многом похожими на деление на стандартную и нестандартную занятость), тем более что нетипичная занятость порождается объективно происходящими техно-технологическими и социально-экономическими изменениями и имеет возможность при определенных обстоятельствах перейти в разряд первых из указанных отношений.
23 Однако анализ группы так называемых нетипично занятых показывает те же пороки в их социальном положении, что и у неформально занятых (неопределенность в материальном вознаграждении за труд, неясность в стабильности своего социального положения и профессии, нередко при отсутствии социальных гарантий). Стоит отметить, что в ряде исследований практически отождествляются представления о нестандартной и нетипичной формах занятости [Квеско, 2008].
24 В настоящее время получило распространение еще одно определение – неустойчивая занятость. Под ней понимаются неопределенность условий труда, слабая защищенность от прекращения трудовых отношений, отсутствие или затрудненность доступа к механизмам социальной защиты, отсутствие или ограничение прав на рабочем месте. Такой подход направлен на то, чтобы учесть многие сложности, связанные в том числе с многообразием проявлений, при подсчете количества так или иначе ущемленных в условиях занятости, в обеспечении материальных и духовных потребностей, в возможности использовать правовые гарантии и согласных на предлагаемые произвольно сформулированные условия труда (подробнее см.: [Неустойчивая занятость…, 2017]).
25 Такое широкое толкование, когда и относительно обеспеченные работники, но зависимые от непредвиденных обстоятельств и политики работодателя, попадают в эту общность, приводит к тому, что на основе выделенных критериев общая численность неустойчиво занятых, по данным МОТ, достигает более 2 млрд человек, или 61% мирового занятого населения вне зависимости от формального или неформального статуса предприятий, на которых они работают [Woman..., 2018: 13]. Что касается экономики России в 2016 г., то, по мнению В.Н. Бобкова, она насчитывала 75,8% от занятого населения, или 54 873,9 тыс. человек [Бобков и др., 2016: 83].
26 Таким образом, неустойчивая занятость трактуется достаточно расширительно, включая в себя не только ограничительные характеристики нестандартной, неформальной и нетипичной занятости, но и все аспекты неопределенного и/или неустойчивого трудового положения работника, включая безработных, а также вовлеченных в теневую экономику. Можно, на наш взгляд, согласиться, что рост неопределенности в трудовых отношениях влечет негативные последствия, особенно для наемных работников, однако предельно широкое толкование неустойчивости смешивает очень различные группы экономически активных, но по-разному ущемленных или ограниченных в использовании своих потенциальных возможностей. Ведь труд большинства представителей наемного труда в той или иной степени подвержен издержкам, сложностям в сохранении его стабильности, обладает неопределенностью в зависимости от информационно-технологических изменений, экономической конъюнктуры и политики работодателя, и в результате все эти работники подпадают под определение неустойчивой занятости. Такой подход значительно расширяет трактовку сложности формирования и развития трудовых отношений, что позволяет характеризовать как неустойчивую занятость все виды труда, в которых решение даже отдельных сторон трудового процесса испытывает или может испытывать трудности в связи с определенным несовершенством. Исходя из этого, и топ-менеджеры не обладают всеми гарантиями в защите своего труда, хотя их положение в этом отношении принципиально отличается положения обычных работников предприятий и организаций, испытывающих подобные ограничения.
27 В попытке определить проблемные сферы труда в отечественной литературе также используют такие понятия, как временная, частичная, неполная, дополнительная и сезонная занятость. В последнее время стали выделять гибкую (флексибильную) занятость, что, на наш взгляд, отражает потребности скорее технологического, чем социального характера. В англоязычной литературе для обозначения нестабильных отношений занятости используются и такие термины, как «atypical», «contingent», «peripheral», «marginal», «flexible». Мы же обращаем внимание на тот аспект характеристики нестабильного труда, который связан с термином прекарной занятости («precarious» от лат. – нестабильный, неустойчивый, негарантированный) (подробнее см.: [Тощенко, 2018]).
28 Очевидно, существующие формы занятости многообразны, так как факторы и обстоятельства, вызывающие размывание и сужение масштабов современной занятости, по-разному проявляют себя в условиях различных форм собственности и политического курса того или иного государства. Некоторые из них лежат на стороне спроса на труд, другие – на стороне предложения, часть из них слабо или совсем не коррелирует с трудовым законодательством. Некоторые факторы зависят от колебаний экономической политики государства. Есть различные модели и приемы трактовки и соблюдения норм трудовых отношений в зависимости от индивидуальных или специфических качеств работодателя. Поэтому стремление ученых осознать, описать и объяснить проблемные поля занятости, привело к появлению многоплановых попыток объяснения форм их реального существования. Но как показано выше, все они, охватывая те или иные области проблемных ситуаций, не всегда полно и всесторонне трактуют сложившуюся или складывающуюся ситуацию в сфере занятости. Поэтому, на наш взгляд, для этой цели возможен еще один подход, который обосновывается в научной литературе и связан с понятием «прекарная занятость». Остановимся на этом подробнее.
29

Прекарная занятость и ее особенности.

30

В конце ХХ – начале ХХI в. ряд исследователей пришли к осознанию того факта, что происходящие изменения в процессе привлечения и использования рабочей силы не могут в полной мере адекватно описываться принятыми в науке и экономической политике характеристиками. Первые зачатки созревания новых идей о проблеме занятости нашли отражение в творчестве П. Бурдье [Bourgeoisie, 1998], Д. Пинка [Pink, 2001], И. Райта [Wright, 2005], Д. Бреди и Т. Байгерта [Brady, Biegert, 2017] и др. Самое полное обоснование новых тенденций на основе анализа неустойчивой и нестабильной занятости, на наш взгляд, дано в труде Г. Стэндинга, который сосредоточил свое внимание на неформальной и незащищенной практике использования рабочей силы, считая, что наряду с прекариатом продолжает существовать салариат и пролетариат (получающие стабильную заработную плату), а также фрилансеры как особая форма интеллектуальной самозанятости (см. подробнее [Стэндинг, 2014: 20]).
31 Что касается российских исследователей, то они, осмысливая новые тенденции в связи с занятостью, трактовали ее, исходя из различных теоретических и методологических установок. Поэтому не удивительно, что, несмотря на многочисленность публикаций, посвященных прекаризации занятости, в научной литературе не выработано единого подхода к определению и измерению этого явления. И если на уровне теоретических рассуждений определения прекаризации имеют много общего (как правило, речь идет о нестабильности занятости, которая проявляется в неопределенности, нестабильности «характера и длительности найма, условий труда, вознаграждения, перспектив карьерного продвижения и социальной защищенности» (Е.Н. Гасюкова), то на эмпирическом уровне объекты исследования и наборы индикаторов существенно варьируются. Так, по мнению З.Т. Голенковой, прекарная занятость связана с определенными социальными группами наемного труда [Наемный работник…, 2015]. По мнению О.И. Шкаратана, прекаризация труда представляет собой постоянно увеличивающуюся величину неустроенной рабочей силы, складывающейся под влиянием, с одной стороны, потребностей научно-технического прогресса, с другой, политики работодателей, в том числе и государства, по снижению издержек при эксплуатации наемного труда [Шкаратан и др.: 2015]. Р.И. Анисимов, А.В. Кученкова обращают внимание на объективные характеристики (виды занятости – по срочному договору, временная, без трудового договора и др.) и субъективные оценки работниками своего социально-профессионального положения (чувство уязвимости, страх потери работы, беззащитность, некомфортное самочувствие и др.). В целом рассматриваемые подходы позволяют в определенной степени учесть, что прекарная занятость может носить добровольный или вынужденный характер, отделить от ситуации, когда она является для человека альтернативой безработице, от случаев, когда она воспринимается как рискованная, ухудшающая положение и статус [Прекариат: становление…, 2020: 76–82]. В.Н. Бобков практически отождествляет понятия прекарная и неустойчивая занятость, трактуя последнюю предельно широко, включая в ее состав все случаи ущемления статуса и социального положения всех без исключения работников, о чем говорилось выше [Неустойчивая занятость …, 2017: 141].
32 Особо отметим попытки не просто назвать совокупность определений прекарной занятости, но и определить ее признаки, что дает более обстоятельную картину ее неоднозначности. Так, перечень признаков, предложенный в [Tangian, 2007], основан на трех ключевых измерениях: зарплата (низкий уровень, несправедливый размер), нестабильность занятости (продолжительность работы у одного работодателя, субъективное ощущение высокого риска потери работы, частое некомфортное самочувствие на работе), отсутствие перспективы и возможности трудоустройства в будущем (субъективная оценка карьерных перспектив, возможности для повышения квалификации и др.).
33 Другой вариант индекса прекаризации [Vives et al., 2015] включает шесть основных признаков: неустойчивость занятости (не бессрочный договор, непродолжительность работы у одного работодателя), зарплата (низкая, не позволяющая покрывать базовые нужды, непредвиденные расходы), ограниченность социальных прав и гарантий (их мало или нет), невозможность реализовать трудовые права (на больничный, выходные, отпуск), отсутствие защиты в форме коллективного договора (индивидуальный контракт в противовес коллективному), субъективное чувство уязвимости (плохое обращение со стороны руководства, абьюзинг, психологический дискомфорт).
34 Среди всех определений прекарности привлекает внимание постановка вопроса И.О. Шевченко, которая применила семь индикаторов (признаков) прекарности: 1. Оформление труда без договора или с договором не более чем на 1 год; 2. Полное несоответствие образования работе; 3. Переработка (более 8 часов) постоянная; 4. Подработка в своей или сторонней организации (регулярная или нерегулярная); 5. Зарплата в конверте систематическая или иногда случающаяся); 6. Смена работы за последние 3 года более 1 раза; 7. Невозможность влиять на решения в своей производственной организации [Прекариат: становление… 2020: 83–92]. Такой подход позволяет поставить вопрос о построении коэффициента прекарности и представить более гибкую картину – от легкой до глубокой ее степени. Такой способ конструирования индекса предоставляет возможность говорить о разном уровне прекаризации, выделять «ядро» и «периферию» прекариата. Набор признаков может корректироваться в соответствии с теоретическими предпосылками и возможностями используемой базы данных. При включении не только характеристик условий занятости работника, но и субъективного восприятия им этих условий как добровольных или вынужденных, целесообразным представляется построение классификации работников на основании сочетания значений двух признаков: уровень неустойчивости занятости и субъективная оценка своего положения (удовлетворенность условиями занятости, (не)желание сменить место работы и др.).
35 Нужно также назвать классификацию МОТ, которая, предлагая учитывать национальную специфику, определяла прекарную занятость посредством следующих индикаторов. По природе трудовых взаимоотношений: занятость на условиях правовых договоров, многосторонние отношения найма, занятость на основе устной договоренности, неформальная занятость, вынужденный характер трудовых отношений, занятость в результате мошеннических действий, скрытые отношения найма, фиктивная самозанятость, дистанционная занятость, самозанятость, занятость в личных подсобных хозяйствах. По сроку контракта: случайный труд, сезонный труд, поденный труд, занятость в период испытательного срока, временная занятость, занятость на условиях срочных трудовых договоров. По неустойчивости занятости: заработная плата ниже прожиточного минимума, слабая защищенность от прекращения трудовых отношений, отсутствие доступа к механизмам социальной защиты, отсутствие или ограничение доступа для работников к реализации своих прав на рабочем месте (см.: Конвенция МОТ № 175 «Конвенция 1994 года о работе на условиях неполного рабочего времени», ратифицирована в 2016 г.).
36 Обобщая анализ определений и критериев (индикаторов) прекарной занятости, можно утверждать, что основой ее выявления и определения является: а) численность работников, для которых характерно негарантированное социально-правовое положение (отсутствие или краткосрочные сроки трудового договора), б) специфические формы и условия организации трудового процесса (длительность рабочего дня (недели, месяца, года, сезона)), в) произвольная оплата труда или ее эрзацы (оплата в конвертах), г) полное или частичное отсутствие социальных гарантий и д) отстраненность от принятия решений в своей организации. К ним можно отнести и е) социально-психологическое восприятие своего социального положения, когда работники не видят удовлетворяющих их перспектив гражданской (публичной) и личной (приватной) жизни.

References

1. Anisimov R. I. (2019) Precarized employment in Russia: the experience of determining the main indicators. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological studies]. No. 9: 64–72. (In Russ.)

2. Barsukova S.Yu. (2006) Informal Economy: Concept, Traditions of Study. Voprosy statistiki [Questions of statistics]. No. 1: 18–22. (In Russ.)

3. Bobkov V.N., Kvachev V.G., Loktyukhina N.V. (2016) Unstable employment: the economic and sociological genesis of the concept. Vestnik VGU. Ser. Ehkonomika i upravlenie [Bulletin of Voronezh State University. Ser. Economics and Management]. No. 4: 81–86. (In Russ.)

4. Bourdieu P., (1998) The precarite is today partour (Precariousness is Everywhere Novadays). Contre-feux. Paris: 96–102. (In Fr.)

5. Brady D., Biegert Th. (2017) The rise of precarious employment in Germany. SOEP papers on Multidisciplinary Panel Data Research. No. 936.

6. Cherkasov V.E., Vakhovsky E.V. (2012) Non-standard forms of employment in a post-industrial economy. Vestnik PAGS [Bulletin of PAGS]. No. 2: 205–212. (In Russ.)

7. Chikina E.V. (2011) Flexible Forms of Employment: Areas of Interest of the Employer and Employee. Promyshlenno-torgovoe pravo [Industrial and Commercial Law]. No. 9: 11–19. (In Russ.)

8. Employment Insecurity: International and Russian Contexts. (2017) Ed. by V.N. Bobkov. Moscow: RealPrint. (In Russ.)

9. Gimpelson V.E., Kapelyushnikov R.I. (2013) To live in the shade or die "in the light": informality in the Russian labor market. Voprosy ehkonomiki [Economic Issues]. No. 11: 65–88. (In Russ.)

10. Kapelyushnikov R.I. (2012) Informal Employment in Russia: What Do Alternative Definitions Say? Moscow: VSHE. (In Russ.)

11. Kubishin E.S. (2008) Informal Employment of the Population of Russia. Ehkonomika i organizatsiya promyshlennogo proizvodstva [Economics and organization of industrial production]. No. 2: 160–176 (In Russ.)

12. Kvesko R.B. (2008) Employment and its regulation. Tomsk: Tomsk. polititekhn. un-t. (In Russ.)

13. Labor Force, Employment and Unemployment in Russia (based on the results of sample labor force surveys). 2018: Stat. (2018) Moscow: Rosstat. (In Russ.)

14. Lushnikova M.V., Lushnikov A.M. (2004) Labor law course. Vol. 2. Labor law in the human rights system. Individual labor law. Moscow. (In Russ.)

15. Mobility and Stability in the Russian Labor Market. (2017) Ed. by V.E. Gimpelson, R.I. Kapelyushnikova. Moscow: VSHE. (In Russ.)

16. Pink D. (2001) Free Agent Nation: How America’s New Indededent Workers Are Transforming the Way We Live. New York: Warner Books.

17. Podgrusha V.V. (2011) AtypicalFforms of Employment. Otdel kadrov [Human Resources]. No. 11 (130): 23–31.

18. Precariat: Formation of the New Class: monograph. (2020) Ed. by Zh. Toshchenko. Moscow. (In Russ.)

19. Ryabchuk E.F. (2008) Informal Employment in Russia. Moscow. (In Russ.)

20. Shkaratan O.I., Karacharovsky V.V., Gasyukova E.N. (2015) The precariat: theory and empirical analysis (based on polls in Russia, 1994–2013). Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological studies]. No. 12: 99–110. (In Russ.)

21. Sinyavskaya O.V. (2005) Informal employment in Russia: measurement, scale, dynamics. Ehkonomicheskaya sotsiologiya [Economic Sociology]. Vol. 6. No. 2: 12–28. (In Russ.)

22. Standing G. (2014) The Precariat: The New Dangerous Class. Moscow: Ad Marginem. (In Russ.)

23. Tangian A. (2007) Is flexible work precarious? A study based on the 4th European survey of working conditions 2005. WSI – Diskussionspapier. No. 153.

24. The Employee in Modern Russia (2015) Ed. Z.T. Golenkova. Moscow: Novyy Khronograf: 121–138. (in Russ.)

25. Toshchenko Zh.T. (2018) Precariate: from Protoclass to New Class. Moscow: Nauka. (In Russ.)

26. Veredyuk O.V. (2016) Informal employment: structure and risk factors in Russia. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Ser. 5. Ehkonomika [Bulletin of St. Petersburg University. Ser. 5. Economics]. Iss. 4: 33–48. (In Russ.)

27. Vives A., Gonzáleza F., Moncadae S., Llorense C., Benach J. (2015) Measuring precarious employment in times of crisis: the revised Employment Precariousness Scale (EPRES) in Spain. Gaceta Sanitaria. No. 29(5): 379–382.

28. Women and men in the informal economy: a statistical picture (3rd ed.). (2018) International Labour Office. Geneva: ILO.

29. Wright E.O. (2005) Approaches to class analysis. UK: Cambridge University Press.

30. Zakalyuzhnaya N.V. (2015) Borrowed labor and distance employment as the main forms of atypical labor relations. Vestnik MGU [Moscow State University Bulletin. Series 11. Low]. No. 4: 97–104 (In Russ.)

31. Zudina A.A. (2011)"Informals" in the Russian economy: how many of them and who are they? Moscow: VSHE. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate