<strong>Введение.</strong> Новая реальность, предъявляющая свои требования и вызовы, в то же время не настолько нова, чтобы полностью перечеркнуть традиционно волновавшие российское общество проблемы: скорее, она представляет их в непривычном ракурсе, придает им новое звучание и наполняет отчасти изменившимся содержанием. Одной из традиционных для российского социокультурного пространства является проблематика социальной справедливости. Рассматриваемое в наиболее общем ключе понятие справедливости представляет собой одну из ключевых категорий этики.

Справедливость, как и ряд других понятий этического спектра, содержательно связанных с общественной жизнью, находится на пересечении предметных полей философских дисциплин (в нашем случае этики) и социологической науки. Оставаясь по своей сущности этической категорией, в дисциплинарных рамках социологического знания справедливость предстает не как черта личности или индивидуальная добродетель, не как морально-этический идеал, а как социальная ценность, расположение которой в иерархии ценностей общества характеризует качество социального порядка, проявляющееся в социальном поведении и социальном самочувствии людей.

Значимостью этой ценности как одной из основополагающих в процессе культурной легитимации социального порядка обусловлена непреходящая актуальность именно социологического изучения проблематики справедливости в контексте трансформаций прошлого и настоящего, а также в свете утверждающейся в мире новой реальности. Нашей задачей в настоящей статье станет рассмотрение содержательной специфики изучения справедливости как базовой социальной ценности в условиях формирующейся новой реальности, изменяющей и человека, и общество.

<strong>Понимание справедливости в отечественной и мировой социологической традиции.</strong> Характерен интерес к исследованию социальной справедливости как ценности для российской социологии. В России осмысление справедливости не только находилось у истоков отечественной социологической науки, но и рассматривалось крупнейшими социальными мыслителями в качестве принципиального отличия русской социологической науки от западной. Так, Н.К. Михайловский рассматривал справедливость как один из аспектов правды наряду с истиной [Михайловский, 1897: 430]. Если под истиной в данном случае понимался гносеологический аспект понятия правды, то под справедливостью – его социально-антропологический аспект, находящий проявление в оценке субъектами качества социальных отношений. Михайловский полагал, и не без оснований, что русская социологическая мысль отличается от европейской главным образом концентрацией на субъективно-этическом аспекте социального познания и его связи с общественной практикой.

В этом Михайловский исходил из традиционного для российской культуры особого, эмоционально насыщенного отношения к справедливости как ценности. Можно без преувеличения сказать, что поиски справедливости в ее социальном измерении входят в российский социокультурный код, и это наложило отпечаток на методологические поиски отечественной социологии.

Речь не только о ключевой значимости категории справедливости для культуры русского мира, хотя и в этом смысле она имеет огромное значение. Общечеловеческий смысл и ценность, ассоциируемые с этой категорией, составляют необходимое условие нормальной жизнедеятельности общества. Любое взаимодействие людей, установление социальных связей между ними рождает запрос на упорядочение этих связей и взаимодействий на началах, соответствующих представлению об общем благе, и в соответствии с регулятивным принципом совместного бытия. Только такой социальный порядок на макроуровне воспринимается как легитимный, получает признание и одобрение сообщества.

Фундаментальность справедливости как социальной ценности обусловлена тем, что она оформляет связь между характером порядка в коллективе или обществе и духовно-нравственными принципами. Социальный порядок может коррелировать с духовно-нравственными ориентирами, заложенными в человека культурой, социализацией. Тогда он легитимирован в рамках этой культуры и рассматривается как справедливый, а может не коррелировать, в таком случае он будет держаться лишь на силе принуждения, вызывать явный или скрытый протест и интерпретироваться большинством членов общества как насилие и социальное зло. В социуме, в котором установленный порядок лишен культурной и нравственной легитимации, исчезает мотивация к созидательному труду и развитию, разрываются или деградируют горизонтальные социальные связи, утрачивается гражданское доверие. В такой ситуации возникает латентная тенденция к распаду социетального единства, поскольку оно скрепляется именно общими культурными и нравственными ценностями, определяющими коллективную идентичность в ее наиболее глубинных основаниях. Таким образом, справедливость является неотъемлемой ценностью именно социетального уровня, то есть той ценностью, которая обеспечивает обществу единство, воспроизводство, жизнеспособность.

Более того, справедливость как ценность по своему содержательному наполнению относится к сфере сакральных ценностей, наделенных архетипическим смыслом и выводящих человека и социум на высший уровень бытия, укореняющих их существование в онтологической полноте. Великие религиозные традиции мира оперируют этой категорией, связывая ее с запредельными истоками принципов нравственности и с вопросами воздаяния человеку за заслуги и наказания за нарушение высших принципов. Социальный запрос на справедливое устройство общества – отражение сакральных оснований культуры. Поэтому дефицит справедливости в функционировании общества не только тяжело воспринимается населением, но и стимулирует поиск идеи более справедливого социального порядка, в рамках которого индивид не ощущал бы с такой остротой угрызений совести за несоответствие жизненной практики требованиям нравственности. Представления о справедливости выступают, таким образом, мерилом не только «правильности» общественного устройства, но и оценки индивидом собственной жизни как соответствующей или не соответствующей лекалам, построенным культурой. Интимная сопряженность представлений о справедливости и оценки собственной личности такова, что человеку трудно, а подчас невозможно вынести зрелище откровенной несправедливости, настолько оно оскорбительно для его нравственного чувства и личностного достоинства.

Можно сказать, что справедливость как ценность - основа ценности социальных отношений и связей в восприятии индивида. Отношения, выстроенные заведомо несправедливо, не рассматриваются как ценные. В поисках более справедливого мироустройства осуществляются реформы и революции, замена элит, создаются и пропагандируются идеологии, объединяются и противостоят друг другу социальные группы. Мобилизационный потенциал коллективных представлений о социальной справедливости очень высок, чем определяется значимость этой категории для общества.

Как генетически восходящее к фундаментальной этической категории, представление о социальной справедливости прежде всего ассоциируется с некоторым идеальным положением дел, которое редко находит воплощение в практической жизни общества. П. Штомпка выделяет три отдельных уровня, на которых может обретать социальное проявление справедливость как идея и ценность. Это уровень общего нравственного принципа, имеющего регулятивный характер, т.е. диктующий социально одобренную или связанную с социальными ожиданиями форму поведения; уровень правовых норм, формально зафиксированных в законодательстве; уровень социальных практик, на котором непосредственно происходит реализация норм и принципов, отражающих и транслирующих идею справедливости в реальной жизнедеятельности общества, в социальных отношениях [Штомпка, 2017: 381–399; 384].

При этом, отмечают исследователи, в ценностно-этической природе категории «справедливость» заключена сложность работы с ней в социологическом предметном поле: «Для современной социологии феномен социальной справедливости и само понятие «справедливость» являются трудно идентифицируемыми, прежде всего потому, что включают в себя как ценностно-смысловой (когнитивный) компонент, который играет важную роль в обеспечении общественного консенсуса, так и реальные социальные практики, имеющие значение в управлении обществом» [Давтян…, 2018: 3]. Исследователи подчеркивают: «поскольку справедливость есть ценность идеальная, она не поддается точному измерению, и поэтому никакая формула справедливости, подобная формуле свободы, невозможна. В силу этих причин подход теоретической социологии к проблеме справедливости есть обобщение нравственного, философского, правового и прочих к ней подходов, а эмпирическая социология может исследовать лишь общественное мнение по поводу справедливости данного общества вообще или справедливости того или иного установления, института и т.д.» [Социальная справедливость…, 2014: 26]. О трудностях социологической концептуализации и операционализации понятия «справедливость» в силу его неоднозначности говорят и другие авторы: «Слово «справедливость» так широко используется во всех «жизненных мирах» (оказываясь одновременно конструктом «первого» и «второго порядка» в шютцевской модели), что ему крайне сложно дать однозначное концептуальное и операциональное определение в социологическом исследовании» [Троцюк, 2019].

Предложенная Штомпкой многоуровневая модель интерпретации понятия «справедливость» в определенной степени разрешает эти затруднения, поскольку выделяет и дифференцирует смысловые аспекты, работающие в социологическом поле, но имеющие разный потенциал операционализации. Тем не менее нам представляется, что такая классификация имеет ограниченную исследовательскую эффективность, хотя сама по себе важна, указывая на недопустимость прямого синкретического отождествления этих аспектов в эмпирических социологических исследованиях.

<strong>Социальная справедливость в новой теоретической оптике. </strong>Однако, говоря о встрече с новой реальностью макросоциального уровня, следует признать не только принципиальную сложность оперирования понятием «справедливость» в социологическом контексте, но и наличие новых трудностей, связанных с происходящими масштабными изменениями. В соответствии с этими изменениями усложняются критерии оценки социальных практик в терминах справедливости, а также требуют углубления и, возможно, переформатирования сами научные представления о справедливости.

Мы имеем основания говорить о новой реальности потому, что за последние десятилетия общество, коммуникативные практики, система социальных взаимодействий подверглись интенсивным изменениям и в результате стали существенно отличаться от прежних. Быстрые и радикальные перемены принесла компьютерная революция, резко расширившая возможности экономики, коммуникаций, образования и всех сфер общественной жизнедеятельности. Огромные экономические и социальные перемены несет с собой цифровизация, не только формирующая беспрецедентные новые возможности, но и создающая серьезные социальные риски.<strong> </strong>Модернизационные изменения в экономике, связанные с цифровизацией, могут отразиться на состоянии рынков труда, что, по мнению исследователей, «создает условия для подрыва принципов социальной справедливости при распределении трудовых доходов» [Ивановский, 2018], и это только один из социально-экономических аспектов новой реальности. Есть и социокультурные следствия, связанные, в частности, с прагматизацией мотивационных установок, деформацией функционирования институциональных механизмов социализации. Как отмечает С.Т. Сагитов, «цифровизация наглядно проявляется не только в экономических инструментах, таких как виртуальная валюта (в том числе биткоин) и блокчейн, но и в таком процессе, как, например, социализация личности» [Сагитов, 2019]. В социокультурном пространстве общества эпохи цифровизации виртуальное общение становится важнейшим агентом социализации, даже первичной, оттесняя родителей и учителей, расшатывая традиционные авторитеты и ценности. При этом технико-технологическое развитие, по оценкам некоторых экспертов, в условиях цифровой цивилизации будет стремительно нарастать и «выйдет на режим вертикального роста», настолько интенсивного, что уже невозможно и бессмысленно будет пытаться выделить в этой траектории непрекращающегося подъема периоды и фазы [Контуры современной реальности..., 2018: 321].

Исследователи обоснованно ставят вопрос о том, какие изменения этот неостановимый рост повлечет для социокультурной сферы, для цивилизационного развития, не станет ли он фактором упадка, и, в частности, деградации и трансформации системы ценностей, в том числе социетальных, таких как социальная справедливость? Не окажется ли развитие цифровых технологий и искусственного интеллекта фактором дегуманизации общества и утраты им социокультурного измерения, деструкции его ценностных оснований? Что в таком случае ожидает коллективные представления о справедливости и будут ли они что-нибудь значить в новой реальности?

Новой социальной реальности, формирующейся на наших глазах, должна соответствовать социологическая оптика, учитывающая и отражающая эту новизну. Решение или, по крайней мере, постановка проблем, выдвигаемых на первый план происходящими изменениями, возможны в рамках обновленной оптики. Значительный вклад в формирование новой социологической оптики, в рамках которой неравенства предстают дефектом, тормозящим развитие, внесла не только цифровизация, но и Интернет-коммуникация, создание социальных сетей и утверждение равенства не как политико-идеологической реалии, а как практической данности виртуального общения, специфика которого дает возможность игнорировать статусные и имущественные различия в пространстве электронной коммуникации. Одним из вариантов обновления социологической оптики является парадигма, предложенная акторно-сетевой теорией (АСТ).

Отличительной характеристикой акторно-сетевой теории является то, что она позволяет инкорпорировать в ткань мышления об обществе понятия и видение социума, почерпнутые из практики виртуальных взаимодействий или отражающие их специфику. Это касается в первую очередь ключевого понятия теории – «актор-сеть». Под актором-сетью имеется в виду звездообразное по конфигурации образование, состоящее из цепочек взаимодействий, соединяющихся в своеобразные пространственно-временные узлы. Текучие, непрерывно меняющиеся во времени взаимодействия, в которые вовлечены не только люди, традиционно рассматриваемые как субъекты социального действия, но и неодушевленные объекты, вещи, а также нечеловеческие живые существа, в акторно-сетевой теории составляют непосредственный предмет социологии. Речь идет о возникающих и исчезающих связях, за пределами которых нет никакого иного «социального» [Латур, 2014].

В рамках этой оптики открывается новая возможность возвращения социологии к решению не только научно-теоретических, но и социально-практических задач, связанных с совершенствованием коллективного существования людей, в том числе с утверждением равных и социально ответственных взаимодействий. Речь идет о сглаживании социального ландшафта и хотя бы относительном нивелировании жестких форм неравенств в их избыточности. Да и сама социологическая оптика, предлагаемая этой парадигмой, ориентирует на понимание неравенств как главного препятствия для построения адекватных форм коллективной жизни. При этом социологическая оптика АСТ элиминирует предпосылки восприятия неравенств как нормы, обусловленной вписанностью индивидуальных акторов в различные социальные макроконтексты, служащие своего рода теоретическим обоснованием неравенств.

Выравнивание социального ландшафта – термин, конечно, в первую очередь относящийся к смене теоретической оптики. В.И. Дудина в этой связи пишет: «Такое «выравнивание ландшафта» переводит внимание исследователей с двухуровневой модели «актора, помещенного в контекст», на одноуровневую модель социальной реальности как совокупности репликаций... Тем самым структура предстает как совокупность сходных действий, регулярно повторяемых и воспроизводимых многими акторами, т.е. как совокупность репликаций» [Дудина, 2021: 3-11].

Таким образом, в акторно-сетевой оптике социальная реальность видится одноуровневой, «плоской», а привычные для традиционной социологической оптики макроструктуры, производящие впечатление вместилища или рамочного контекста взаимодействий и потому перетягивающие на себя основное внимание исследователей, позиционируются как продукт «фигуративного воображения» социологов, теряют свое былое теоретическое значение и деконструируются.

Второй аспект «выравнивания ландшафта» - социально-практический, хотя и он находится в теснейшей связи с теоретическим. Именно этот аспект касается социальной справедливости в перспективе новой оптики. Подлежащие «сглаживанию» макроконструкции, в различных фигурациях определяющиеся как те или иные «социальные силы», создают иллюзию объективной необходимости существования «неровностей» социального ландшафта, то есть различного рода неравенств – социальных, ресурсных, культурных. В традиционной теоретической оптике социологии социальные неравенства воспринимались и осмысливались как неотъемлемое и неустранимое свойство социальных отношений. Упомянутая В.И. Дудиной элиминация фигуративных представлений о макроструктурах освобождает социологическое мышление от необходимости надстраивать над социальными взаимодействиями макросоциологическое обоснование существующих неравенств и репрессивных практик, направленных на их удержание.

Таким образом, разворот социологической оптики, осуществленный акторно-сетевой теорией, направлен в том числе на решение социально-практических задач. Социальные взаимодействия приобретают прозрачность, и при этом все их участники становятся равноценными, поскольку без любого из них разрушается вся сеть ассоциаций. На смену макроструктурам, создающим неровность социального ландшафта, в новой оптике приходят узловые центры, образуемые масштабным пересечением цепочек взаимодействий.

В такой социологической оптике приобретает иные контуры и процесс глобализации, который по мере своего развития и распространения меняет облик как фактор макросоциальных изменений, способствующий деструкции культурных кодов локальных традиций, продвигающий взамен коды и ценности, создаваемые унифицированной глобальной культурой. Глобализационные процессы не только способствуют продвижению модерна, отождествляемого с траекторией прогрессивного развития, но и – главным образом – приводят к образованию нового типа неравенств глобального уровня, по-своему разрушающих справедливость посредством формирования глобальных культурных, образовательных, экспертных элит и создания обширной периферийной зоны, отчужденной от принятия важнейших решений, про-инновационного творчества и развития. Сложность глобализационных процессов проявляется в их неоднозначности в отношении справедливости как ценности: с одной стороны, унификация предполагает как раз обеспечение справедливости через достижение гомогенности потребительских стандартов и равенства возможностей их реализации, гомогенности потребления произведений культуры; однако с другой стороны, в процессе глобализации закладывается самое несправедливое распределение доступа к принятию важнейших решений, к развитию и реализации человеческого потенциала обществ, оказавшихся в категории глобальной периферии. Анализируя глобализационные процессы в контексте справедливости как базовой ценности человечества, Н.О. Исмаилов отмечает: «Во все времена господствующие социальные силы пытались преподнести под видом справедливости то, что угодно сильнейшим и отвечает их интересам… На практике справедливость, провозглашаемая официально, в том числе в международных отношениях, является правом сильнейшего. При этом сильные мира сего, как правило, стараются идеологически обосновать свои несправедливые деяния, насилие в отношении других» [Исмаилов, 2015]. Идеологическое и политтехнологическое манипулирование понятием справедливости, однако, не исчерпывает собой трудности осмысления содержания справедливости как ценности в современном мире. В уравнительном понимании справедливость как раз и предстает как всеобщая унификация – и в потребительском, и в социокультурном смысле. Такое «распределение благ» может видеться как основанное на принципах справедливости. Однако более глубокое и многомерное понимание предполагает признание индивидуального своеобразия этносов, социумов, групп, не укладывающегося в унификационную схему. Новая реальность во многом характеризуется осознанным стремлением обществ к пересмотру системы унифицированных («общечеловеческих») ценностей, в контексте которой сформировалось унифицированное представление о справедливости. И правы исследователи, отмечающие возросшую в условиях развертывания современных тенденций глобализации актуальность изучения «этнической и общей справедливости» [Гагаев, 2020: 29–30].

В этом контексте первостепенное значение приобретает измерение справедливости, связанное с социокультурным воспроизводством, признанием справедливым такого положения вещей, когда любое локальное этнокультурное сообщество имеет возможность беспрепятственного воспроизводства специфики своей коллективной идентичности. Такое понимание справедливости основывается на признании ценности всех этносов, социальных групп, сообществ, значимости обеспечения сохранения и воспроизводства каждой локальной культуры.

Проблемы, создаваемые глобализацией и сопряженной с глобализмом культурной унификацией, в акторно-сетевой оптике решаются в контексте выравнивания социального ландшафта - посредством замены «паноптикума» (единственной привилегированной точки обзора) на множество «олигоптикумов» (равностатусных локальных точек) [Латур, 2014]. В таком видении оптические позиции различных субъектов обретают возможность выражения локального миропонимания, своих целей и интересов за счет отказа от единственной доминирующей позиции. В итоге получается нечто схожее с моделью «многополярного мира» в геополитике: отходит на задний план борьба за доминирующий нарратив, возвращается позиция внимательного сберегающего отношения к каждому участнику сети взаимодействий.

Специфическая черта акторно-сетевой теоретической оптики – самопозиционирование социолога как протоколиста высказываний и оценок акторов, которые абсолютно свободны в построении собственных объяснительных конструкций. Оценка соответствия установленного порядка социальных отношений и взаимодействий критериям социальной справедливости в этой оптике предполагает применение акторами собственных критериев оценки, вытекающих из их видения мира, их собственных «метафизик» [Латур, 2014]. Этому подходу присуща открытость не только как готовность принять и осмыслить касающиеся социальной справедливости представления и объяснительные версии акторов, но и как понимание принципиальной незавершенности сложившегося образа мира и социальных взаимодействий, возможности пересмотра концепций и представлений, которые на сегодняшний день воспринимаются как фактически неоспоримые. В этом смысле социолог, в соответствии с классической рекомендацией Аристотеля, должен начинать свое исследование с удивления, а не с некоторых готовых истин, принимаемых как аксиомы. Открытость исследования как методологический принцип требует обращения к изучению тех аспектов реальности, которые еще не обрели завершенного образа в процессе познания и способны вызывать научные дискуссии. Подобные «дискуссионные реалии», в отличие от «фактических реалий» [там же], позволяют исследователю найти доступ к актуальным процессам и их интерпретации самими вовлеченными в них акторами.

Несмотря на то что в АСТ понятие «дискуссионных реалий» относится скорее к субъектно-объектным комплексам, вовлеченным в процессы взаимодействия, нам представляется возможным заимствовать его как элемент методологии изучения восприятия социальной справедливости. Социальная справедливость как ценность в аксиологической иерархии общества и в системе социетальных ценностей по своей сути, полагаем, может рассматриваться как одна из «дискуссионных реалий» уже в силу того, что общество, в особенности российское, неоднородно и в значительной мере поляризовано, что приводит к формированию и циркулированию в различных сегментах различающихся коллективных представлений и оценочных критериев. Дискуссионности добавляет и то, что, как подчеркивает И. Троцюк, «на современном этапе в научном пространстве ведутся активные поиски по построению адекватной модели российского общества» [Троцюк, 2019], а в этих поисках необходимо ориентироваться на восприятие населением справедливости как ценности и на оценке идущих процессов с точки зрения их соответствия архетипическим в своей основе представлениям о справедливом. Тем более важным является исследование представлений о справедливости в различных социально-практических срезах, социальных и этнокультурных группах, сопоставление и анализ выявленных представлений респондентов. В условиях полиэтничного общества и в эпоху глобализации особую значимость приобретает исследование коллективных представлений различных этнических групп о социальной справедливости в межэтнических отношениях. Представленный в работах Ф.С. Файзуллина подход позволяет «проанализировать комплексную национальную составляющую социальной справедливости и предлагает отталкиваться от представлений о социальной дифференциации социальных субъектов и неравенства в социальном положении того или иного этноса как социальной группы [Социальная справедливость…, 2014: 245].

Исследование межэтнических<strong> </strong>отношений с точки зрения реализованности в них принципа справедливости в акторно-сетевой оптике приобретает новые перспективы, что связано главным образом с изменившимся пониманием этнических групп и вообще социальных групп как таковых, и с новым видением реальности социальных взаимодействий как таковой. «Мир – не твердый континент фактов, – пишет Б. Латур, – куда вкраплено несколько озер неопределенности, а широкий океан неопределенностей, где пестреют несколько островов градуированных и стабилизированных форм» [Латур, 2015: 337]. В этом видении группы, в том числе и этнические, приобретают текучесть и неопределенность границ, проявляя себя не столько через политические и идейные конструкции, сколько через взаимодействия и практики повседневности. В повседневных взаимодействиях, ориентированных не на идеи и ценности, а на прагматику, справедливость как ценность может находить проявление в распределении разнообразных жизненных ресурсов, влиянии тех или иных групп на текущие события¸ отношениях с местными властями, наличии/отсутствии преференций в сфере торговли, в обеспечении возможностей для конкретных этнических групп к воспроизводству своих культурных традиций и в целом этнической идентичности.

Иными словами, место справедливости как ценности в таком контексте должно оцениваться через призму реальных практик, а не политических деклараций. С другой стороны, именно через исследование уровня реализации коллективных представлений о справедливости раскрываются характеристики наличного социального порядка.

В ходе осуществленного в 2021 г. в ряде южнороссийских регионов социологического исследования нами выявлены и систематизированы коллективные представления проживающих в этих регионах этнических групп о справедливом социальном порядке и межэтнических отношениях [Волков и др., 2021]. На основании полученных результатов было установлено: представители всех без исключения этнических групп, проживающих на Юге России, демонстрируют в своих ответах, что социальная справедливость ассоциируется у них преимущественно с реализацией равенства социальных условий и возможностей вне зависимости от этнической принадлежности. При этом чем более полиэтничным является регион проживания, тем более остро переживается представителями этнических меньшинств проблема обеспечения равных условий поддержания и воспроизводства этносоциокультурного своеобразия. Кроме того, обращает на себя внимание стремление респондентов проявлять объективность в оценке состояния межэтнических отношений в терминах справедливости-несправедливости, заинтересованность не столько в благоприятном позиционировании своей этнокультурной общности, сколько именно в равенстве условий и возможностей социокультурного воспроизводства и развития для всех.

Это свидетельствует о том, что в представлениях россиян, принадлежащих к различным этническим группам, справедливость как ценность увязывается главным образом с идеей и идеалом равенства и взаимного уважения, но не в контексте всеобщей социокультурной унификации, предлагаемой глобализмом. Справедливость рассматривается респондентами как важнейшее условие выстраивания равных и уважительных межэтнических отношений, преодоления следового влияния социокультурных травм прошлого, связанных с историческими коллизиями и конфликтами. Исследование показало, что респонденты видят конкретные проявления несправедливости в гораздо большей степени в сфере социальных, а не межэтнических отношений, связывая их с существующими социальными противоречиями.

<strong>Итоги исследования</strong> говорят о сохраняющейся дискуссионности темы справедливости в современном российском обществе, незавершенности и многообразии коллективных представлений о справедливом социальном порядке, и в то же время – о сохраняющейся значимости справедливости как базовой социальной ценности, идеала, в соизмерении с которым оцениваются происходящие в обществе изменения.

Отсюда следует, что изучение коллективных представлений о справедливости как ценности в условиях изменяющейся реальности может быть более эффективным благодаря включению в методологический арсенал исследователей элементов новой теоретической оптики, разработанной в акторно-сетевой теории.