Евразийская интеграция: роль пространственного потенциала России
Евразийская интеграция: роль пространственного потенциала России
Аннотация
Код статьи
S013216250019856-4-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Симонян Ренальд Хикарович 
Аффилиация: Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
84-94
Аннотация

Территориальные аспекты социальных процессов, являющиеся предметом изучения социологии пространства, становятся все более актуальными для нашей страны в связи с расширением хозяйственных связей между Западом и Востоком и возрастанием значения территории России, соединяющей Евросоюз и страны Азиатско-Тихоокеанского региона – основных бенефициаров будущей экономической интеграции Европы и Азии. С позиции социологии пространства в статье рассматривается геостратегический потенциал России как одного из основных участников этого процесса. Возникшее на фундаменте европейской культуры Российское государство развивалось в процессе тесного взаимодействия с азиатскими культурами, что определяет особую роль российского социального пространства как контактной зоны для будущего объединения Европы и Азии в социально-экономически единый мега-континент. Для самой России это означает, что у нее появляется перспектива конвертировать в хозяйственные результаты свой уникальный опыт многовекового сосуществования различных цивилизаций и культур, а также свое географическое преимущество – двухконтинентальность.

Ключевые слова
социология пространства, евро-азиатская интеграции, социальное пространство России, культурный ресурс интерактивных процессов
Классификатор
Получено
21.04.2022
Дата публикации
26.09.2022
Всего подписок
3
Всего просмотров
23
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Основоположником изучения территориальных особенностей общественных процессов является Г. Зиммель, автор статьи «Социология пространства» (1903 г.). Развитием этого направления позже занимались многие социологи: П. Сорокин, исследовавший разнородность пространств, их сопряжение с социальной системой; П. Бергер и Т. Лукман, акцентирующие роль культурной компоненты социального пространства; П. Бурдье, рассматривающий государство как социальное пространство особого рода; А.Ф. Филиппов, сделавший подробный анализ работ по социологии пространства [Филиппов, 2008]. Тем не менее «пространство никогда не занимало достойного места в социологической мысли» [Lechner, 1994:96]. Острый интерес к территориальным аспектам социальной жизни возник только в конце XX в. в связи кризисом современного этапа глобализации, как реакция на стирание региональных и национальных различий. «Социология становится географичной» [Therborn, 2021: 657], поскольку национальная, и региональная специфика все настойчивее дают о себе знать [Alexander, 2000: 98]. Если 30 лет назад А. Лефевр писал, что «науки, которые занимаются пространством, поделили его между собой соответственно упрощенным методологическим постулатам: географическое, экономическое, историческое и т.д.» [Lefebvre, 1991]. Лишь в последнее время пространство начинают рассматривать как единое целое, где физический мир, социальные практики и национальные идеи соединяются в динамическом процессе.
2 Эти новые тенденции в полной мере касаются России, обладающей не только самой большой в мире территорией и разнообразием регионов, но и, что не менее важно, экономически выгодным соседством – с Евросоюзом и с Китаем. Качество соседства – важнейшая характеристика социального пространства. Сошлемся для примера на лауреата премии им. А. Нобеля по экономике П. Кругмана, который подсчитал, что если бы США и Канада не были соседями, то их внешнеторговый оборот был бы в 13 раз меньше [Krugman, 1992: 81]. Но изучение социологии пространства России до сих пор концентрируется только на разнообразии ее внутренних регионов. Между тем разнообразие ее соседей тоже является мощным фактором социально-экономического развития России, что хорошо видно по современным событиям. Автор пытается далее подробно анализировать значение этого фактора, обращая основное внимание не на конфронтационные события последних лет, а на консолидирующие тренды будущих десятилетий.
3 Новый тренд экономической интеграции – от европейской к евро-азиатской. Сформировавшийся после распада СССР однополярный мир оказался недолгим. Идет движение мирового сообщества к новой многополярности, которое в решающей степени зависит от событий на территории Евразии. Речь идет, прежде всего, о процессах регионализации – экономическом объединении и социальном сближении соседних территорий, отправной точкой которых стала западноевропейская интеграция.
4 Необходимость объединения Европы для сохранения ее роли в мировом сообществе осознавали передовые общественные деятели России еще в XIX в. В ноябре 1884 г. С. Витте писал: «Вообразите, что вся Европа представляет собой одну империю, не тратит массу денег и труда на соперничество стран между собою, тогда Европа была бы гораздо сильнее, она являлась бы хозяином всего мира, а не дряхлела бы под неимоверной тяжестью взаимной вражды и междоусобных войн. Чтобы этого достигнуть, нужно установить прочные отношения между Россией, Германией и Францией. Тогда образуется общий континентальный союз…, иначе Европа и отдельные страны, ее составляющие, рискуют очень большими невзгодами» [Витте, 1960: 123]. Не прошло и 30 лет как это предостережение сбылось: в июле 1914 г. в Европе началась война, стоившая жизни почти 20 млн. человек. Но потребовалась еще одна, более кровопролитная война, унесшая более чем вдвое больше жизней, прежде чем Западная Европа, утратившая в результате этих войн лидирующее положение в мире, признала, наконец, необходимость интеграции. Этот начавшийся в 1950-е гг. процесс не разрушил культурного своеобразия различных регионов и этносов Европы, но значительно усилил ее позиции в мировом хозяйстве и, соответственно, ее политическую роль.
5 Развитие процессов регионализации приводит к следующему этапу – к экономической интеграции всего Евро-Азиатского континента. В решении этой более масштабной и более сложной задачи огромная роль принадлежит России, перед которой встает ряд проблем, связанных с определением идентичности, места в новой конфигурации мира, выбором оптимальных форм участия в этом процессе.
6 Современная Евразия от Исландии до Чукотки – это 3/4 населения планеты, 2/3 мирового ВНП и 4/5 мировых энергетических запасов. Контроль над Евразией становится ключевой проблемой современной мир-системы и ее хозяйственного развития, что обосновывается в большинстве социально-политических теорий и подтверждается практикой. Именно на ее территории происходят в последние десятилетия основные события, определяющие новую конфигурацию мир-системы. Сложилась традиция считать «евро-азиатский континент зоной разворачивающегося геополитического и геокультурного противостояния между Западом и Востоком» [Freire, Kanet, 2010: 29]. В то же время глобальные вызовы, усиливающие рискогенность мир-системы, делают Евро-Азиатский мега-регион естественным и незаменимым пространством для снижения риска столкновения цивилизаций и разрешения противоречий между Западом и Востоком [Нойманн, 2004].
7 С XVIII в. в общественном и научном дискурсах дихотомия Запад-Восток постоянно используется для описания различий между европейской (христианской) и азиатскими цивилизациями. Данная дихотомия является не столько географической, сколько культурологической, так как границы Запада и Востока очень условны. Исторически Азию относят к Востоку, а Европу, Америку и Австралию – к Западу. Да и восточные границы самой Европы как культурные, так и географические, также являются в значительной мере условными [Конрад,1972]. В то же время экономическая интеграция приобретает все более реальные масштабы с ростом объема товарооборота между Европой и Азией.
8 Неизбежность объединения Евро-Азиатского континента была высказана геополитиками задолго до эпохи глобализации. Академик В.И. Вернадский писал в 1920 г., что «Евразия в старом смысле слова подразделяется уже не на Европу и Азию, а является единым континентом, или собственно Евразией» [Вернадский, 1991: 178]. «Самым крупным и самым важным поворотом в современной мировой политике, – вторил Вернадскому уже в начале 1930-х гг. К. Хаусхофер, – несомненно, является формирование мощного континентального блока, охватывающего территорию Европы, Северной и Восточной Азии» [Хаусхофер, 2001: 269].
9 Еще раньше это было поэтически предсказано Р. Киплингом в знаменитой «Балладе о Востоке и Западе» (1889 г.), во время расцвета Британской империи и тотального господства Европы в мире, когда Восток находился в полной (колониальной или полуколониальной) зависимости от Запада. Констатируя цивилизационное противостояние в начале баллады («Восток есть Восток, Запад есть Запад, и с места им не сойти…»), британский поэт далее обосновывал свое предвидение о неминуемом их единстве: «Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает».
10 Прошло 130 лет, и Восток действительно стал по многим параметрам таким же сильным, как и Запад: Индия сравнялась с Великобританией по объему ВВП, Япония и Южная Корея занимают лидирующие позиции в мире по многим направлениям технического прогресса, а Китай, совершив за последние 40 лет мощный экономический рывок, постепенно догоняет США. Различия – национальные, родовые – в нынешнем глобализующемся мире все в меньшей степени являются преградами для сближения.
11 Особенности социальных пространств евроазиатской интеграции. Процессы экономической интеграции Европы и Азии стали возможными только после окончания холодной войны, поскольку объединение частей материка требует определенного уровня их социальной гомогенности. Это было достигнуто с окончанием идеологического противостояния и переходом социалистических стран Восточной Европы и Азии к рыночной экономике. Жесткую регламентированность идеологической сферы, где компромиссы невозможны, как невозможны и региональные объединения противоборствующих государств, сменила экономическая, имплицитно содержащая в себе гибкость, договороспособность и компромиссы.
12 Тем не менее проблемы межкультурных отношений остаются существенными и многообразными. Они возникают в различных областях экономического сотрудничества (коммуникация и переговоры, использование персонала, преференции, маркетинг, принятие решений, процедура заключения договоров и т.д.). «Дифференцированность пространств возникает благодаря дифференцированности обществ, пространственная организация – это калька социальной организации» [Durkheim, 1960: 17]). К тому же выводу приходил П. Бурдье, который рассматривал территорию государства как пространство социальных изменений, указывая на тенденцию «транслировать его в пространство физическое, так что все особенности социального пространства выражаются в физическом пространстве, присваиваемом как овеществленное социальное пространство» [Bourdieu, 2000: 134].
13 В процессе экономического сближения двух частей континента их культурные отличия проявляются особенно наглядно. Возникшие в Европе после войны интегративные процессы – внутрицивилизационные, они охватывают страны, принадлежащие к одной (христианской) цивилизации. Начавшаяся на полвека позже интеграция между Европой и Азией является межцивилизационной, поскольку в странах Евразии христианские ценности взаимодействуют с исламскими, буддистскими, индуистскими, конфуцианскими и многими другими.
14 Признаки хозяйственного объединения континента геополитики фиксировали с конца 1990-х гг., указывая в то же время на различия менталитетов европейцев и азиатов [Тросби, 2018]. В связи с этим, например, в документах, относящихся к экономическому сближению Азии и Европы, азиатские эксперты и политики избегают употребления термина «интеграция», который воспринимается как «слишком европейский», вызывающий аллюзии с «надгосударством». Ими чаще используется термин «регионализация», что вполне адекватно отражает суть происходящего процесса. Есть различия и в восприятии такой базовой ценности как национальный суверенитет. В Европе значительно раньше, чем в Азии, произошла этнокультурная консолидация, закончившаяся образованием национальных государств. Если в общественном сознании Западной, а затем и Восточной Европы уже признана определенная ограниченность и экономическая неэффективность национального суверенитета, то Азия все еще находится в процессе его дальнейшего упрочения. Здесь идея интеграции сосуществует с идеей сильного национального государства, что трудно воспринимается европейцами, которые, в свою очередь, по мнению азиатов, злоупотребляют идеей наднациональности. В Азии делегирование части государственных функций наднациональным институтам пока еще неприемлемо, так как вызывает аллюзии колониализма. В отличие от европейской, евро-азиатская интеграция значительно менее универсальна, избирательна, с дозированным участием в сотрудничестве. Движение к экономической целостности Евразии осуществляется под строгим контролем правительств, с делегированием международным органам только некоторых экономических функций, что определяет осмотрительность и последовательность интеграционного процесса [Байков, 2007: 10].
15 Различия между Западом и Востоком отражены и в социальной динамике. Скорость общественных процессов в Азии соответствует неспешным ритмам Востока, контрастирующим с динамичностью Запада. Принятие управленческих решений на Востоке – длительный процесс, включающий ряд последовательных итераций. Это контрастирует с процессами европейской интеграции, приведшей ЕС к серьезным потерям «из-за периодических спазмов забегания вперед» [Байков, 2007: 11]. В частности, в 2000-2010-х гг. это стало причиной сначала глубокого финансового кризиса из-за поспешного расширения еврозоны, а затем миграционного кризиса, вызванного столь же поспешным расширением шенгенской зоны, что привело ЕС к расколу.
16 Впрочем, можно привести и позитивные примеры, характеризующие европейскую динамику, в том числе и в рамках сближения Запада и Востока. Так, договор о строительстве КВЖД, протяженностью в 2 537 км, был подписан в Москве 3 июня 1896 г. и, несмотря на десятимесячный перерыв в строительстве, вызванный Боксерским восстанием, уже через 5 лет, 18 июля 1901 г., по трассе прошел первый поезд. Вклад России следует считать историческим: вместе с Транссибом это была первая железнодорожная магистраль, которая соединила Европу и Азию. Этот почин России в советскую эпоху продолжен строительством БАМа, а в XXI веке подхвачен Китаем. Летом 2013 г. председателем КНР Си Цзиньпином во время его визита в Казахстан была выдвинута идея создания скоростных сухопутных транспортных коридоров между Китаем и Западной Европой. Китайский мегапроект «Один пояс – один путь» (его называют также Новым шелковым путем) – это пока лишь широкомасштабный экспертный и политический дискурс, в котором помимо ЕС и КНР активными участниками являются страны, входящие в ЕАЭС, ШОС и АТЭС. Россия входит во все эти международные объединения, а в ЕАЭС является инициатором и главным участником.
17 Транзитный потенциал российского социального пространства. Тенденции глобальных процессов показывают, что рост мировой торговли опережает рост мирового производства, а значение транспортных коммуникаций имеет тенденцию превысить роль центров добычи сырья и промышленного производства.
18 В процессах создания региональных объединений доминирует принцип соседства – пространственный фактор, содействующий сотрудничеству и минимизирующий затраты на грузоперевозки. Путь равных по силе Запада и Востока навстречу друг другу, «лицом к лицу», осуществляется через Россию, которая соединяет двух важнейших акторов, формирующих новую конфигурацию современной мир-системы, – Евросоюза и Китая, что делает ее основополагающим элементом этого процесса.
19 Оценивая уникальность географического положения России, геополитики, начиная с ее классика Х. Маккиндера, определили нашу страну как «Хартленд» – «географическую ось истории», «осевое государство», «сердцевину», «мост», соединяющий гигантский Евро-Азиатский континент. По его мнению, еще в начале ХХ в. «колумбова эпоха» доминирования морских держав подходила к концу, геополитическая роль Хартленда должна была возрастать с развитием сети трансконтинентальных магистралей, которые составят конкуренцию флотам морских держав и приведут к превосходству континентальных держав над морскими. В январе 1904 г. в докладе Британскому географическому обществу Маккиндер утверждал, что «железные дороги играли, главным образом, роль придатка океанской торговли. Но теперь трансконтинентальные железные дороги изменяют положение сухопутных держав, и нигде они не работают с большей эффективностью, чем в закрытых центральных районах Евро-Азии» [Mackinder, 1904: 24–25]. Впоследствии он внимательно следил за ходом строительства Транссиба и КВЖД, подтверждающего практикой его концепцию [Романов, 1928: 32].
20 Для понимания важности создания скоростной сухопутной магистрали от Дальнего Востока до Западной Европы надо помнить, что в настоящий момент в торговле между Востоком и Западом всецело доминируют морские грузоперевозки. В 2021 г. российские перевозки по Транссибу составили лишь около 2% от объема грузопотоков через Суэцкий канал. Но с ростом товарооборота между Европой и Азией ситуация будет меняться.
21 Преимущества железнодорожных перевозок между странами АТР и ЕС связаны с относительно низкими транзитными возможностями Индийского океана, ограниченными пропускной способностью Малаккского пролива и Суэцкого канала. Рост величины судов-контейнеровозов уже достиг предела, их аварии в Суэцком канале (например, в марте 2021 г.) ведут к чудовищным пробкам. Сухопутные коммуникации более перспективны, поскольку кардинально сокращают сроки доставки грузов – с 35-45 до 4-5 суток1. К этому можно добавить и бόльшую безопасность сухопутной доставки грузов.
1. Современные высокоскоростные магистрали – это электрифицированные двухпутные железнодорожные линии для эксплуатации поездов со средней скоростью не менее 300 км/час.
22 Транзит через Россию имеет два варианта. Первый связан с маршрутом Западный Китай – Казахстан – Россия – Западная Европа. Второй идет севернее, параллельно Транссибу, его преимущества – в заинтересованном участии еще одного из лидеров мировой экономики, Японии. Транзит через Россию имеет еще одно преимущество: КВЖД в Китае, как и железные дороги Монголии, Финляндии и всех постсоветских стран, находятся в пространстве «русской колеи» (1520 мм). По расчетам экономистов, оба варианта в течение 7-8 лет могут обеспечить окупаемость. Правда, существуют проекты и альтернативных южных вариантов нового евро-азиатского транспортного коридора – в обход России через Иран и Турцию.
23 Таким образом, в экономическом сближении Запада и Востока определяющим фактором становится железнодорожный транзит, что делает Россию «мостом», соединяющим в единое целое континент уже на практическом, операциональном уровне. У России появилась, наконец, возможность конвертировать свою двухконтинентальность в реальные экономические результаты, что требует развития транспортной инфраструктуры и поддержания добрососедских отношений с Казахстаном и центральноазиатскими странами, которые вместе с Россией образуют «сердцевину» Евразии. Бжезинский называл такие государства «геополитическими центрами, чье значение вытекает не столько из их силы, сколько из их местоположения» [Бжезинский, 2010: 55].
24 Зарубежные геополитики считают влияние России основным структурирующим компонентом региональных отношений с расположенными вдоль южных границ России постсоветскими странами, определяющими безопасность стержневой части материка. Так, профессор Лондонского Имперского колледжа Н. Контесси подчеркивает, что «государства этого региона по-прежнему смотрят на мир через призму России» [Contessi, 2015: 237].
25 Культурно-исторический потенциал российского социального пространства. Международные хозяйственные отношения всегда имеют значимую (часто и решающую) социокультурную компоненту, поскольку экономическое взаимодействие между государствами – это не только логистика, безопасность, коммуникации, инфраструктурное обеспечение, но и, прежде всего, люди с их сознанием и деятельностью, обеспечивающие выполнение этих функций. В этой связи необходимо обратить внимание на одну из особенностей психологии русских как базового этноса России – на их высокую адаптивность к чужой культуре, умение существовать в многоцивилизационной среде. В процессе взаимодействия Запада с растущим экономическим и демографическим потенциалом Востока это качество будет особенно востребованным.
26 Русское государство, рожденное в Европе в IX в. и с принятием в X в. христианства вошедшее в европейское культурное пространство, никогда не прерывало связи с Европой. Заслуги России в победе над Наполеоном и Гитлером сделали ее роль одной из определяющих в политическом устройстве Европы, начиная с создания по инициативе Александра I в 1815 г. Священного союза до Ялтинского мира в 1945 г. И сегодня Россия, наряду с ЕС, формирует экономическое, политическое и культурное пространство Европы.
27 Располагаясь на восточных рубежах Европы, Россия в своей более чем тысячелетней истории постоянно взаимодействовала с азиатскими народами. Мусульманские (татары, башкиры, кавказские этносы) и буддистские (калмыки, буряты, тувинцы) народы, обладая территориями компактного проживания, не утратив идентичности, активно участвовали в общественной жизни России. Высокую роль в развитии России играли и представители западноевропейских народов (например, остзейские и поволжские немцы).
28 Социологи подчеркивают значение многообразия и интенсивности коммуникаций для формирования смыслового комплекса социального пространства, в единстве которого культурная компонента играет определяющую роль [Бергер, Лукман, 1995]. В этой связи следует обратить внимание на то, что многонациональность и многоконфессиональность России создали традиции гармоничного взаимодействия культур и цивилизаций. Просторы России всегда были местом диалога великих культур Европы и Азии (см., например, [Гумилёв, 1993]). По мере сближения Запада и Востока ценность уникального российского опыта будет возрастать.
29 Общепризнанным является вклад России в европейскую культуру. Но у нашей страны есть и другая не менее важная заслуга: осваивая азиатскую часть своей территории, Россия расширила европейское цивилизационное пространство до Тихого океана. Это дало основание одному из создателей Евросоюза Ш. де Голлю более чем полвека назад указать на необходимость продолжения процесса европейской интеграции до создания «Большой Европы – от Лиссабона до Владивостока».
30 Освоение азиатских территорий российскими землепроходцами, происходившее с XVI по XIX вв., представляют разительный контраст с быстрой и жестокой колонизацией испанскими конкистадорами Южной и Центральной Америки и еще больший – с завоеванием европейцами Северной Америки, сопровождавшимся геноцидом местного населения. При освоении восточных территорий (Сибири и Дальнего Востока) русским экспедициям и казакам нередко приходилось применять силу, но в целом процесс присоединения к России огромной азиатской территории был относительно мирным. Христианизация языческих народов проходила без острых конфликтов, а буддистские и мусульманские конфессии не только полностью сохранили свое положение, но и получали государственную поддержку. Так, постройка мечетей и дацанов в Российской империи часто производилась за счет государственной казны. Это означало, что христианское государство относится с уважением к другим конфессиям, оказывает им помощь.
31 В контексте сближения Европы и Азии у России есть еще одно важное преимущество. Оно связано с тем, что как природные условия, так и пространственное расположение государства во многом определяют психологию его населения.
32 Россия, балканские и пиренейские государства, являясь приграничьем Европы, испытывали постоянное давление восточных соседей. Испания 700 лет находилась под полным или частичным владычеством арабов, более 500 лет балканские народы находились под властью Османской империи, Россия была под Золотой Ордой почти 250 лет. Приняв на себя удар с Востока, народы приграничья защитили географический центр Европы, ядро европейской цивилизации. Цена, которую заплатили эти народы, особенно восточного приграничья, оказалась тяжелой – отставание от стран европейского ядра в общественном развитии. В то же время постоянная борьба с завоевателями закалила их характер. То обстоятельство, что русские, да и вообще славяне, способны лучше переносить трудности, по достоинству оценено в Западной Европе. Папа Иоанн Павел II приводит показательное в этом плане суждение Государственного секретаря Святого Престола кардинала Агостино Казароли: «Господь Бог попустил, чтобы эксперимент зла, каким является коммунизм, пал на вас… А почему он это попустил? Нас на Западе пощадили, возможно, потому, что мы, на Западе Европы, не выдержали бы подобного испытания, а вы – выдержите» [Иоанн Павел II, 2005: 203].
33 Это признание особенно ценно в условиях сближения европейской цивилизации с азиатскими. Как показывает современная практика, сомнения в том, что Западная Европа в состоянии защитить европейскую цивилизацию от деформации под влиянием миллионов инокультурных мигрантов, становятся все более обоснованными. Восток Европы, где большинство населения составляют славянские народы, обладает бόльшим иммунитетом к внешнему культурному давлению. Это качество наглядно проявилось, например, во время миграционного кризиса, постигшего ЕС в 2015-2018 гг., когда страны Восточной Европы заняли более твердую позицию по сравнению с излишне толерантной Западной Европой.
34 Отношения с Евросоюзом, несмотря на перемены политической конъюнктуры (противостояние – взаимопроникновение, отталкивание – притяжение, отрицание – признание), были и остаются важнейшими для России, а европейский вектор является основополагающим в стратегии общественно-исторического развития нашей страны. Это происходит не только потому, что как национальное государство Россия возникла и формировалась в течение многих веков в европейском культурном пространстве, но еще и потому, что ни с кем из основных субъектов мировой системы, включая США, Китай, Индию, мусульманский мир, у России нет и не будет так много общих интересов, как с Европой, какие бы идеологические повороты не возникали. Ф.М. Достоевский дал точную формулу нашей идентичности: «у русского человека две Родины – Россия и Европа».
35 В 2013 г., до введения антироссийских санкций, Евросоюз обеспечивал России 52% внешнеторгового оборота, 67% иностранных инвестиций и 80% высоких технологий [Россия в цифрах, 2014: 16]. И сегодня ЕС, несмотря на санкции, – незаменимый экономический партнер России, особенно в условиях возрастания роли восточного направления нашей внешней политики, поскольку чем теснее сотрудничество России с Евросоюзом, тем выше ценность России для азиатских государств и, прежде всего, для Китая.
36

А у ЕС есть точно такие же геополитические интересы к России. Как заметил в 2017 г. глава Еврокомиссии Ж.-К. Юнкер, «в начале ХХ века 25% человечества были европейцами, сегодня их менее 9%, в конце века мы будем представлять 5% или 4% мирового населения». Юнкер назвал снижение роли ЕС «большим недостатком будущей Европы, против которого можно бороться лишь всем европейским странам вместе»2. Действительно, без России, занимающей 35% территории Европы и 30% территории Азии, Европа рискует превратиться в маленькую оконечность огромного Евро-Азиатского материка и утратить свою высокую значимость в мире. Эту опасность осознают европейские аналитики. Так, современный французский теоретик геополитики Э. Шопрад обосновывает необходимость «европейского движения к Евро-Азии с Россией в центре единого континента». Являясь одним из самых последовательных евроцентристов в Европарламенте, Шопрад полагает, что «судьба Европы в геополитическом раскладе будущего многополярного мира во многом зависит от России как от главного игрока в центре Евро-Азии» [Chauprade, 2007: 293].

2. Юнкер: доля Евросоюза в мировом ВВП и его влияние будут уменьшаться (2017). URL: >>>> (дата обращения: 05.04.2022).
37 Взаимодействие России с Китаем насчитывает значительно меньший период. Оно началось в конце XVII в., когда Россия стала осваивать азиатскую часть своей территории, где к началу XX в. были созданы крупные промышленные центры и проложены коммуникации. Когда в начале ХХ в. Россия находилась на экономическом подъеме, то широко обсуждался даже проект «Желтороссии» – совместной российско-китайской территории в северной Маньчжурии, рассчитанный на переселение русских казаков и крестьян с одновременным проведением миссионерской деятельности среди китайского населения. «Если у нас есть малая Россия, белая Россия, почему бы не быть желтой России?», писал тогда русский этнограф И. Левитов [Левитов, 1905: 29]. Из-за поражения России в русско-японской войне 1904–1905 гг. проект Желтороссии не состоялся, но его «отголоском» стал русско-китайский Харбин, ставший в 1920–1940-е гг. одним из главных центров «белой» эмиграции. Глубина российско-китайских взаимосвязей основана, таким образом, на богатом историческом опыте диаспор – китайской в России, российской в Китае [Симонян, Кочегарова, 2019].
38 В 1950-1960-х гг. наша страна сыграла основополагающую роль в индустриализации Китая, оказав безвозмездную помощь в строительстве сотен промышленных предприятий и подготовке тысяч специалистов. Пограничные советско-китайские конфликты конца 1960-х остались, к счастью для обеих стран, мимолетными событиями минувших дней. Сегодня многочисленные китайские предприниматели успешно осваивают российский рынок (особенно в приграничных с КНР районах), Китай является основным партнером России среди стран Азиатско-Тихоокеанского региона, что особенно важно в условиях усиливающихся в последнее время антироссийских экономических санкций.
39 Заключение. Развитие глобализации придает формированию Евро-Азиатского мега-региона необратимый характер. В этом набирающем силу процессе исследование социально-экономического взаимодействия Европы и Азии становится фундаментальной научной проблемой, решение которой лежит в сфере социологии пространства, рассматривающей территорию и ее социум как целостность.
40 Г. Зиммель, описывая взаимодействие пространств «со своей субстанцией и деятельностью», акцентировал внимание на том, что «некое движение или модификация», осуществляющиеся в одном и другом, происходит между ними. На этой основе возникла концепция промежуточных пространств – мезо-систем, свойствами которых обладает Россия [Симонян, 2010]. Для социологии пространства, считал Зиммель, понятие «между» (das Zwischen) является центральным. Еще одним центральным понятием является «исключительность» социального пространства – смысловой комплекс, означающий уникальное сопряжение социального института с определенной территорией: никакой однородный социальный институт (государство) не может занимать то же самое место [Зиммель, 1990: 638]. Действительно, кроме России нет другого государства, которое одновременно граничит с Евросоюзом и КНР, нет и другого европейского государства, обладающего многовековым опытом тесного взаимодействия с азиатскими народами. Социальное пространство России поэтому не только становится важнейшим катализатором сближения Запада и Востока, но и открывает широкие перспективы для социально-экономического развития страны.
41 Российским обществом в последние десятилетия все острее осознается необходимость замены сырьевой модели, основанной на продаже природных ресурсов и препятствующей модернизации. Экономическая интеграция континента предоставляет возможность перехода от продажи сырья к оказанию транспортных услуг, что приблизит Россию к осуществлению новой индустриализации страны. Для решения этой задачи транзитная рента экономически значительно выгоднее сырьевой: транзитные государства обладают важными преимуществами, прежде всего, в возможности привлекать инвестиции заинтересованных сторон стран Востока и Запада для обеспечения быстрой и безопасной доставки грузов, что лежит в основе концепции Евро-Азиатской сухопутной транспортной системы. Это – экономический проект, но его осуществление опирается на социальные факторы и содержит реальные предпосылки важных социальных последствий, включая развитие сотрудничества стран Евразии на основе общих экономических интересов.

Библиография

1. Байков А.А. Интеграционные маршруты Западно-Центральной Европы и Восточной Азии // Международные процессы. 2007. № 3. С. 4–17.

2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медиум,1995.

3. Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 2010.

4. Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. М.: Наука, 1991.

5. Витте С.Ю. Воспоминания. В 3-х т. Т. 2. М.: Соцэкгиз, 1960.

6. Гумилёв Л.Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. М.: Экопрос, 1993.

7. Зиммель Г. Избранное в 2-х тт. Т. 1. Философия культуры. М.: Юристъ,1990.

8. Иоанн Павел II. Память и идентичность // Россия в глобальной политике. 2005. № 2. С. 202–207.

9. Конрад Н.И. Запад и Восток. М.: Наука, 1972.

10. Левитов И.С. Желтороссия как буферная колония. СПб: типография инженера Г.А. Бернштейна.1905.

11. Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004.

12. Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892–1906). Л.: Восточный институт, 1928.

13. Россия в цифрах. 2014. Краткий статистический сборник. М.: Росстат, 2015.

14. Симонян Р.Х. Теория мезосистем применительно к региону // Социологические исследования. 2010. № 5. С. 51–62.

15. Симонян Р.Х., Кочегарова Т.М. Российская диаспора в Китае, китайская диаспора в России: исторический и политэкономический аспекты // Горизонты экономики. 2019. № 2. С. 92–99.

16. Тросби Д. Экономика и культура. М.: ВШЭ, 2018.

17. Филиппов А.Ф. Социология пространства. СПб.: Владимир Даль, 2008.

18. Хаусхофер К. О геополитике: работы разных лет. М.: Мысль, 2001.

19. Alexander J. Contradictions: The Uncivilizing Pressures of Space, Time and Function // Soundings. 2000. Vol.16. P. 96–112.

20. Bourdieu P. Pascalian Meditations. Cambridge: Polity Press, 2000.

21. Chauprade A. Géopolitique – Constantes et changements l’histoire. Paris: Ellipses, 2007.

22. Contessi N. Central Eurasia and New Great Game: Players Moves, Outcomes and Scholarship // Asian Security. 2015. No. 9. P. 27–34.

23. Durkheim Е. Les formes élémentaires de la vie religieuse. Paris: Presses Universitaires de France, 1990.

24. Freire M., Kanet R. Players and Regional Dynamics in Eurasia: The Return of the «Great Game». London: Palgrave Macmillan, 2010.

25. Krugman P. Geography and Trade (Gaston Eyskens Lectures). University of Michigan Press, 1992.

26. Lechner F. Simmel on Social Space // Georg Simmel. Critical Assessments. Vol. III. London and New York: Routledge, 1994. P. 96–101.

27. Lefebvre H. The Production of Space. Oxford UK & Cambridge USA: Blackwell. 1991.

28. Mackinder H. The geographical pivot of history // The Geographical Journal. 1904. No. 4. P. 11–34.

29. Therborn G. Knowledge and power // International Sociology. 2021. No. 5. P. 647–703.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести