Везде
Trust in the Age of Digital Transformations: A Sociological Study
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Trust in the Age of Digital Transformations: A Sociological Study
Annotation
PII
S013216250012556-4-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Yuri V. Veselov 
Occupation: Head of the Economic Sociology Department
Affiliation: St. Petersburg State University
Address: Russian Federation, St. Petersburg
Nikolay Skvortsov
Occupation: Dean of the Faculty of Sociology
Affiliation: St. Petersburg State University
Address: Russian Federation, St. Petersburg
Edition
Issue 6
Pages
57-68
Abstract

In the contemporary world, trust is becoming not only a social, moral and political, but also an economic category. Trust is related to and associated with the level of transaction costs in the economy, therefore, a society of low trust (low trust of citizens to each other; low trust of the state to citizens and citizens to the state; low trust in digital systems and technologies) cannot provide the required level of economic growth and social welfare. In a digital society, the problem of trust becomes even more urgent: economic transactions are carried out in mobile applications on smartphones; payment for goods and services is made through the mobile phones; job search is shifting to social networks; information is more and more presented via internet channels. How trust is generated in these digital systems; digital sources of information; digital economy? What is the level of this trust? These are the key research questions for this article. In its first part, the authors examine comparative studies of trust and reveal the nature of the transformation of trust: from personal trust to institutional trust and then digital trust. The second part presents results of an empirical study of digital trust (using the example of St. Petersburg): telephone survey, N=1032, the sample is representative in terms of the main socio-demographic parameters); a series of in-depth interviews. In the final part of the article, the authors characterize the main social effects of digitalization and identify obstacles to the development of digital trust.

Keywords
trust, interpersonal trust, institutional trust, comparative sociology of trust, economics of trust, digital trust
Acknowledgment
The article was prepared with the financial support of RFBR, project 20-011-00155 А.
Received
20.06.2021
Date of publication
29.06.2021
Number of purchasers
6
Views
67
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1

Введение. Сравнительная социология доверия.

2 Несколько лет назад на улицах Санкт-Петербурга можно было увидеть постеры с надписью: «Доверие. Что это? Расскажите вашим детям! Все равно?!» Эта социальная реклама призывала взрослых объяснять детям важность доверия в жизни. Однако занимаясь более 20 лет исследованием доверия в России, как теоретическим, так и эмпирическим, мы бы затруднились в нескольких словах объяснить – тем более ребенку – что такое доверие. Доверие – сложный многогранный феномен, трактовать его однозначно не получается. В классическом определении доверия Э. Гидденса: «Доверие может быть определено как уверенность в надежности человека или системы...» [Giddens, 1990: 34]. В нем, как и в социальной рекламе доверия, молчаливо предполагается, что доверие – общественное благо, которое необходимо в семье и в обществе. Действительно, многие ученые подчеркивают принадлежность доверия к категориям морали («Доверие между людьми – это хорошо, а недоверие – плохо») [Uslaner, 2002]; доверие объявляется социальным капиталом [Putnam, 1999], источником экономического роста и процветания [Fukuyama,1995]. Но является ли общественным благом доверие властям в авторитарных, тоталитарных обществах (особенно если вспомнить ситуацию в Германии, Италии и СССР 1930-х гг.)? Как объяснить высокий уровень доверия в преступных сообществах [Gambetta, 1993]? Необходимо ли полное доверие в рамках фирмы? М. Грановеттер подчеркивает: избыточное доверие в экономической организации только провоцирует обман; необходимо сочетание доверия и контроля [Granovetter, 1985: 481–510]. П. Штомпка обращает внимание на то, что развитая демократия предполагает определенный уровень недоверия между ветвями власти [Sztompka,1999]. Значит, доверие в обществе и в экономике необходимо не максимальное, а оптимальное – определенный баланс доверия и недоверия, наиболее эффективный в социальном плане. Так называемое слепое доверие ничего, кроме проблем не принесет. Кроме того, теперь мы лучше понимаем, что каждое общество имеет собственную культуру доверия, которая формируются за длительный период времени. Поэтому не так просто применять общую социологическую парадигму модернизации в объяснении трансформации доверия.
3 В сравнительной социологии доверия сложился фрейм видения России как общества с низким уровнем доверия. Ф. Фукуяма в книге «Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию» (1995) делит страны мира на три группы. К государствам с высоким уровнем доверия он относит либеральные демократии (США, Германия, Япония); традиционалистские страны (Китай, Франция, Италия) характеризуются высоким уровнем доверия в семье (familistic trust), но низким уровнем генерализированного и институционального доверия; страны Восточной Европы и Россию он причисляет к «атомизированным обществам» с самым низким уровнем социального капитала и доверия. В 2006 г. В.Э. Шляпентох опубликовал статью, в которой утверждал, что уровень доверия общественным институтам в России – один из самых низких в мире [Shlapentokh, 2006: 153–174].
4 Однако сравнительные эмпирические исследования уровня доверия в разных странах, проведенные в 1990-е и 2000-е гг., показали иную картину. Наивысшим уровнем межличностного доверия наряду со скандинавскими странами обладает Китай. США не так сильно отличаются в этом отношении от России (Табл. 1). Есть страны с феноменально низким уровнем межличностного доверия (Турция), что не мешает им достигать высоких темпов экономического роста, при этом никакого отношения к социализму эти страны не имели (о сравнительном исследовании доверия подробнее см.: [Рукавишников, 2008: 17–25]).
5

