Basic Interaction of People and their Civil-Social Culture as a Subject of Study
Table of contents
Share
QR
Metrics
Basic Interaction of People and their Civil-Social Culture as a Subject of Study
Annotation
PII
S013216250014468-7-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Nikolay I. Lapin 
Occupation: Head of the Centre for Socio-Cultural Studies
Affiliation: Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Pages
104-115
Abstract

From the point of view of the anthroposocicultural (ASC) approach, the author substantiates the subject matter of two new areas of sociological research. The subject of the first direction is the basic interaction of the population of the country as a cell of the ASC-being of people: it is a large cycle of interactions of citizens with each other and with the institutions of society, the individual-socialized results of which are: the position of the individual in society and the type of basic interaction of large groups of citizens with society as a whole. The subject of another direction is the meaning of the basic interactions of large groups of citizens, the civil-social culture of these interactions; their typology is based on the characteristics of the content of basic interactions and their results for the population and society. There are two main types of results: rises, downs of the population and society (ASC-rises); trauma, declines in their livelihoods (ASC-injuries); there are also intermediate types of results. The identification of these results in the history of Russia and their interpretation on the basis of the active paradigm allowed the author to propose the concept of "anthroposocultural rise and trauma as the main events-processes of historical activity of large masses of people." The contradictory interaction of these events-processes forms the pulsar of the history of society (country): "the divide rise/trauma … the divide trauma/rise = stage (epoch).” In the monograph "The complexity of the formation of a new Russia and the civil-social culture of its population" (2021) the author showed that in the history of Russia the heterogeneous type of civil-social culture of the population is enbeddednessed: foreign policy is flexible, retaining different ethnic groups in the common civilizational process, but domestically politically routine, symbio-owning, by the results – traumatic. Its preservation is fraught with new risks of catastrophes. In order to prevent them and form a new Russia, to achieve a strong social state of national welfare, a qualitatively different type of civil-social culture is needed – homogeneous, corresponding to the ethos of Russian and cultural potential of multi-ethnic Russia – innovative, assembling-composite, combining civilization-gathering culture with innovative social-achieving. Such transformation is possibly not exogenously-mobilization, but endogenously-democratic – by all-civilian Self-enlightenment through the established channels of socialization of individuals with the support of specialized and broad circles of the public, institutions of the state, business, media, family.

Keywords
anthroposocicultural approach, anthroposocicultural rise and trauma, basic interaction, civil-social culture, heterogeneous-traumagenic culture, collecting-composite culture, all-civil self-enlightenment, socialization
Received
25.05.2021
Date of publication
28.06.2021
Number of purchasers
6
Views
47
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf Download JATS
1 Социология все чаще сталкивается со сложными объектами. Об этом свидетельствуют многие труды выдающихся социологов и социальных философов разных стран. И в России известные социологи опубликовали в последнее время немало интересных книг (см.: [Кравченко, 2019; Тощенко, 2020; Яницкий, 2019] и др.). Недавно В.В. Щербина предложил оригинальное понимание изменений в западной социологии [Щербина, 2019], которое я воспринял как тревогу об ускользающей сложности ее объектов. Мне тоже довелось изложить в СоЦисе свою характеристику антропосоциокультурного эволюционизма как методологии изучения сложности [Лапин, 2018], которая пока не нашла отклика среди специалистов.
2 В статье я приглашаю читателей обратиться к основанному на этой методологии пониманию сложности фундаментальной клеточки антропосоциокультурного бытия людей. Вернее, осознать одну из ключевых структур сложности их бытия – гражданско-общественную культуру населения России. Ее выявление стало одним из результатов моих исследований, подытоженных в монографии «Сложность становления новой России и гражданско-общественная культура ее населения» [Лапин, 2021]. Точнее, я намерен охарактеризовать не столько результаты исследований этой структуры, сколько представить ее как предмет, который требуется понять и всесторонне изучать.
3

Выявление предмета – это программирование исследований

4 Как только я мысленно соотнес названную структуру с предметом изучения, стрела памяти, двигаясь много быстрее встречной стрелы времени, забросила меня в подвал на Писцовой улице. Там в 1967 г. и почти весь 1968 г. среди труб парового отопления ютился Отдел социологических исследований Института философии АН СССР. Отдел насчитывал уже около 120 молодых научных сотрудников разных специальностей, а создавался Г.В. Осиповым при моем участии как стартовая площадка Института конкретных социальных исследований (ИКСИ) АН СССР (он открылся в конце 1968 г. уже в ином, приличном помещении). Все мы тогда проходили социологический самоликбез, прежде всего – в области программирования социологических исследований. Жадно читали немногочисленную доступную литературу (прежде всего: [Здравомыслов, 1963; Ядов, 1966; Здравомыслов, 1969]), горячо обсуждали отличие предмета от объекта, чтобы не допустить некорректности в своих первых исследованиях и получить признание немногих мэтров.
5 Мэтры настойчиво и не без успеха вбивали в наши самонадеянные головы исходные принципы-правила социологической работы: не может быть никакого социологического исследования без тщательно проработанной его программы. А программа начинается с уяснения проблемы, объекта и предмета исследования. Потом начинающие социологи учились этому уже на «скрижалях» книг, ставших классическими учебными пособиями (прежде всего: [Ядов, 1972: раздел II.1], основные положения этого раздела сохранены в новом издании книги в качестве учебника для вузов [Ядов, 1998]. Подготавливая настоящую статью, я не без удовольствия обнаружил в издании книги 1972 г., в рекомендованном списке литературы о методах сбора данных, одну из первых моих публикаций по социологии [Лапин, 1968].
6 Зацепившись за дату «1968 год», стрела памяти не отпускает меня и напоминает, что в конце этого года, почти одновременно с открытием ИКСИ, в Институте философии АН СССР я защитил докторскую диссертацию по философии на тему «Начальные этапы формирования взглядов К. Маркса в цельное научное мировоззрение» (на основе книги «Молодой Маркс», которая была опубликована в том же году, к 150-й годовщине со дня рождения Маркса). Исследования по этой теме я начал еще в аспирантуре философского факультета МГУ, в 1954 г., на кафедре истории зарубежной философии, руководителем которой был профессор Т.И. Ойзерман. Выбор темы и методология ее исследования были близки ориентациям философов-шестидесятников (Э.В. Ильенков, А.А. Зиновьев, М.К. Мамардашвили, Б.А. Грушин и др.), с которыми я был лично знаком и поддерживал их мужественную защиту смелой позиции «мыслить своим умом», благодаря которой они снискали честь стать осевым поколением российской философии второй половины ХХ столетия, утвердившим достоинство самостоятельного философского мышления. И не только философского. Мои друзья – доктора философских наук Б.А. Грушин, А.Г. Здравомыслов, В.А. Ядов – воплощали достоинство этого поколения в социологии. Они и многие основатели послевоенной российской социологии (вспомним Ю.А. Леваду) также отстояли достоинство мыслить своим умом в этой небезопасной в то время области знания. Наша им благодарность и добрая память на все времена. И обязанность – продолжать их традиции, исследуя проблемы нашего, отнюдь не простого времени.
7

Большой цикл базовых взаимодействий человека с обществом

8 Человек – самый сложный тип живых существ на планете: это одновременно биологическое, социальное и культурное существо, в котором все три названные его компоненты генетически паритетны, но не существуют самостоятельно и не просто взаимосвязаны – взаимопроницают друг друга. Это не только биосоциальное, но и биосоциокультурное (БСК) существо. Это популярно объяснил российский социолог В.Н. Шубкин, «вглядываясь в пятимиллиардную массу людей, населяющих шар земной» и пытаясь понять, определить, что же представляет собой каждый из них – как человек [Шубкин, 1996: 7–10].
9 Согласно научным данным и предположениям, человек сам создал себя из подвида высших животных (гоминид), обитавших на юго-востоке Африки и претерпевших качественные изменения в результате экологической катастрофы, которая произошла в этом регионе 5–6 млн лет назад. Результатами действий этих далеких предков и их взаимодействий с себе подобными особями стали их умственные способности и другие человеческие качества. Возник человек, действующий и взаимодействующий с помощью разума (homo actor sapiens), хотя и не всегда разумно.
10 Уже в «Системе социологии» (1920) Питирим Сорокин определил взаимодействие как «простейшее социальное явление», которое составляет основной предмет социальной аналитики. В труде «Общество, культура и личность» (1947) он уточнил: значимое человеческое взаимодействие представляет собой «родовое социокультурное явление» [Сорокин, 1992: 193]. Он выделил межличностные и межгрупповые взаимодействия. Я считаю целесообразным добавить: основное, базовое взаимодействие между людьми, клеточку их антропосоциокультурного бытия образуют их взаимодействия с АСК-сообществами, прежде всего с обществом наиболее самодостаточным АСК-сообществом. Неожиданно, но эти взаимодействия как таковые мало исследованы.
11 Их необходимость очевидна: для успешного функционирования индивидов и их сообществ. Основанием их возможности служит культура – в широком ее значении. Это, с одной стороны, логика смыслополагания, общая для взаимодействующих индивидов и выражающаяся в правилах их языка как способа смыслополагания и общения [Смирнов, 2001]; и, с другой стороны, нравственные нормы действий и взаимодействий: категорический императив И. Канта, золотое правило нравственности [Гусейнов, 2000] и др.
12 В более конкретном, индивидно-социальном значении, это еще и гражданско-общественная культура. Она представляет собой синтезирующую форму личностно-массового сознания и обобщенно выражает понимание индивидами – гражданами данного общества смысла своих взаимодействий с другими его гражданами, результирующихся как взаимодействия с обществом в целом.
13 Общество я понимаю как максимально самодостаточный вид АСК-сообщества, жизнедеятельность которого легитимно организует государство. Индивид – это взрослый человек, полноправный член данного общества и одновременно гражданин его государства. Иными словами, я имею в виду взаимодействия индивида не только с государством, но и со всем обществом. В этом смысле я и считаю целесообразным назвать содержание, смыслы взаимодействий граждан с обществом их гражданско-общественной культурой.
14 Путь от действий каждого индивида к совокупному результату его действий/взаимодействий, значимому для общества в целом, представляет собой большой цикл. В нем можно выделить два уровня, схематически представленные в табл.: А) базовая структура взаимодействий; Б) малые их структуры. Соответственно, имеются две ветви взаимодействий: слева, снизу вверх – личностно-аффилирующая; справа, сверху-вниз – надиндивидно-обобществляющая.
15

Таблица. Большой цикл базовых взаимодействий человека – с обществом (антропосоциокультурный подход)

16 Базовая структура взаимодействия представляет собой основные компоненты действий индивида, совокупные результаты которых имеют значение для общества в целом. Это человек и его действия в обществе. В таблице обозначены основные их элементы.
17 Как я уже отметил, путь от исходного действия каждого члена общества к совокупному результату взаимодействий других членов этого общества представляет собой большой цикличный процесс, включающий две ветви малых циклов.
18 Его началом служит личностно-аффилирующая ветвь: человек как личность, благодаря своим деятельностным качествам (таким как энергия, потребности, способности, интересы, ценности) оценивает ситуацию, позитивно или негативно идентифицирует себя с задачами, аффилирует (включает) или автономизирует себя в обществе, занимает определенное положение в обществе.
19 На основе достигнутого индивидом положения продолжается другая, надиндивидно-обобществляющая ветвь взаимодействия человека с обществом: его действия интегрируются (обобществляются) в совокупность действий множества других членов данного общества, т.е. в основные процессы функционирования и изменения общества. Эти процессы весьма разнообразны и попарно-инверсионны; я подробно изложил их в разделе учебника по общей социологии [Лапин, 2017]. Здесь лишь обращаю внимание на то, что они имеют во многом надиндивидный, системно-институциональный характер, а взаимодействия между их участниками зависят не только от самих людей, но от предметов и средств их деятельности, от состояния гражданско-общественной культуры, а также от энергетики или социального потенциала людей, который можно частично оценить через доходные веса соответствующих страт населения. Тем самым индивид вносит свой вклад в состояние универсалий общества как целого.
20 Здесь завершается вторая ветвь большого цикла взаимодействий человека с обществом1. В результате человек или сохраняет свою идентификацию с этим обществом (при достаточной или недостаточной, но приемлемой удовлетворенности им), или делает выбор в пользу иного общества. Основным местом принятия решений индивида о сохранении своей принадлежности к данному обществу (его структуре) или уходе из него обычно является микроклеточка «положение индивида в обществе». Для занятого населения такой микроклеточкой можно считать рабочее место, характеристики которого хорошо изучены социологией труда (см., например: [Ядов, 2006]). Правда, при этом далеко не всегда принимаются во внимание социетальные смыслы рабочего места как организационной структуры взаимодействия экономически активных индивидов не только в трудовой организации, но и в обществе в целом.
1. Вместе с тем имеются еще группы параметров, которые не удалось компактно представить в таблице, но их необходимо учитывать: ресурсно-экологические природно-климатические условия, включая полезные ископаемые, качество почв, ландшафт, климат, плотность заселения территории; энергия АСК-сообществ, проще говоря, общественная энергия (в отличие от БСК-энергии индивидов); процессно-регулятивные институциональные регуляторы потоков АСК-энергии и иных процессов в масштабе общества и его региональных сообществ (органы государства, банки, национальные инновационные системы и др.).
21 Изучение проблем идентичности в кризисном обществе стало одним из основных направлений в российской социологии, а в центре – проблемы «своих» и «несвоих» групп и сообществ. Основное внимание сосредоточено на первичных и срединных уровнях идентификации индивидов: «ближние» группы и слои, организационные и социетальные, где очень важна дифференциация «мы» и «они», «свои» и «чужие» (см.: [Ядов, 2004]). Но остаются на периферии изучения более высокие уровни: цивилизационный и всечеловеческий, где значимы и иные дифференциации. Кроме того, используются полевые документы, позволяющие выявить то или иное состояние идентичности и его причины, т.е. идентичность как результат идентификации.
22 Однако требуется знать и ее динамику – как процесса обретения и утраты идентичности индивида с данной группой или обществом (выбора иного объекта идентификации), т.е. процессов идентификации и реидентификации. Они начинаются с оценки индивидом качества той социальной группы или общества, к которой/которому он может быть причастен или уже причастен, т.е. активизируется оценивание как трансцендентальная функция сознания: «Человек есть существо оценивающее, определяющее качество. Определение ценностей и установка их иерархии есть трансцендентальная функция сознания» – заключил русский философ в своем подытоживающем труде» [Бердяев, 1990: 271]. Очевиден дефицит социологических и социально-психологических инструментов для изучения процессов оценивания – его критериев, способов, стадий.
23 П. Штомпка убедительно показал, что массовые остронапряженные процессы реидентификации стали основным содержанием такого результата постсоциализма, как культурная травма населения и общества. Он обосновал целесообразность использовать метафору «травма» не только в медицине и психиатрии, но и в «социальной сфере с деструктивным воздействием на социальное тело», предполагая определенную его патологию, которая проявляется при благоприятствующем контексте, вызвана травмирующими событиями и сопровождается ответными реакциями; это динамичный процесс, имеющий несколько фаз [Штомпка, 2001а: 7–8]. Травмирующими являются события, которые вызывают нарушение привычного образа мысли и действий, меняют, подчас трагически, жизненный мир людей, их модели поведения и мышления, – такие как революции, крах рынка, радикальная экономическая реформа, ревизия героических традиций нации, крах империи, проигранная война и др.
24 Культурная травма понимается как воздействие на культурную ткань общества, понимаемую как мир коллективно разделяемых смыслов и символов – аксиолого-нормативных и когнитивных. «Такая травма наиболее важна, потому что она, как все феномены культуры, обладает сильнейшей инерцией, продолжает существовать дольше, чем другие виды травм, иногда поколениями сохраняясь в коллективной памяти или в коллективном подсознании», – пишет Штомпка, замечая далее, что наиболее заметным ее проявлением служит «кризис идентичности и усилия с целью восстановить, заново сконструировать коллективную идентичность… Вспомните широкое обсуждение краха русской идентичности в ходе крайне травматичного распада советской империи и гибели коммунистической системы» [там же: 10–11]. Разные группы общества по-разному воспринимают культурные травмы: есть центральные группы, глубоко переживающие и воспринимающие ее, и периферийные, для которых она несущественна, маргинальна. Это зависит от ресурсов, социального и культурного капитала, в особенности от образования, а также от социальной укорененности, терпимости и релятивизма – в противоположность этноцентризму и догматизму. «Возможны два альтернативных сценария дальнейших событий: один – порочный круг разрушения культуры, другой – добродетельный круг культурной реконструкции» [там же: 16].
25 П. Штомпка конкретно и убедительно применил концепцию культурной травмы к пониманию «краха коммунистической системы» в конце 1980-х гг. на примере Польши. По оценке этого социолога мирового уровня, на его родине культурный шок был смягчен благодаря «балансу блоковой культуры, национальной культуры и влияний Запада» [Штомпка, 2001б: 7]. Они пишет, что травма может иметь позитивный характер в процессе "культурного морфогенеза", когда она «раскручивает спираль реконструкции культуры и, в конечном счете, ведет к внедрению нового культурного комплекса. Но травмы могут обладать и иным действием, положить начало спирали культурного разрушения и вести со временем к упадку и полной дезинтеграции культуры» [Штомпка, 2001б: 12].
26 Я не имею информации о применении методологии Штомпки к изучению «посткоммунистических травм» в других странах «социалистического лагеря», в том числе в России2. Оригинальный опыт теоретического и эмпирического анализа, в котором метафора «травмы» использована в качестве ключевой, представил Ж.Т. Тощенко. Он полагает, что «Россия олицетворяет собой травмированное общество, которому присущи взаимоисключающие ориентации и установки… Путь, по которому продвигается современная Россия, следует назвать путем, обусловленным социальной травмой в ее развитии» [Тощенко, 2020: 11]. Это достаточно обоснованные и смелые оценки, заслуживающие дальнейшей аргументации. Вместе с тем, учитывая имеющиеся разработки проблемы травмы и культурной травмы, я считаю возможным обосновать, с позиций антропосоциокультурного подхода, более широкую, междисциплинарную концепцию: антропосоциокультурные подъемы и травмы населения и обществ как основные события исторической деятельности больших масс людей. Процессами-механизмами подъемов и травм являются идентификация и реидентификация масс населения с ядром культуры его общества, что содействует модификации этого ядра. Одним из оснований этих процессов на социетальном и цивилизационном уровнях служат характеристики гражданско-общественной культуры населения.
2. Лаконичные позитивные оценки этой методологи имеются в работах: [Ядов, 2004: 12, Здравомыслов, 2008: 212].
27

Типы гражданско-общественной культуры

28 Напомню: гражданско-общественная культура – это форма личностно-массового сознания, которая обобщенно выражает понимание индивидами – гражданами данного общества смысла своих взаимодействий с другими членами общества как базовых взаимодействий – с обществом в целом. Исследования истории различных обществ позволяют выделить основные и промежуточные, а также симбиозные или композитные типы изучаемой культуры. Учитывая вклад учений о человеке и обществе эпохи Просвещения, можно выделить такие практически значимые предпосылки культуры базовых взаимодействий: каждый взрослый человек обладает умом, позволяющим ему самостоятельно определить свое благо, его конкретные параметры и действовать согласно «золотому правилу» (категорическому императиву) взаимодействий людей; каждый взрослый человек имеет право пользоваться своим умом во взаимодействиях с другими людьми и с созданными ими институтами, включая государство, без руководства со стороны кого-либо другого.
29 Названные предпосылки представляют собой присущий каждому взрослому человеку интеллектуальный потенциал разумного взаимодействия. Чтобы реализовать этот потенциал, необходимо нравственно-волевое качествомужество, достаточное для защиты этого потенциала и для преодоления препятствий его осуществлению. Эту идею И. Кант обосновал, связав становление совершенного состояния гражданского общества с эпохой Просвещения в цикле статей, написанных после «Критики чистого разума» (1781), но до Французской революции 1789 г. Уже в первой статье («Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане», 1784) Кант обратил внимание на роль Просвещения в развитии нравственности, косвенно соотнося это развитие с осуществлением категорического императива, которое необходимо для возникновении гражданского общества. Более конкретно историческое значение Просвещения Кант раскрыл в следующей статье в том же году («Ответ на вопрос: что такое просвещение?»): «Просвещение – это выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-либо другого. Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-либо другого». Под «руководством со стороны кого-либо другого» Кант имел в виду прежде всего господ, осуществляющих власть в гражданском обществе. Он прямо сказал об этом в первой статье, а во второй назвал их опекунами. «То, что большинство людей (и среди них весь прекрасный пол) считает не только трудным, но и весьма опасным переход к совершеннолетию, – об этом уж позаботились те опекуны, которые столь любезно взяли на себя верховный надзор над ними. После того, как они сначала довели до отупения свой домашний скот и заботливо оберегли его от того, чтобы эти смирные создания осмелились сделать хоть один шаг без опеки, которой они их окружили, – после всего этого они указывают им на опасность, грозящую в том случае, если те попытаются ходить самостоятельно» [Кант, 1994: 127–129]. Современный культур-социолог Дж. Александер так резюмировал эту мысль Канта: «В дискурсе гражданского общества самый большой “грех” – это неспособность достичь и поддерживать собственную автономность и независимость» [Александер, 2013: 334].
30 На мой взгляд, потенциал разумного взаимодействия, вместе с мужеством его реализации, особенно при включении действий человека в процессы их обобществления и при личном взаимодействии с другими людьми, – это основное содержание гражданско-общественной культуры базовых взаимодействий человека с другими членами общества и его структур. Если человек обладает всей совокупностью качеств и мужественно отстаивает их осуществление, в том числе при взаимодействии с элитой и другими чиновниками государства, то состояние его гражданско-общественной культуры можно считать достаточно зрелым. Но если человеку недостает мужества для реализации потенциала своего достоинства, а основным мотивом его поведения остается древний страх перед физическим насилием или интеллектуальным превосходством других людей (воинов, шаманов, жрецов и др.),3 то состояние его культуры подобно состоянию несовершеннолетнего гражданина, который считается не вполне правоспособным и не несет полной ответственности за свои действия. В таком случае, вслед за И. Кантом, придется говорить о несовершеннолетии культуры индивида или множества индивидов, даже всего их сообщества, если такие люди составляют в нем значимое большинство.
3. «Итак, следует признать, что происхождение многочисленных и продолжительных сообществ связано не со взаимным расположением людей, а с их взаимным страхом» [Гоббс, 1964: 302].
31 Но дело не только в несовершеннолетии как недостатке мужества для реализации культуры базовых взаимодействий, но и, прежде всего, в содержании культуры базовых взаимодействий гражданина с согражданами, в итоге – с обществом в целом. В каждом обществе большинство поддерживают культуру взаимодействия на основе «золотого правила» (категорического императива), которую можно назвать всегражданской. Вместе с тем есть немало людей, которые не понимают разумность категорического императива или понимают, но по своим, частным мотивам не принимают его как универсальный. С Нового времени выросло значение частного интереса как обладания возможно большей частной собственностью: движимой и недвижимой, самовозрастающим капиталом, овеществленным и финансовым (особенно в XXI веке финансиализации экономики). Люди, гражданско-общественная культура которых определяется их частным интересом, не против всегражданской культуры других людей, но сами предпочитают действовать прежде всего ради максимального удовлетворения своих интересов; их культуру можно назвать частногражданской.
32 Таким образом, можно выделить основные типы и состояния гражданско-общественной культуры базовых взаимодействий людей:
33 (1) гомогенная всегражданская культура, утверждающая равные свободу и достоинство всех людей и тем самым – способствующая созидательной деятельности и саморазвитию индивидов и их сообществ; в ней следует различать состояния: несовершеннолетнее и зрелое;
34 (2) гомогенная частногражданская (властно-элитарная) культура, основным мотивом которой служит безграничный частный интерес; в ней следует различать состояния:
35 - властно-подавляющее (или, по Александеру, дискурс подавления / discourse of repression [Александер, 2013: 342]), ориентированное на владение ресурсами и людьми, принижающее человеческое достоинство подданных до их личной зависимости от властных элит, которые процветают преимущественно благодаря своему положению в отношениях власти-собственности;
36 - утилитарно-достижительное состояние культуры людей, высокообеспеченных благодаря своему высокоэффективному созидательному труду;
37 (3) гетерогенная, симбиозная культура: одновременное существование и взаимодействие двух основных типов ГОК – всегражданской и частногражданской; в ней следует различать состояния:
38 - симбиозно-травмогенное: характеризуется преобладанием властно-элитной культуры в высших и средних слоях госслужащих, движимых безграничным частным интересом и коррупционно связанных с олигархо-бизнесом; субъекты-носители достигают целей, опираясь на самоотчуждение большинства граждан-подданных, которые бездумно следуют традициям несовершеннолетней всегражданской ГОК; в результате такое симбиозное состояние культуры становится травмогенным по отношению к содержанию и эволюции деятельности человека, функций государства, общества, цивилизации;
39 - композитно-достижительное: взаимодействие всегражданской (зрелой) и частногражданской (утилитарно-достижительной) культур, ориентированное на достижение успехов индивидов в сочетании с общим благом населения.
40 Практически во всех существующих обществах наблюдаются разные типы культуры и варианты их состояний, но в разных пропорциях и с разной степенью остроты их соотношения. При этом требуется уточнить понимание «травмы». Рассматривая концепцию травмы с общетеоретических позиций, А.Г. Здравомыслов обратил внимание на то, что основная идея восходит к работам Т. Парсонса и «в какой-то мере эта проблематика, связанная с таким направлением социологии, которое называется “социология конфликта”. Получается, что именно исследования травм – глубоких потрясений в обществе и жизни того или иного народа – могут приводить к пониманию того, что они являются результатом соответствующих конфликтных ситуаций. Причем речь идет о таких конфликтах, которые потрясают сферу ценностного самосознания общества», а «значение тех или иных событий, воспринимаемых в ходе исторического действия в качестве травмы, претерпевает изменения вместе с ходом самой истории» [Здравомыслов, 2008: 213–214]. Соответственно, Здравомыслов возражает Александеру, который утверждает: «Не событие само по себе, но его интерпретации создают значения» (см.: [там же]). А.Г. Здравомыслов полагает, что все же главное – уяснить суть события, существовавшего в реальном опыте людей, а изменения его последующей интерпретации – вторичная задача, и показывает это на примере своих экспертных интервью в Германии, в которых изучалось состояние в немецком самосознании памяти о поражении в войне с Советским Союзом.
41 Я поддерживаю такую оценку и предлагаю широкое понимание не только травм, но и подъемов жизнедеятельности населения и общества как массовых антропосоциокультурных событий, весьма значимых для понимания истории любой страны. Приведу их краткие характеристики.
42 Антропосоциокультурная травма – это значимое нарушение или разрушение сложившихся, позитивно воспринимаемых большим числом жителей страны социальных и/или культурных условий их взаимодействий или всей их жизнедеятельности, которое болезненно воспринимается, снижает жизненную энергию взаимодействующих масс людей, обесценивает их идентичность, повышает неудовлетворенность жизнью в целом и готовность к протестным действиям. Нарушение/разрушение может иметь разное предметное содержание, быть резким или постепенным, кратким или продолжительным. Примеры таких травм – война на территории своего или другого государства; эпидемии или пандемии заразных болезней (коронавирус-19). Другие травмы: геноцид (холокост и др.), узаконенные запреты частной собственности, свободного изменения места работы, места жительства; дефолт государства и др. Значимы не только статистические показатели, но и антропосоциокультурные смыслы таких подъемом и травм, их позитивное или негативное влияние на судьбы людей. Это прекрасно изобразил Л.Н. Толстой в «Войне и мире».
43 Напротив, антропосоциокультурный подъем – это значимое подтверждение и/или улучшение благоприятных условий взаимодействий и всей жизнедеятельности масс людей, их продолжение в ожидаемом направлении, которые вызывают поддержку и одобрение значительной части населения, прилив его жизненной энергии, повышение солидарности, значения национально-государственной идентичности. В России источниками подъемов служили новые контакты русских с соседними этносами, как правило, с восточными и южными, победоносные отражения попыток завоевания и подчинения коренного населения, обеспечение свободного выхода к незамерзающим морям.
44 Антропосоциокультурный подъем или травма – это массовые события, осуществляющиеся как процессы-состояния. Имеются также промежуточные или амбивалентные массовые события (травмо-подъемы или подъемо-травмы). Переход одного события-процесса в другой (войны – в мирное состояние, запрета – в его отмену) означает их взаимодействие и возможность образования пульсара исторических процессов: «рубежный подъем/травма – рубежная травма/подъем… = исторический этап (эпоха)». Таким образом, антропосоциокультурные подъемы и травмы – весьма значимые объекты исследований истории стран, обществ, цивилизаций. Их нелинейные чередования очевидны в истории России, в том числе можно выделить несколько рубежных травм и подъемов, образующих рубежи ее больших исторических этапов и целых эпох.
45 Цель изучения социокультурных травм, подъемов и пульсара травма–подъем–травма в истории России заключается в том, чтобы уяснить сложность их источника – гетерогенной, рутинно-симбиозной, по результатам – травмогенной гражданско-общественной культуры основных слоев населения (управленческих и исполнительских). Главное же – осознать историческую необходимость ее трансформации в качественно иной тип культуры: не экзогенно-инородный, а соответствующий всесубъектности этоса русских4, культурному потенциалу всей России – инновационный, собирающе-сохраняющий, композитно сочетающий способность к цивилизационному собиранию разных этносов с социально-достижительной ориентацией индивидов, кратко говоря – композитно-достижительный. Конструктивная трансформация может стать одной из основных предпосылок становления новой России – общества и государства всенародного благосостояния, которое эволюционирует в сильное социальное государство, в цивилизацию реального гуманизма.
4. Концепцию всесубъектности разрабатывает А.В. Смирнов. На семинаре «Российского проекта цивилизационного развития» (февраль 2021 г.), инициатором и руководителем которого он является, он резюмировал свою позицию, в качестве «предварительной гипотезы»: «концепция всечеловеческого опирается на интуицию всесубъектности» и «требует выхода за пределы интуиций и субстанциональной, и процессуальной логик при их сохранении». По его оценке, в основе черт русского характера, отмечаемых многими (наиболее характерна идея о «слезинке ребенка»), находится «стремление к всесубъектности и сохранению целостности, в том числе чужой субъектности», а «русский язык сполна являет эту интуицию всесубъектности, служит ее носителем и проводником… Думаю, что и русская философия XIX в. явила в значительной мере это стремление к всесубъектности».
46 Как возможна такая трансформация? Известен широкий диапазон предложений, которые обсуждаются в политическом и научном сообществах. Поскольку речь идет о гражданско-общественной культуре населения, я считаю возможным предложить, строго говоря, далеко не новый, но заслуживающий внимания способ: Всегражданское Самопросвещениебез какого-либо принуждения, а через существующие каналы социализации индивидов всех возрастов, начиная с подростков. Требуется наполнить эти каналы соответствующим информационным содержанием. О нем должны позаботиться мы, специалисты в области общественных наук, и, конечно, институты государства, начиная с образования, и гражданского общества – бизнеса, массмедиа, средней и высшей школы, семьи.
47 В отличие от скептиков, считаю эту утопию вполне реализуемой. Потому что ее осуществление исторически необходимо и «бюджетно».

References

1. Alexander J. (2013) The meanings of social life. A cultural sociology. Moscow: Praxis. (In Russ.)

2. Berdyaev N.A. (1990) The fate of Russia. Moscow: Sovetskij pisatel'. (In Russ.)

3. Danilova E.N., Klimova S.G., Dudchenko O.N., Mytil' A.V., Yadov V.A., Yadova E.N., Baranova T.S. (2004) Processes of identification of Russian citizens in the social space of "their" and "strange" groups and communities (1999–2002): Masterclass of Professor V.A. Yadov. Moscow: Aspect Press (In Russ.)

4. Hobbes T. (1964) Selected works. Vol. 1. Moscow: Mysl' (In Russ.)

5. Huseynov A.A. (2000) Golden Rule of Morality. In: New Philosophical Encyclopedia. Vol. 1. Moscow: Mysl'. (In Russ.)

6. Kant I. (1994) Works in four volumes in German and Russian languages. T. I. Treatises and articles (1784–1796). Moscow: Kami (In Russ.)

7. Kravchenko S.A. (2019) Complicating Metamorphosis: Sociological Searches for Answers to Calls. Moscow: Znanie – sila (In Russ.)

8. Lapin N.I (2017) Crisis-transforming Russian society: inversion processes and modernization. In: Lapin N.I. General Sociology. 3rd ed. Moscow: Yurait (In Russ.)

9. Lapin N.I. (1968) The problem of an informal group in industrial sociology. In: Social studies. Moscow: 175–186. (In Russ.)

10. Lapin N.I. (2021) Complexity of the formation of a new Russia and the civil-social culture of its population (Anthroposocicultural approach). Moscow: Ves' mir. (In Russ.)

11. Scherbina V.V. (2019) Changing the characteristics of sociology as science (causes, results, perspectives). Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Studies]. No. 11: 29–39 (In Russ.)

12. Shubkin V.N. (1996) Violence and Freedom. Moscow: Na Vorob'evyh (In Russ.)

13. Smirnov A.V. (2001) Logic of meaning. The theory and its application to the analysis of classical Arabic philosophy and culture. Moscow: Yazyki slavyanskoj kul'tury. (In Russ.)

14. Sorokin (1993) Sociology System. Vol. 1. Moscow: Nauka. (In Russ.)

15. Stompka P. (2001a) Social change as trauma (article one). Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Studies]. No. 1: 6–16 (In Russ.)

16. Stompka P. (2001b) Cultural Trauma in Post-Communist Society (Article 2). Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Studies]. No. 2: 3–12 (In Russ.)

17. Toshchenko J.T. (2020) Trauma Society: Between Evolution and Revolution (experience of theoretical and empirical analysis). Moscow: Ves' mir. (In Russ.)

18. Yadov V.A. (1966) The role of methodology in determining the methods and techniques of a particular sociological study. Voprosy filosofii [Questions of philosophy]. No. 10: 27–37. (In Russ.)

19. Yadov V.A. (1972) Sociological Study (Methodology, Program, Methods). Moscow: Nauka. (In Russ.)

20. Yadov V.A. (ed.) (2006) Sociology of labor. Theoretical-applied clear dictionary. St. Petersburg: Nauka. (In Russ.)

21. Yadov V.A. (in collaboration with V.V.Semenova) (1998) Sociological Research Strategy. Description, explanation, understanding of social reality. Moscow: Dobrosvet (In Russ.)

22. Yanitzky O.N. (2019) Transitional Period: Study Goals, Theory and Practice. Moscow: Politicheskaya enciklopediya. (in Russ.)

23. Zdravomyslov A.G. (1969) Methodology and procedure of sociological research. Moscow. (In Russ.)

24. Zdravomyslov A.G. (2008) To the question of cultural trauma and the reflexivity of sociological thinking. In: Sociology: theory, history, practice. Moscow: Nauka. (In Russ.)

25. Zdravomyslov A.G., Yadov V.A. (1963) On the programming of a particular social study. Voprosy filosofii [Questions of philosophy]. No. 8: 79–81 (In Russ.)

Comments

No posts found

Write a review
Translate