Таблица 1. Доверие в Китае (2018), России (2018), Швеции (2018), Турции (2018), США (2017)

«Если говорить в целом, вы считаете, что большинству людей можно доверять или нужно быть очень осторожными в отношениях с людьми?» Китай Россия Швеция Турция США
Большинству людей можно доверять 63,5% 22,8% 62,8% 14,0% 37,0%
Надо быть очень осторожным 35,7% 73,9% 35,7% 84,1% 62,5%
Не знаю - 3,0% 1,2% 1,6% 0,4%
Отказ от ответа 0,8% 0,3% 0,4% 0,2% 0,4%
N 3036 1838 1198 2415 2596

Источник: World Values Survey, Wave 7, 2017–2020.
6 Сравнительные данные никак не вписываются в либеральную теорию доверия («чем выше уровень демократии, тем выше уровень доверия»), поэтому сразу стали говорить, что в Китае абсолютно другое повседневное понимание того, что такое доверие, оно воспринимается китайцами в отличие от остального мира совершенно иначе. Как тогда объяснить разницу в уровне институционального доверия? В России правительству доверяет 50,7% респондентов (ровно столько же, сколько в Швеции), а в США – 33,1% (данные World Values Survey, Wave 7, 2017–2020; также см.: [Терин, 2020: 144–157]). Похоже, доверие оказалось гораздо более сложным социальным феноменом, чем это представлялось социологам 1990-х гг. (и нам в том числе). Поэтому важным видится развитие социальной истории и теории доверия, объясняющей, как возникает и трансформируется доверие в зависимости от общественных изменений [Hosking, 2013: 1–25].
7

Процессы трансформации и модернизации доверия.

8

Как понимали доверие в науке XVIII в.? А. Смит в «Теории нравственных чувств» (1759) с позиции сенсуалистской философии пишет, что доверие – врожденное чувство, ребенок рождается с полным чувством доверия, а потом в семье и школе его обучают недоверию. «Благоразумие и опытность научают нас недоверию», – пишет он [Смит, 1997: 324–325]. В ХХ в. доверие все больше трактуют как рациональную конструкцию и объясняют с точки зрения теории рационального выбора [Эльстер, 2011].
9 Как происходит процесс исторической модернизации доверия? В самом общем виде вектор изменений выглядит так: от доверия личностного характера (к конкретному индивиду), основанного на чувстве, на коллективной установке, формируемого в крестьянских сообществах (общинах) – к доверию безличному, институциональному, индивидуализированному, основанному на рациональности и воспроизводимому в городских обществах. В традиционном, аграрном обществе круг доверия («радиус доверия») узок: люди доверяют членам семьи или соседской общины; поскольку все свои и нет чужих, то отсутствует и риск взаимодействия с ними [Веселов, 2004: 109–134]. Это доверие личностного типа (персонализированное доверие), традиционное и патриархальное. В городских сообществах в эпоху модерна появляется фигура чужого – по каким правилам с ним взаимодействовать? [Стоянов, 2004: 32–49]. Возникает риск обмана или агрессии. Для решения этой проблемы появляется современный социальный механизм доверия. Доверие решает именно проблему риска, – утверждает Н. Луман [Luhmann, 1996: 104–107]. В отношениях между людьми возникают принимаемые всеми правила доверия и разделение институционализированных ролей – один выступает в роли trustor (тот, кто оказывает доверие); другой – в роли trustee (тот, кто принимает доверие) [Coleman, 1990: 91]. Доверие теперь в большей степени институциональное.
10 Если модернизация снижает роль доверия личности, как объяснить абсолютное доверие тоталитарным лидерам в 1930-е гг.? Дело в том, что процессы урбанизации связаны с массовой миграцией крестьян в города («окрестьянивание» городского населения» – 80% населения в Петербурге конца ХIХ в. из крестьян). Бывшие жители деревни приносят стереотипы доверия общинного типа: доверие личностное – доверяют не функции, не институту, а конкретному лидеру; от него требуют власти по типу «сильной руки». Так возникает тоталитарное доверие, которое после 1950-х гг. как будто исчезает, все больше уступая место институционализированному доверию. Но то в одной стране, то в другой мы видим рецидивы возникновения этого типа доверия.
11 В нынешнем столетии доверие все более трансформируется в «цифровое», т.е. в доверие людям, институтам, организациям, опосредованное цифровыми технологиями коммуникации. Общение происходит в большой степени в Интернете: нужно учиться доверять не просто другим людям, а тем, кто представлен в социальных сетях; цифровым институтам, цифровому правительству. И экономические институты все больше приобретают цифровой характер: оплата через мобильные приложения банков; покупки смещаются в сторону интернет-магазинов. Мы покажем в данной статье, как цифровое доверие соотносится с обычным межличностным доверием; как социальные группы (разделяемые по полу; возрасту; образованию и доходу) включены в этот цифровой мир; как они по-разному формируют доверительные отношения вообще, и к цифровым технологиям и цифровой экономике, в частности. Тема эта в большой степени новая, не разработанная ни в отечественной, ни в зарубежной теории социологии доверия.
12

Динамика доверия.

13 Начиная исследование доверия в конце 1990-х (теоретическое и эмпирическое), мы предполагали, что рыночные преобразования будут способствовать трансформации системы доверия и приведут к накоплению социального капитала и росту межличностного доверия. Но реальность оказала другой: в исследованиях World Values Survey, Wave 2, показано, что уровень доверия в СССР в 1990 г. составлял 34,7%; в 2006 г., Wave 5, он снизился до 24,6 %; в 2011 г., Wave 6, поднялся до 27,8%; а в 2018 г., Wave 7, опустился до 22,8%. Можно, конечно, объяснять такое снижение доверия с 34,7 до 22,8% переменами в России в этот период. Однако и в США уровень межличностного доверия снизился с 50% в 1990 г. до 37% в 2018 г., а в Китае повысился с 59,4% в 1990 г. до 63,5 % в 2018 г. Единственное, что оправдалось в наших предположениях, – высокий уровень доверия в предпринимательской среде.
14 В нашем эмпирическом исследовании, которое проводилось в Санкт-Петербурге в июле 2020 г. (телефонный опрос, N=1032, выборка репрезентативна по основным социально-демографическим параметрам; опрос проводился в июле 2020 г. Центром социологических и интернет-исследований СПбГУ, руководитель С.М. Снопова), мы задавали для измерения межличностного доверия тот же вопрос, что и в World Values Survey: «Если говорить в целом, вы считаете, что большинству людей можно доверять или надо быть очень осторожным в отношениях с людьми?» (Подчеркнем, что, строго говоря, доверие и осторожность – это противоположности разных сущностей, то есть можно и доверять людям, и одновременно быть осторожным; однако для сравнения мы ничего не меняли в форме вопроса). В целом в Петербурге уровень доверия немного выше среднего по стране, что объяснимо – в крупных городах всегда уровень доверия выше [Гудков, 2012]. Он составляет 25,7%. Но для сферы бизнеса (для тех, кто определяли себя как бизнесмен или индивидуальный предприниматель) он составляет 44,6%; это самый высокий показатель среди видов занятости. Самый низкий ожидаемо у государственных служащих – 14,3%. Тем не менее наш общий вывод не изменился: рыночные институты, становление которых происходило последние 30 лет, не повысили уровень межличностного доверия и социальный капитал в российском обществе. Рыночная экономика развивалась своим путем (можно сказать довольно успешно), а гражданское общество – своим.
15

Цифровое доверие.

16 Что происходит с доверием в России в эпоху цифровых трансформаций? Каков уровень цифрового доверия? Эти вопросы были в центре нашего исследования. К задачам относилось определение уровня доверия в социальных сетях (типа Facebook), анализ его социальной структуры; исследование доверия к институтам цифровой экономики; доверие «цифровому правительству» (Интернет-портал ГосУслуги); анализировались риски в цифровой среде и ее социальная эффективность.
17 Мы спрашивали респондентов: «Доверяете ли вы друзьям или подписчикам в социальных сетях (типа ВКонтакте, Facebook, Instagram)?» Изначально мы предполагали, что доверие в них сильно фрагментировано и ослаблено: зачастую не предполагая личного знакомства или взаимодействия индивидов. «Другом» в виртуальной реальности может быть незнакомый человек. Социальные связи в интернет-сетях похожи на то, что М. Грановеттер называл «слабыми связями», характеризующимися: а) незначительным временем общения; б) низкой эмоциональной интенсивностью; в) неразвитой реципрокностью взаимодействия; г) невысоким уровнем взаимного доверия (mutual confiding) [Granovetter, 1973: 1361]. Оказалось, что уровень доверия в сетях выше, чем в обычном межличностном общением: «полностью доверяет» своим «друзьям» в социальных сетях 15,2% респондентов и частично доверяет – 44,3% (в сфере бизнеса эти показатели выше – 16,9 и 61,4%).
18 Почему же уровень обычного межличностного общения ниже, чем уровень доверия в социальных сетях? В социальных сетях люди формируют аккаунты, размещают информацию о себе, демонстрируют свою реакцию на события, создавая необходимый объем информации для других, на основе которого вызревает решение о доверии/недоверии. Эта «личная история» в сети создает «капитал доверия», который может быть немедленно использован [Mazzella, Sundararajan et al., 2016: 24–31]. В обычном взаимодействии такой агрегированной информации для формирования доверия гораздо меньше. Кроме того, риски взаимодействия в социальной сети ниже, ведь в любом случае можно быстро исключить индивида из своего круга общения.
19 Рассмотрим подробнее, как распределяется это цифровое доверие в сетях (то есть доверие своим «друзьям» или подписчикам в социальных сетях типа Facebook или ВКонтакте) по таким социальным факторам, как пол, возраст, образование и доход.
20

Таблица 2. Распределение сетевого доверия по полу и возрасту

Показатели ВСЕГО Мужчины Женщины 18–29 года 30–39 лет 40–49 лет 50–59 лет 60 лет и старше
Полностью доверяю 15,2 13,4 16,6 16,7 12,0 13,9 17,0 15,6
Частично доверяю 44,3 47,3 41,9 61,1 57,1 45,1 46,3 18,7
Скорее не доверяю, чем доверяю 12,2 13,0 11,6 11,1 14,9 16,2 9,6 10,7
Совсем не доверяю 11,4 12,4 10,7 8,5 9,1 13,3 13,8 12,6
Не пользуюсь 12,7 8,7 15,9 0,4 2,3 5,2 8,0 38,9
Не знаю 4,2 5,2 3,3 2,1 4,6 6,4 5,3 3,4
Отказ от ответа 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0
21

Таблица 3. Распределение сетевого доверия в зависимости от уровня образования

Показатели ВСЕГО Начальное, неполное среднее Среднее полное Начальное профессиональное Среднее профессиональное Неполное высшее Высшее
Полностью доверяю 15,2 6,3 20,8 12,2 13,0 18,6 15,4
Частично доверяю 44,3 6,3 32,1 43,9 39,1 64,4 48,3
Скорее не доверяю, чем доверяю 12,2 25,0 11,3 9,8 13,0 6,8 12,4
Совсем не доверяю 11,4 12,5 11,3 12,2 15,2 6,8 9,9
Не пользуюсь 12,7 50,0 17,9 12,2 15,2 3,4 10,3
Не знаю 4,2 0,0 6,6 9,8 4,3 0,0 3,7
Отказ от ответа 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0
22

Таблица 4. Распределение сетевого доверия в зависимости от дохода

Показатели ВСЕГО Ниже прожит. минимума Соответствует прожит. минимуму Немного выше прожит. минимума Более чем в 2 раза выше прожит. минимума Более чем в 3 раза выше прожит. минимума Более чем в 10 раз выше прожит. минимума Отказ отвечать
Полностью доверяю 15,2 12,7 19,0 14,9 17,7 14,4 20,8 9,1
Частично доверяю 44,3 46,6 38,6 44,0 41,4 53,0 54,2 39,1
Скорее не доверяю, чем доверяю 12,2 11,9 11,1 12,9 12,6 14,4 0,0 10,9
Совсем не доверяю 11,4 11,0 16,3 9,3 7,6 11,6 4,2 18,2
Не пользуюсь 12,7 13,6 11,1 14,5 18,2 3,9 8,3 15,5
Не знаю 4,2 4,2 3,9 4,4 2,5 2,8 12,5 7,3
Отказ от ответа 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0
23 В целом социальные характеристики распределения цифрового доверия совпадают с распределением обычного межличностного доверия. У мужчин и женщин примерно одинаков уровень цифрового доверия – отличие в том, что женщины меньше вовлечены в социальные сети (ответ «Не пользуюсь» социальными сетями у женщин 15,9%; у мужчин 8,7%). Люди старшего возраста меньше пользуются социальными сетями, и уровень доверия у пожилых людей ниже – 34,3%, у молодежи выше – 77,8% (табл. 2). Образование, как и в случае с обычным доверием, повышает цифровое доверие; самое высокое доверие в сетях – у студентов (тех, кто относит себя к лицам с неполным высшим образованием) – 83% (табл. 3). Уровень дохода увеличивает сетевое доверие. Интересно, что меньше всего пользуются сетями представители не самой бедной категории граждан, а те, у кого доход в два раза выше прожиточного минимума (табл. 4).
24 Социальные сети расширяют круг общения, обеспечивая эффективную коммуникацию, но помогают ли они людям в реальной (не виртуальной) жизни? Мы спросили у респондентов: «Помогают ли вам социальные сети (типа LinkedIn; Facebook; ВКонтакте) в поиске работы?»
25

Таблица 5. Эффективность социальных сетей при поиске работы

Показатели ВСЕГО Мужчины Женщины 18–29 лет 30–39 лет 40–49 лет 50–59 лет 60 лет и старше
Да, помогают 25,9 27,3 24,7 37,2 40,6 4,9 4,5 7,6
Нет, не помогают 46,8 47,9 45,9 55,1 47,4 58,4 48,4 30,2
Не пользуюсь 25,3 22,1 27,8 6,0 9,7 15,0 25,0 59,9
Не знаю 2,0 2,6 1,6 1,7 2,3 1,7 2,1 2,3
Отказ от ответа 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0
26 Около четверти опрошенных указывают, что сети эффективны в поиске работы. Если для представителей старшего возраста они практически бесполезны, для людей среднего возраста (30–39 лет) очень эффективны. Для бедных социальные сети почти так же действенны в поиске работы, как и для богатых. Объяснимо, что для фрилансеров эффект социальных сетей самый заметный; но почти так же выигрывает группа студентов и неквалифицированных рабочих; кроме того, лица с начальным профессиональным образованием чаще находят работу с помощью социальных сетей, чем люди вузовскими дипломами (табл. 5).
27 Мы спросили респондентов: «Способствует ли вообще цифровой мир (Интернет, социальные сети) повышению вашего благосостояния?». Положительно ответила половина (49,9%) респондентов; ожидаемо, что влияние «цифры» на старшее поколение минимально, но обескураживает разрыв между мужчинами и женщинами, 47,8 % которых отмечают, что социальные сети никак не влияют на их благосостояние (табл. 6).
28

Таблица 6. Влияние цифрового мира на благосостояние пользователей

Показатели ВСЕГО Мужчины Женщины 18–29 лет 30–39 лет 40–49 лет 50–59 лет 60 лет и старше
Да, способствует 26,3 33,4 20,5 45,7 32,6 24,3 19,7 10,7
Способствует только частично 23,6 24,7 22,8 26,9 33,7 27,2 23,4 11,8
Совсем не влияет на мое благосостояние 44,1 39,5 47,8 27,4 32,0 47,4 52,1 59,2
Не пользуюсь 4,7 1,7 7,0 0,0 0,6 0,6 2,7 15,6
Не знаю 1,4 0,7 1,9 0,0 1,1 0,6 2,1 2,7
Отказ от ответа 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0
29 Рассмотрим доверие цифровым экономическим институтам. Мы спросили респондентов: «Насколько вы доверяете мобильным приложениям банков (типа Мобильный Сбербанк)?» Оказалось, охват цифровыми банковскими приложениями очень высок – ими пользуются около 90% населения крупного города (если этот показатель верен, то это настоящая цифровая революция в экономической жизни): 33,4% респондентов доверяют им полностью, 33,9% – частично. С ростом дохода и уровня образования уровень доверия возрастает (табл. 7).
30

Таблица 7. Уровень доверия институтам цифровой экономики (мобильные банковские приложения)

Показатели ВСЕГО Мужчины Женщины 18–29 лет 30–39 лет 40–49 лет 50–59 лет 60 лет и старше
Полностью доверяю 33,4 40,1 28,0 46,2 39, 32,4 32,4 19,5
Частично доверяю 33,9 33,8 34,0 38,9 38,3 38,7 35,6 22,1
Скорее не доверяю, чем доверяю 8,4 7,4 9,3 6,4 14,3 12,1 5,9 5,7
Совсем не доверяю 12,7 10,6 14,4 7,7 4,6 14,5 14,4 20,2
Не пользуюсь 10,0 6,1 13,1 0,4 2,3 1,2 9,6 29,8
Не знаю 1,4 2,0 0,9 0,4 1,1 1,2 1,6 2,3
Отказ от ответа 0,2 0,0 0,4 0,0 0,0 0,0 0,5 0,4
31 Доверие порталам «цифрового правительства» не столь высоко, как цифровым экономическим институтам, но все же значительно (табл. 8). Мы спросили респондентов: «Насколько вы доверяете цифровому порталу ГосУслуги?» Выяснилось, что 37,5 % – полностью, 30,1% – частично (здесь наиболее активна возрастная группа 50–59 лет). На вопрос, насколько эффективен портал, 12,8 % ответили: «полностью эффективен». Видимо, сказывается личный неудачный опыт. В серии глубинных интервью один респондент заметил: «Когда я пытался через ГосУслуги заказать загранпаспорт, то у меня не получилось, поэтому пока у меня к этому порталу доверие невысокое… в моем случае эффективность оказалась нулевой»1.
1. Серия полуструктурированных глубинных интервью проводилась летом и осенью 2020 г., N=23, цель – исследование доверия в сфере цифровых коммуникаций; интервью проводились в общественных пространствах (кафе и др.). Авторы благодарны Е.В. Капусткиной за помощь в проведении интервью.
32

Таблица 8. Уровень доверия Интернет-порталу ГосУслуги

Показатели ВСЕГО мужчины женщины 18-29 лет 30-39 лет 40-49 лет 50-59 лет 60 лет и старше
Полностью доверяю 37,5 39,3 36,1 39,7 49,1 37,6 41,5 24,8
Частично доверяю 30,1 28,6 31,3 38,5 30,9 32,9 33,0 18,3
Скорее не доверяю, чем доверяю 5,5 6,3 4,9 6,0 8,6 4,6 4,8 4,2
Совсем не доверяю 5,9 6,9 5,1 6,0 4,0 8,7 4,8 6,1
Не пользуюсь 19,4 16,9 21,4 8,5 6,3 14,5 13,8 45,0
Не знаю 1,6 2,0 1,2 1,3 1,1 1,7 2,1 1,5
Отказ от ответа 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0
33 Другие институты «цифрового правительства» не столь популярны. Например, цифровым порталом Федеральной налоговой службы «Налоги.ру» не пользуется 65,5% граждан. Тем не менее цифровым институтам правительства доверяют гораздо больше, чем обычным государственным организациям. Цифровые порталы обладают важным качеством – транспарентностью. Если для пользователей правила работы организации прозрачны, эффективны и логичны, говорил П. Штомпка, доверие к ним выше [Sztompka,1999: 71–90]. Кроме того, в «цифровом общении» граждан с государством исключаются личные факторы, даже малейшая возможность коррупции.
34 В области доверия средствам массовой информации жители Петербурга однозначно склоняются к интернет-источникам. Мы спросили: «Кому вы больше доверяете: телевидению или YouTube?» Оказалось, 40,2% доверяет YouTube и 24,1% – телевидению. Битву за пространство информации ТВ, скорее всего, проиграло. В то же время на вопрос «Насколько можно доверять информации, получаемой через интернет-каналы?» 1,3% отвечают полностью утвердительно, а 80,5% считает, что доверять информации можно только частично. Вот ремарка одного из респондентов (женщина, 65 лет): «Дело в том, что мне уже даже не до телевидения, потому что планшет – это маленькое телевидение, которое сопровождает ту информацию, которая выплывает. Я на нее натыкаюсь. Я очень много лет была человеком, который совершенно не интересуется политикой. Но тут появилась возможность, и я вынуждена была что-то читать. Я начинаю нервничать. Я очень переживаю. Так вот, мой самый старший сын сказал очень хорошую фразу, когда я, наверное, доняла его своими переживаниями: “Надо иметь иммунитет к информации, которую ты получаешь из Интернета”».
35 Обратная сторона распространения YouTube и других цифровых каналов информации – снижение доверия научному знанию. На место экспертов приходят так называемые инфлюенсеры – люди, которые сами себя назначили знатоками. Недостаток квалификации и опыта не мешает им делиться мнением с аудиторией. Поэтому в России снижается число тех, кто доверяет научному знанию. Исследования ВЦИОМ выявили: показатель абсолютного доверия ученым более чем в два раза снизился за прошедшие 10 лет [Наука и ученые на фоне пандемии, 2020].
36 Очень важен вопрос теоретической дискуссии вокруг цифрового доверия: способно ли цифровое доверие изменить наше обычное межличностное доверие? Иными словами, повлияет ли рост цифрового доверия на изменение генерализированного доверия в обществе? С одной стороны, есть те, кто обвиняет Интернет и «цифру» в снижении общего уровня доверия в обществе; с другой стороны, находятся «цифро-оптимисты», которые настаивают, что мы вступаем, благодаря Интернет, в «новую эпоху доверия». Среди представителей первой точки зрения можно назвать Р. Патнэма, который в 1990-е гг. говорил, что массовое распространение телевидения и Интернета в США приводит к снижению уровня социализации и доверия [Putnam, 1999, ch.8]. Согласны с ним многочисленные представители концепции «цифрового аутизма» [Lane, Radesky, 2019: 364–368]. Среди адептов сверх оптимистической позиции, профессор Нью-Йоркского университета Арун Сандараджан и др. [Sundararajan, 2016].
37 Представляется более обоснованной третья, нейтральная, точка зрения Э. Усланера, который на основе многочисленных эмпирических данных доказывает, что «использование Интернета не разрушает доверие, но и не создает его; неважно, чем вы занимаетесь в сети – вы не станете больше (меньше) доверять другим…» [Uslaner, 2000]. Наше исследование подтверждает этот вывод: для молодых людей характерен самый высокий уровень доверия «в цифре», однако у них это не приводит к его росту в реальности (межличностное доверие составляет 25,6% для группы 18–29 лет в сравнении с 30,9% для группы 50–59 лет). Однако в долгосрочной перспективе цифровое доверие может повлиять на уровень генерализированного его аналога в обществе. Есть и обратное влияние. Однако во всех странах за последние 20 лет – независимо от степени генерализированного доверия - происходил рост цифрового, что вызвано стремительным распространением технологий.
38 Тем не менее уровень риска в цифровой среде очень высок. Мы спросили респондентов: «Как, по-вашему, велик ли риск обмана в интернет-среде?» «Очень велик» – считают 52,6% опрошенных, о «среднем уровне риска» сказали 38,8%. Представители бизнеса и предприниматели оценивают этот риск выше – 49,4 и 42,2% соответственно.
39 На вопрос «Сталкивались ли вы лично с попыткой интернет-мошенничества, фишинга, хищения денежных средств?» 16% респондентов ответили положительно, отметив при этом, что часто, 51,3% сталкивались иногда. Около 90% бизнесменов и предпринимателей были жертвами утечки личных данных в Интернете. Наши респонденты жалуются на высокий уровень агрессии в интернет-среде: 35% отмечают, что в сети он очень высок; 44,6% называют его средним. Респонденты в большинстве считают, что становлению уважительных и доверительных отношений в интернет-среде более всего мешает низкий уровень культуры и образования. Для укрепления доверия, повышения безопасности и снижения уровня рисков в цифровой среде, прежде всего, необходимо совершенствовать цифровую грамотность населения, ведь работать с текстовым редактором умеют только 41,1% россиян (для людей в возрасте 55–64 лет – 28%); отправить электронную почту с прикрепленными файлами – 36,8% (55–64 лет – 24,7%); копировать или перемещать файл – 34,5% (55-64 лет – 20,5%) [Абдрахманова и др., 2019: 130].
40

Общие выводы.

41 В разгар пандемии было много разговоров о том, что в трудных условиях локдауна, когда все бросились запасаться продуктами и закрылись в своих квартирах, уровень эгоизма среди людей повысился, а уровень альтруизма упал; что произошло «размывание» социального капитала и доверие между людьми разрушилось. Наше исследование в Петербурге показало, что это не так – уровень генерализированного доверия в 2020 г. не снизился по сравнению с 2018 г. В то же время за последние 30 лет такое снижение действительно произошло – с 34,7% в 1990 г. до 22,8% в 2018 г. (что характерно и для других стран, например, США). В этом плане ожидания, что рыночные трансформации в России автоматически приведут к созданию социального капитала и доверия, не оправдались.
42 В условиях снижения генерализированного доверия стала проявляться новая форма доверия – цифровое доверие. Проведенное исследование показывает, что уровень цифрового доверия в экономике и обществе высок в сравнении с уровнем межличностного и институционального доверия. Какова социальная структура цифрового доверия? Она практически идентична социальной структуре обычного межличностного доверия. Для всех показателей цифрового доверия его уровень выше среди лиц с высшим образованием; как правило, уровень доверия у молодежи выше, чем в среднем и пожилом возрасте; уровень цифрового доверия выше у мужчин, чем у женщин. Цифровой мир производит новые формы социального неравенства (явление, получившее название «digital divide» – цифровой разрыв); появляются те, кто теперь особым образом исключается из этого цифрового мира. Мы выявили в исследовании, что в большей степени цифровой разрыв связан не с различием бедных и богатых (цифровое общение в будущем скорее станет уделом бедных, а оффлайн общение, например, с учителем и врачом, смогут позволить себе состоятельные граждане), а с различием в возрасте – пожилые люди, не обладая навыками цифровой грамотности, исключаются из цифрового мира. В незначительной степени цифровое неравенство наблюдается между мужчинами и женщинами – видимо, женщины менее решительно осваивают цифровые технологии и гаджеты. Полагаем, что цифровое доверие при определенных условиях в долгосрочной перспективе вполне может стать локомотивом изменения структуры доверия. Позволяет надеяться на это уровень оптимизма сограждан: в разгар пандемии 76,3% населения Петербурга продолжает верить в лучшее будущее.

References

1. Abdrakhmanova G.I., Vishnevsky K.O., Gokhberg L.M. (2019) Indicators of the Digital Economy, 2019: Statistical Collection. Moscow: VSHE. (In Russ.)

2. Coleman J. (1990) Foundations of Social Theory. Cambridge, MA: Cambridge University Press.

3. Elster Yu. (2011) Explanation of Social Behavior. Once Again About the Basics of the Social Sciences. Moscow: VSHE. (In Russ.)

4. Fukuyama F. (1995) Trust: The Social Virtues and The Creation of Prosperity. London: Hamish Hamilton.

5. Gambetta D. (1993) The Sicilian Mafia. The Business of Private Protection. Cambridge, MA.: Harvard University Press.

6. Giddens A. (1990) The Consequences of Modernity. Cambridge: Polity Press.

7. Granovetter M. (1973) The Strength of Weak Ties. The American Journal of Sociology. Vol. 78. No. 6: 1360–1380.

8. Granovetter M. (1985) Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness. The American Journal of Sociology. No. 3: 481–510.

9. Gudkov L. (2012) “Trust” in Russia: Meaning, Functions, Structure. Vestnik Obschestvennogo Mneniya [Bulletin of Public Opinion]. No. 2 (112): 75–99. (In Russ.) DOI: 10.24411/2070-5107-2012-00011

10. Hosking G. (2013) Trust and Distrust in the USSR: An Overview. The Slavonic and East European Review. Vol. 91. No. 1: 1–25.

11. Lane R., Radesky J. (2019) Digital Media and Autism Spectrum Disorders: Review of Evidence, Theoretical Concerns, and Opportunities for Intervention. Journal of Developmental & Behavioral Pediatrics. Vol. 40. No. 5: 364–368. DOI: 10.1097/DBP.0000000000000664

12. Luhmann N. (1996) Familiarity, Confidence, Trust: Problems and Alternatives. In: Di. Gambetta (ed.) Trust: Making and Breaking Cooperative Relations. Oxford: Basil Blackwell: 104–107.

13. Mazzella F., Sundararajan A., D’Espouse V., Möhlmann M. (2016) How Digital Trust Powers the Sharing Economy. IESE Insight.Third Quarter: 24–31. DOI: 10.15581/002.ART-2887.

14. Putnam R. (1999) Bowling Alone. NY: John Wiley.

15. Rukavishnikov V.O. (2008) Interpersonal Trust: Measurement and Cross-Country Comparisons. Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Studies]. No. 2: 17–25. (In Russ.)

16. Science and Scientists Amid a Pandemic: a Crisis of Public Trust? (2020) VTSIOM. Analytical Review. URL: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/nauka-i-uchyonye-na-fone-pandemii-krizis-obshhestvennogo-doveriya (accessed 27.01.21)

17. Shlapentokh V. (2006) Trust in Public Institutions in Russia: The Lowest in the World. Communist and Post-Communist Studies. Vol. 39. No. 2: 153–174.

18. Smith A. (1997) Theory of Moral Sentiments. Moscow: Respublika.

19. Stoyanov K. (2004) Trust and Alienation: Aspects of the Sociological Concept of G. Simmel. In Economics and Sociology of Trust. St. Petersburg: Sotsiol. ob-vo im. M.M. Kovalevskogo: 32–49. (In Russ.)

20. Sundararajan A. (2016) Entering a Trust Age. Paris, 24 May. URL: https://blog.blablacar.com/newsroom/news-list/entering-trust-age (accessed 27.01.21).

21. Sztompka P. (1999) Trust: A Sociological Theory. Cambridge,MA: Cambridge University Press.

22. Terin D.F. (2020) Political Trust, Satisfaction and Perceptions About the Causes of Poverty: The Role of Normative Aspects of Institutions in the Production of Trust. POLIS. Politicheskie issledovaniya [Polis. Political Studies]. No. 3: 144–157. (In Russ.) DOI: 10.17976/jpps/2020.03.1

23. Uslaner E. (2000) Trust, Civic Engagement, and the Internet (Paper Prepared for the Joint Sessions of the European Consortium for Political Research, Workshop on Electronic Democracy: Moblisation, Organisation, and Participation via New ICTs, University of Grenoble, April 6-11, 2000). URL: https://ecpr.eu/Filestore/PaperProposal/4dc050ea-4801-4984-acbb-647b8c118608.pdf (accessed 27.01.2021).

24. Uslaner E. (2002) The Moral Foundations of Trust. Cambridge, MA: Cambridge University Press.

25. Veselov Yu.V. (2004) Transformation of Trust in Russian/Soviet Society. In: Economics and Sociology of Trust. St. Petersburg: Sotsiol. ob-vo im. M.M. Kovalevskogo: 62–75. (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate