Везде
Общество как медиационный субъект социального развития (к методологии межсубъектного диалога)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Общество как медиационный субъект социального развития (к методологии межсубъектного диалога)
Аннотация
Код статьи
S013216250022302-5-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Давыдов Алексей Платонович 
Аффилиация: Институт социологии ФНИСЦ РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Номер 9
Страницы
3-13
Аннотация

В статье приводятся определения субъекта социального развития в социальной эпистемологии, в социокультурном анализе социальной динамики России, в концепции экономической социодинамики, в представлении о многомерности социальной мобильности, в концепции «высвобождения» управления из-под власти синкрезиса «власть-управление-собственность», в социально-управленческой концепции проблематики субъектности. Обосновывается анализ субъектности развития через взаимосвязанность понятий: «субъект социального развития» и «медиация». Приводятся две стороны медиационного процесса: разрушительной, которая возникает, когда субъект, начавший переход от старого к новому, оказался неспособным его завершить, и созидательной, когда переход завершается формированием третьего смысла как альтернативы исходным смыслам.

Ключевые слова
социальное развитие, субъект, середина, мера, медиация, межсубъектные отношения, оппозиция «культура – общество», диалог
Классификатор
Получено
28.09.2022
Дата публикации
29.09.2022
Всего подписок
3
Всего просмотров
27
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1 «Медиация» (от mediana – лат. середина; mediation – англ. поиск середины, медиация) – понятие, разработанное и введенное в научный оборот в России А.С. Ахиезером. От этого понятия происходит и «медиационный процесс», избегающий мыслить абсолютами (крайностями) по формуле «либо—либо» и нацеленный на поиск решений в межполюсной «сфере между» этими «либо», и «медиационная субъектность» – способность в принятии решений избегать как авторитарных, исходящих от власти, так и эмоциональных решений, в частности, исходящих от соборности и коллективного бессознательного народа, населения, толпы. В основании изучения «медиационного субъекта» лежит представление о способности власти, с одной стороны, и личности, группы, общества, с другой – вести межсубъектный диалог, нацеленный на поиск «срединных» смыслов как нового основания (меры) развития всего социума. Критичная диалогичность «медиационного субъекта» может быть понята через его способность к тернарному мышлению и договороспособности. «Медиационный сдвиг» в сознании – это изменение меры независимости Я от Другого в межсубъектной системе «Я – Другой» (Кант, Ницше, Сартр). Об этом сдвиге можно сказать и по-другому: это переход от монологичности Я к его способности ответить на зов Другого (М. Бахтин). Способность Я и Другого в системе «Я – Другой» встать на общую точку зрения в межсубъектном критическом диалоге является основанием «медиационного сдвига» (М. Бахтин, В. Лекторский, А. Давыдов [Давыдов, 2021; 2020]).
2 Становление концепции «социального развития» как альтернативы идее «строительства коммунизма» началось в российских науках о человеке после 1953 г. Взбадриваемая партийно-идеологическими инъекциями система «субъект – объект» все более отказывалась работать на развитие, а объект все более хотел быть его вполне полноценным субъектом. Один из массовых молодежных лозунгов горбачевской перестройки, обращенный к КПСС, «Партия, дай порулить!» отразил созревшее понимание, что социальное развитие – результат не столько объективации управляющего субъекта, сколько диалога в межсубъектных отношениях. Инструмент «субъект – объект» как основная методология развития все более уступал место методологии «субъект – субъект». В массовом сознании и социальных науках ширилось понимание, что реальным субъектом социального развития является общество (в идеале видевшееся как гражданское).
3 Субъект социального развития – это макросубъект управления со сверхспособностями или межсубъектный диалог? Сегодня социальная субъектность имеет право на существование, лишь понимая себя через свою способность к стратегическому целеполаганию и освоению технических средств его реализации.
4 Какие типы целеполагания предлагает нынешняя наука о человеке? 1) Классическая философия – теории цели, познания знания, самопознания Я (Р. Декарт, И. Кант, Г.В.Ф. Гегель и др.). 2) Философская неклассика – теории коммуникации, познания Я через Другого, переориентацию разума с идеи познания на идею взаимопонимания (экзистенциализм С. Кьеркегора, Ж.-П. Сартра, А. Камю, М. Бубера, в России М. Бахтин, В. Лекторский, В. Библер, А. Ахиезер, И. Микайлова и др.); в социальных науках – теории диалогизации межсубъектных отношений с целью формирования сетевой субъектности, нацеленной на саморазвитие социума. 3) Философская постнеклассика – теории сложных саморазвивающихся систем (В. Степин), сред (В. Лепский); в социальных науках – средовый подход к представлению о социальном развитии через усиление, по Лепскому, властной управленческой вертикали.
5 Я согласен с критикой постнеклассиками отсутствия в России гражданского общества как доминирующего субъекта с их критикой квазиинститутов, которые имитируют гражданскую субъектность, и предлагаемые ими альтернативы. Согласен, что в условиях гигантской территории и обширной полисубъектности 1) нужно разрабатывать идею укрепления макросубъекта (Лепский называет его метасубъектом), символизирующего целостность/единство социума, и поддерживать партиципацию региональных субъектов РФ в стремлении к этому символу, и 2) что субъект любого уровня, коль скоро он сознает себя субъектом, должен быть способным определять стратегическую цель своей субъектности, и что среди всех стратегических целей наиважнейшая – социальное развитие. Лепский в первой половине 2000-х гг. призвал установить «диктатуру развития» [Лепский, 2015]. Эта идея не устарела и в 20-е гг. XXI в. Лепский призывал создать в стране «контуры общественно-государственного управления под непосредственным руководством Президента РФ с полномочиями выше ведомственных структур исполнительной власти… Президент РФ получит важнейший механизм стратегического управления и развития» [там же: 230].
6 С такой суперцентрализацией управления, которая якобы способна помочь сформировать в нашей стране гражданское общество, не могу согласиться. Конструкция Лепского упускает главное: в условиях полисубъектности развития к результату ведет не столько партиципация (как причастность) местных субъектов к действиям федерального макросубъекта даже и с безграничными способностями управления, сколько диалог между ними – пусть это диалог партнеров не в одной весовой категории, но диалог, то есть совместный поиск меры взаимодополнительности, а не тотальное замещение региональной самостоятельности диктатом федерального центра. Чтобы успешно противостоять постнеклассическому представлению о суперсубъекте развития, я обращаюсь к теориям коммуникации, личности и критического диалога в неклассической философии М. Бахтина, В. Лекторского, В. Библера, И. Пригожина, А. Ахиезера, И. Микайловой, опираясь и на идеи Ж.-П. Сартра, З. Фрейда, Э. Фромма, А. Маслоу, Б. Латура. В изучении социологических оснований социального развития я использую результаты исследований Т. Заславской, М. Черныша, Н. Тихоновой, А. Тихонова, Ю. Епихиной, В. Ядова, Р. Инглхарта, И. Кузнецова, Н. Седовой, А. Мерзлякова, В. Богданова. В строительстве теории социального развития я выделяю первостепенную значимость концепции межсубъектной «сферы между», «середины»/«поиска середины», медиации как метода формирования и снятия социокультурного противоречия (угрозы раскола) между противоположностями (культурой и обществом).
7 Идея «середины» в истории европейской аналитики. Аристотель (384–322 до н.э.) в «Никомаховой этике» писал, что мышление крайностями безнравственно, нравственным является поиск меры, которую он назвал «серединой»; чем более «срединен» выбор человека, тем он более нравственен: «Добродетель – это середина, и чем добродетель выше, тем в большей мере она середина» [Аристотель, 1984: 118, 323, 307, 322, 325, 341]. Г.В.Ф. Гегель (1770–1831) в «Науке логики» сказал, что в древнегреческой формуле «единство и борьба противоположностей» не два, а три полюса [Гегель, 1999, 816], указав, что человек в принятии решения может опираться не только на противоположные полюса в мышлении оппозициями, но и на третью точку как на основание – межполюсную «середину», а дуальное мышление может переходить в тернарное. Французский антрополог К. Леви-Стросс (1908–2009) определил «середину» как идею и практику обожествления ритуально обрядовой сферы между смыслами жизни и смерти в культуре современных первобытных племен Индийского океана [Леви-Стросс, 1994]. Идея «середины» превратилась в идею «поиска середины» в работах А.С. Ахиезера (1929–2008) на материале изучения циклической динамики русской культуры [Ахиезер, 2008]. Сегодня, когда мы ищем новые методологические ресурсы, чтобы понять логику социального развития России, все более нарастает потребность углубить наше представление о «середине», «поиске середины» (медиации) в межсубъектных отношениях. Зачем?
8 Актуальность методологической «середины» сегодня. Сегодня российская наука о развитии социума ставит актуальнейшие вопросы в рамках тернарного мышления, в котором методология «поиска середины» (формирования альтернативы как третьих смыслов) имеет ключевое значение:
9 - соединить лучшие элементы капитализма и социализма, чтобы выработать такие интегративные схемы межсубъектных отношений, которые более эффективны, чем предложенные обоими укладами;
10 - модернизировать отношения между федеральным центром и регионами, чтобы через эту модернизацию более адекватно отвечать на современные вызовы жизни;
11 - научиться формировать и снимать социокультурные противоречия так, чтобы избавить Россию от постоянной угрозы раскола между статикой культуры и динамикой общества в условиях социального развития;
12 - выработать новые способы сотрудничества капитала и государства, чтобы они способствовали увеличению общественного богатства и одновременно не допускали социального напряжения, порождаемого этим сотрудничеством;
13 - научиться находить адекватные меры взаимопроникновения субъектности централизованного управления экономикой и свободы рынка; эти меры должны порождать формы социального рыночного хозяйства;
14 - научиться формировать меру совместности в совместной деятельности госчиновников и населения по модернизации социальной мобильности населения и др.
15 Список задач, которые требуют поставить проблему развития через медиационные способности субъекта социального развития, по существу, бесконечен. Это методологическое направление социальных наук в какой-то степени нашло отражение в исследованиях российской социальной динамики. Каковы же результаты трудов российских ученых, на которые можно опереться в дальнейших исследованиях на этом пути?
16 Идея медиационного субъекта в акте социального развития
17 В социальной эпистемологии. Субъект развития – это результат диалога исходных субъектов в системе «субъект – субъект», через который «оба изменяются» и «выигрывают оба» [Лекторский, 2010]. Это результат нарастающей значимости третьей субъектности в межсубъектном смысловом пространстве как измененного состояния сознания исходных субъектов, а затем и зарождающегося третьего субъекта в «сфере между» ними. Третья субъектность через свои новизну, актуальность и диалогичность все более определяет развитие всего социума, формируя новую межсубъектную системность в системе «Я – Другой» [Бахтин 2000, Лекторский, 2010].
18 В социокультурном анализе социальной динамики России. Субъект развития – это результат формирования и снятия противоречия (в условиях России – раскола) между статикой культуры – как субъекта-хранителя исторически сложившихся ценностей и динамикой общества – как субъекта-генератора текущих интересов. И это – формирование в «сфере между» ними третьих социокультурных смыслов-субъектов как результат диалога между социальной инновацией (вектор возможностей) и культурной традицией (вектор ограничений) [Ахиезер, 2008; Микайлова, 2007; 2015; Давыдов, 2018; 2021].
19 В концепции экономической социодинамики (КЭС). Субъект развития в государственно-частном партнерстве в условиях малочисленности среднего класса и слабости институтов гражданского общества – результат синтеза индивидуализма и холизма через принцип несводимости и взаимодополняемости политической (опирающейся на государственные законы) и рыночной (опирающейся на законы рынка) ветвей формирования общественных интересов. Этот синтез не может состояться без субъектности третьей составляющей экономической социодинамики – 1) это открытое общество (К. Поппер, В. Лекторский), диалого-институциональная саморазвивающаяся среда (термин В. Степина), в которой равноправно-конкурентно взаимодействуют все субъекты экономических отношений, реализующие индивидуальные, групповые и общественные интересы; и 2) медиационное правило: рыночный игрок (субъект-исполнительная власть) не может устанавливать правила игры, а устанавливающий правила игры (субъект-законодатель) не может принимать в ней участие [Гринберг, 2019].
20 В представлении о многомерности социальной мобильности. Субъект развития – это результат формирования субъектом-государством и субъектом-населением индивидуализации социальной мобильности как органической части модернизации социальных отношений [Черныш, 2018; 2017]. В данном случае модернизация/развитие осуществляется как медиационный процесс в «сфере между» двумя традиционными социальными состояниями, унаследованными динамичным обществом из исторически сложившейся статичной культуры – с одной стороны, устойчивой немобильностью населения и, с другой стороны, с устоявшимися командно-административными стандартами управления социальной мобильностью. Акт модернизации формирует в этом промежуточном пространстве третью субъектность – «эмерджентную» (П. Блау) диалогичную площадку как новое основание, на котором социальное развитие противостоит феномену «похищения государства» командно-административной системой, двойным стандартам в управлении этой системой социальными процессами и энтропийному нарастанию равнодушия и пассивности населения [Черныш, 2016].
21 В концепции «высвобождения» управления из-под власти синкрезиса «власть-собственность». Субъект развития – это результат выделения «власти-управления-собственности» в особый экономический уклад для решения стратегических задач государства, где управление функционирует в соответствии с законами государства, а в секторе экономики (с сильной рыночной составляющей) развитие – это результат предоставления управлению права свободно осуществлять субъектные функции развития в соответствии с законами рынка [Тихонов, 2014: 5–7; Давыдов, 2020]. Развитие в данном случае – результат субъектности медиационного процесса, т.к. представляет собой поиск меры взаимопроникновения двух векторов встречного «просачивания»: «просачивания» капитала «снизу вверх» (trickle up) как акта выращивания крупных монополий из мелкого и среднего бизнеса (опыт, в основном, США) и «просачивания» капитала «сверху вниз» (trickle down) как акта движения ресурсов в результате их концентрации сначала наверху в руках государства, крупных финансовых и производственных монополий и затем с помощью этих держателей власти и капитала выращивания мелких и средних компаний (опыт, в основном, Западной Европы) [Гринберг, 2019].
22 В социально-управленческой концепции проблематики субъектности. Субъект развития – результат повышения эффективности управления социальными процессами и объектами. Для достижения результата (цели) необходимо совместное, социально-ориентированное конструирование субъектами (властью и населением) условий и критериев реализации совместнопринятых решений на принципах обратной связи [Мерзляков, 2021: 133–178; Богданов, Смирнова, 2021: 303–339].
23 Теперь необходимо определиться с собственной методологией изучения субъекта развития.
24 Оппозиция «культура – общество» как основной методологический инструмент изучения способности общества быть субъектом социального развития. Эта оппозиция в текстах о ценностных ориентирах имеет много модификаций: «традиция – инновация» (В. Ядов, А. Ахиезер, А. Гофман, А. Давыдов), «традиция – современность» (Р. Инглхарт, И. Кузнецов), «активность, активизм, пассионарность – пассивность, пассивизм» (Н. Седова), «индивидуализм – коллективизм» (Н. Тихонова, М. Черныш, М. Горшков, В. Петухов), «государственное – частное» (Р. Гринберг), «власть – общество» (А. Тихонов, А. Мерзляков, В. Богданов). По существу, это варианты методологической оппозиции «культура – общество», которую эпистемологически обобщенно можно интерпретировать через оппозиции «статика – динамика» и «старое – новое» в акте социального развития.
25 В основе этой оппозиции лежит представление, что социальная динамика начинается через отказ человека от мышления абсолютами. Но отказ от мышления абсолютами и возникшая «между» культурной статикой и социальной динамикой проблема отнюдь не означают, что протестный субъект в межсубъектном смысловом пространстве, в условной межполюсной «середине» автоматически победоносно находит творческие альтернативные решения. Поклоняясь новым идолам, он вполне способен уйти в сектантство, терроризм, фашизм и т. д. Он может также ничего не создать, утонуть в неопределенности, порождая тупики, химеры, пустоту типа онегинщины, нигилизма, подпольности подпольного человека.
26 Одно из наиболее распространенных представлений о межполюсной «середине» и медиации как о «болоте» внесли в научный оборот Ю.А. Левада, Ю.Н. Афанасьев и И.М. Клямкин. Я с ними согласен. В статье «Зинаида Голенкова и российская социология» [Давыдов, 2014, 136–151] я писал о причинах того, почему человек «застревает» в движении между старым и новым и добровольно соглашается жить в таком, например, прекариатном «болоте» или в том, что стороннему глазу кажется «болотом». Но кроме разрушительного эффекта у медиации есть созидательная сторона. Отказываясь от старых абсолютов и устремляясь к новым идеалам, человек, пусть часто заблуждаясь, создает новое. Этот медиационный шаг новизны меня интересует более всего.
27 В следующем разделе статьи приведены примеры «двуликой» (многомерной) медиации: в социальных исследованиях Р. Инглхарта, И.М. Кузнецова и Н.Н. Седовой я показываю, как рождается человек, решившийся на переход от старого к новому, но «застрявший» в своем переходе. А в работах Н.Е. Тихоновой, М.Ф. Черныша и В.А. Ядова, Р.С. Гринберга и др. я показываю медиационные механизмы, которые побуждают человека успешно двигаться к новым рубежам.
28 Р. Инглхарт, И.М. Кузнецов (ФНИСЦ РАН): Установка, нацеленная на анализ социальной реальности через оппозицию «традиция – современность». Кузнецов пишет: «Согласно концепции Р. Инглхарта ценностный дрейф, а точнее, на наш взгляд дрейф содержания тех или иных ценностных максим происходит между двумя полюсами – полюсом ”традиционных ценностей (ценностей выживания)” и полюсом ”секулярно-рациональных ценностей (ценностей самореализации)”». Социальный субъект ”может опираться либо на привычную, исторически сложившуюся (сформулированную в религиозной доктрине и/или в системе обычного права) систему представлений о ”должном”, ”достойном”, ”само собой разумеющемся”, либо на рациональные суждения об эффективном пути достижения поставленных целей, либо занимать некую промежуточную позицию»… «Традиция обычно определяется как “социальное и культурное наследие, передающееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени”». И продолжает: «Дополнительно, в нашем понимании, базирование на традиции означает ориентацию на ставшие обычаем, общепринятыми жизненные цели, а также стратегии достижения целей. Это означает, что любые (даже самые новаторские с точки зрения сегодняшнего дня) поведенческие стратегии и практики являются «традиционными» в том случае, когда они становятся общепризнанными и доминирующими в обществе» [Кузнецов, 2016: 86–87].
29 Кузнецов, таким образом, описывает один из вариантов транзита, дрейфа ценностей от полюса «старого, исторически сложившихся ценностей» (статика культуры) к полюсу «нового, рациональной самореализации» (динамика общества), который может породить состояние неуспеха, застревания субъекта в акте перехода: «Сама по себе идея транзита ценностей («дрейфа») логически предполагает некоторое состояние перехода от одного полюса к другому, то есть промежуточную позицию, когда люди частично уже отошли от традиционалистских взглядов на какие-то принципы социального взаимодействия, но пока до конца не приняли модернистскую трактовку этих принципов, то есть находятся в статусе культурных маргиналов (в трактовке Э. Стоунквиста)» [Кузнецов, 2016: 88]. Промежуточный, можно сказать застрявший в «середине», нитонисейный способ мышления кузнецовского субъекта – основание угрозы социокультурного раскола в обществе.
30 Н.Н. Седова (ФНИСЦ РАН): установка, нацеленная на анализ социальной реальности через оппозицию «пассионарии, пассионарность, активизм» – «обыватели». Седова подводит итоги последних исследований, проведенных Институтом социологии ФНИСЦ РАН. «Пассионарии» – «последовательно выбирают по всем трем параметрам те суждения, которые отражают активистские установки на: самодостаточность («могу сам обеспечить себя и свою семью, не нуждаясь в поддержке со стороны государства»), активное отстаивание своих интересов («чтобы отстоять свои интересы и права, необходимо за них бороться»), поиск и освоение нового («главное – это инициатива, предприимчивость, поиск нового», «направленного на изменение не только своей жизни, но и окружающей действительности»).
31 Доля «пассионариев» в стране, выделенных по таким основаниям, составила 25% респондентов [Седова, 2016: 109]. «Обыватели» «последовательно (по всем трем параметрам) выбирают суждения, которые отражают установки на зависимость от государства: «без поддержки государства мне и моей семье не выжить», приспособление («нужно уметь приспосабливаться к реальности, а не тратить силы на борьбу с ней»), консерватизм («главное – уважение сложившихся обычаев, традиций»). Группа обывателей в РФ составляет 19% респондентов» [Седова, 2016: 109–110].
32 Методология Седовой позволяет определить наиболее важную для моего исследования огромную социальную группу – «промежуточных» – людей, которые, отказавшись абсолютизировать и активистские, и пассивистские установки (56% респондентов) [там же: 110], застряли в «середине», в «сфере между» активизмом и пассивизмом. Почему «застряли»? Потому что, отказавшись мыслить абсолютами, они не выработали альтернативу им. Седова называет этот тип мировосприятия смешанным, но оценку не дает. Даю я. Эта медиационная смешанность в «сфере между» – есть «стоячее болото», субъектом которого является положение «ни то, ни се» как одно из возможных состояний «середины». Об этом состоянии много писали А. Пушкин, Н. Гоголь, Ф. Достоевский, А. Чехов, В. Пелевин и, как говорилось выше, Ю. Левада, Ю. Афанасьев и др.
33 Н.Е. Тихонова (ВШЭ; ФНИСЦ РАН): установка, нацеленная на исследование социальной реальности через оппозицию «коллективистские ценности – индивидуалистические ценности». Тихонова пишет: «В России исторически нужен был особенно жесткий “пресс” культурных норм, вырабатывавших способность к подчинению личных интересов коллективным и неизбежно формировавших в этой связи в первую очередь не ценности успеха и преуспеяния, а ценности хороших отношений, душевной гармонии, и, особенно, чистой совести как свидетельства соблюдения данным индивидом в его собственных глазах интериоризированных норм культуры. Этот “пресс” веками сдерживал центробежный индивидуалистический порыв россиян, позволяя не только сохраниться определенному типу социума, но и обеспечить в нем приемлемые условия для совместного существования, не доводя до “войны всех против всех” (опасность которой особенно велика в условиях отсутствия эффективно действующей правовой системы). Сейчас этот “пресс”… в значительной степени уже исчез… максимальный рост в последние годы продемонстрировали именно те ценности, которые связаны с индивидуальным успехом и самоутверждением в ущерб ценностям, присущим культурам коллективистского типа… «Об этом же говорят и другие исследования ценностей – Н. Лапина, В. Магуна и М. Руднева, Н. Латовой, Н. Лебедевой и А. Татарко, выполненные с использованием иных методик и на других массивах данных» [Тихонова, 2011: 17; 2012: 38–52].
34 Почему динамика индивидуализма по Тихоновой – важное? Почему она медиационная? Потому что эта динамика располагается в «сфере между» соборным и авторитарным началами межсубъектных отношений, оппонируя обоим с позиции своей самости и диалогичности. Индивидуализация в исследовании Тихоновой не только отказывается от соборно-авторитарного старого, она создает альтернативу ему – субъектность индивидуальных социальных отношений и субъекта этих отношений – личность и гражданское общество.
35 М.Ф. Черныш (ФНИСЦ РАН). Установка, нацеленная на исследование социальной реальности через оппозицию: «командно-административные методы управления социальной мобильностью—индивидуализация социальной мобильности». В российских социальных науках распространен подход, согласно которому государство – враг развития, и его нужно «как можно меньше». У Черныша – иное: образ его государства – это субъект развития. Черныш находит «согласование интересов во имя общего будущего» как общую у государства и населения демократическую альтернативу – индивидуализацию мобильности или «индивидуализацию взаимно ориентированного поведения и взаимодействия государства, представленного соответствующими органами управления, и общественно-экономических групп» [Черныш, 2016: 47–60; 2017: 13–48]. Этот тип взаимодействия – прекрасное основание формирования и медиационного мышления у участников государственно-частного партнерства и развертывания медиационных процессов в обществе.
36 На этот альтернативный момент в исследовании Черныша обращает внимание В. Ядов: «М. Черныш справедливо считает, что в России надлежит создать социальные механизмы, позволяющие увеличить масштабы восходящей мобильности: бесплатное среднее образование, минимально квотируемое платное высшее, банковские ссуды на высшее образование, привилегии для отслуживших в армии, универсальную систему требований и личностных тестов отбора на государственную службу и др.» [Социология, 2018: 666–667]. Ядов открывает «индивидуализацию» социальной мобильности Черныша как альтернативный, и, по существу, медиационный процесс. Почему медиационный?
37 Потому что этот процесс у Черныша разворачивается в «сфере между» двумя традиционными социальными состояниями, унаследованными динамичным обществом из исторически сложившейся статичной культуры – устойчивой немобильностью населения и устоявшимися командно-административными стандартами управления социальной мобильностью, слабо связанными с меняющимися индивидуальными потребностями людей. Этот субъективный процесс потому и медиационный (ищущий середину), что нацелен на поиск адекватной меры изменений обоих статичных полюсов, но, главным образом, модернизацию способов своей объективации. И не только.
38 Медиационность индивидуализации мобильности проявляется также в том, что разворачивается не только «между» двумя объектами модернизации, но и между двумя субъектами, осуществляющими политику реформ – государственными органами/властной элитой и гражданским обществом/социальными элитами/населением. Эти субъекты реформ хотя и оппонируют друг другу, но, взаимодополняя друг друга, вместе ищут адекватную меру индивидуализации (адекватную меру бахтин-лекторской межсубъектной совместности)1. Именно в ней, в этой условной «середине», в «сфере между» двумя застойными полюсами и двумя субъектами перемен в системах «субъект-объект»/«субъект-субъект», рождаются точки роста динамичной экономики и динамичной социальности, разворачивается сложный, противоречивый, чреватый срывами в инверсию, альтернативный медиационный процесс социокультурной модернизации общества.
1. Подробнее см.: [Давыдов, 2021: 191–202].
39 Как обобщить медиационные сдвиги в понимании субъектности и субъекта социального развития, то есть как понять сдвиги в методе?
40 Медиационый сдвиг в изучении социального развития. Установка на переход от родовых отношений к индивидуальным отношениям через диалог. Смена оснований. Родовая традиция в социальных отношениях не умерла, но время, когда она доминировала, давно миновало. То же можно сказать и об инновации: способность создавать новые технологии определяет скорость и конфигурацию развития, но претензия модерна доминировать в социальных отношениях и реанимировать эпоху европейского модернизма XVII—XIX вв., так и не состоялась. Нарастает иное – значимость открытия точек роста в "сфере между" традицией и инновацией на новом (третьем, альтернативном) основании, которая была бы формой прагматической актуализации элементов прошлого опыта в новых условиях. Новое рождается через акт включения традиции (традиций) в диалог культуры и общества, старого и нового, статики и динамики, единства и многообразия, традиции и инновации. Последовательное осуществление демократического стиля управления обществом порождает новый тип исследовательской методологии: поскольку все субъекты, системы и направления оказываются в определенной степени синхронными и равноценными, то вопрос их новизны уступает место вопросу о методологии поиска адекватной меры их взаимоотталкивания/взаимопроникновения, вопросу о языке их взаимодействия. Это вопрос – о диалоге между исторически сложившейся культурой и формирующимся большим обществом.
41 Отсюда вывод: именно через разделение смыслов культуры и общества и выдвижение диалога между ними на передний план общественного интереса возникает возможность переосмысления в науке о России оснований ее цивилизационного развития. Начинается путь к формированию новой исследовательской парадигмы – обретает значимость иное понимание структуры и динамики культурогенеза и социогенеза. Точки роста новой культуры зарождаются сегодня не в статике культуры, а в динамике общества, в новых целях и потребностях динамичного социального суъекта и его способности к социокультурному диалогу. Они являются миру как новые социальные интересы, не записанные в дуализме тысячелетней культуры, и, пройдя испытания эпохами, оседают в культурном богатстве как новые культурные ценности. В культуре новые ценности какое-то время (иногда веками, тысячелетиями) хранятся, помогают обществу эффективно отвечать на новые вызовы жизни, потом устаревают, становятся охраняемыми музейными реликвиями и циклически заменяются новыми – теми, которые общество, пройдя через увлечения и разочарования, апробировав пÓтом и кровью, отправляет в культурное богатство на новое хранение и поклонение.
42 Эта пульсирующая смена оснований – есть диалогичный механизм формирования медиационного субъекта, который способен разрешать социокультурные противоречия, снимать угрозу социокультурного раскола в обществе и конструировать новую меру его развития. Как работает этот механизм, можно увидеть в динамике реформ.
43 В начале и ходе реформы привычная дуализация мира и вместе с ней дуализирующая мир и охраняющая ценности статичная культура теряет в общественном сознании авторитет (статус) основания развития. Нарастает кризис исторически сложившегося всеобщего, не способного адекватно отвечать на новые вызовы жизни.
44 На пике побеждающей реформы место дуализации занимает тернарное мышление. Смена интересов происходит как формирование особенного, претендующего на то, чтобы выступить в качестве нового всеобщего (всеобщего особенного), то есть нового основания культуры. Разворачивается и находится на пике борьба разрушающейся (исторически сложившейся) и нарождающейся (альтернативной, модернистской) тенденций за статус социальной доминанты и нового основания культуры.
45 Но пульсация продолжается, и на излете реформы начинается новый цикл – погружение динамичного общественного сознания в новую статику, в придание достигнутой социальной новизне статуса культурного богатства как морального основания нового бытия [Давыдов, 2020].
46 Отсюда вывод: постоянно ища новую меру взаимоотталкивания/взаимопроникновения, статика (статичная культура) и динамика (динамичное общество), циклически меняясь местами, могут периодически занимать статус основания развития по медиационной формуле: «дуальность – тернарность Лекторского/Ю.Лотмана/Ахиезера – новая дуальность»; «исторически сложившаяся социокультурная статика – социальная динамика Бахтина/Лекторского/Библера/Ахиезера – новая социокультурная статика»; «равновесие – дезорганизация Ахиезера/аномия/динамический хаос И. Пригожина – новое равновесие Р. Гринберга». И в каждом звене этих тернарных формул основным содержанием является степень его диалогичности. Социокультурный межсубъектный диалог как третий субъект в системе «Я – Другой» и новое основание развития социума становится генеральной теоретико-методологической темой.

Библиография

1. Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1984.

2. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. 3-е изд. М.: Новый Хронограф, 2008.

3. Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000.

4. Богданов В.С., Смирнова А.С. Опыт анализа социальных сетей в контексте исследования процесса социального группообразования в отношении оценки реализации национальных проектов // Реформирование властно-управленческой вертикали в условиях реализации национальных проектов и активизации процессов спонтанного группообразования. М.: ФНИСЦ РАН, 2021. С. 303–399.

5. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М.: Мысль, 1999.

6. Гринберг Р.С. В поисках равновесия. М.: Магистр, 2019.

7. Давыдов А.П. Основание развития как социокультурная проблема (к вопросу о медиационной теории эволюции западного социума) // Вестник Института социологии. 2018. № 24. С.27–51.

8. Давыдов А.П. Зинаида Голенкова и российская социология // Философские науки. 2014. № 10. С. 136–151.

9. Давыдов А.П. Методологическая «середина-для» в ракурсе неклассики В. Лекторского, медиации А. Ахиезера и принципа комплементарности Р. Гринберга/А. Рубинштейна // Вопросы философии. 2021. №4. С. 191–202.

10. Давыдов А.П. Методологическая «середина» как инструмент изучения социальной реальности // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып. 18. М.: Новый хронограф, 2020. С. 529–564.

11. Кузнецов И.М. Эволюция ценностных ориентиров в континууме «традиция – современность» // Российское общество и вызовы времени. Книга четвертая. М.: Весь мир, 2016. С. 86–87.

12. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994.

13. Лекторский В.А. Теория познания // Новая философская энциклопедия в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 2010. С. 47–52.

14. Лепский В.Е. Постнеклассическая методология формирования образа будущей России // Рефлексивные процессы и управление. Сб. мат. М.: «Когито-Центр», 2015. С. 225–232.

15. Мерзляков А.А. Результаты исследования управляемости процессами социального группообразования и поддержки населением стратегии развития РФ в регионах с разным уровнем социокультурной модернизации (по материалам полевого опроса) // Реформирование властно-управленческой вертикали в условиях реализации национальных проектов и активизации процессов спонтанного группообразования. М.: ФНИСЦ РАН, 2021. С. 133–178.

16. Микайлова И.Г. Идеалы и их роль в социокультурном воспроизводстве цивилизаций с позиций синергетической философии истории. СПб.: Алетейя, 2016.

17. Седова Н.Н. Жизненные приоритеты: от потребностей и интересов к действию // Российское общество и вызовы времени. Книга четвертая. М.: Весь мир, 2016. С. 109.

18. Социология Ядова. Методологический разговор. М.: Новый хронограф, 2018. С. 666–667.

19. Тихонов А.В. Социология управления. М.: КРАСАНД, 2014. С. 5–7.

20. Тихонова Н.Е. Динамика нормативно-ценностной системы российского общества (1995–2010 годы) // Общественные науки и современность. 2011. №4. С. 17.

21. Тихонова Н.Е. Особенности «российских модернистов» и перспективы культурной динамики России. Статья 1 // Общественные науки и современность. 2012. № 2. С. 38–52.

22. Черныш М.Ф. Социальная мобильность: традиционные и современные подходы // Социальная мобильность в России: поколенческий аспект. М.: ИС РАН, 2017. С. 5–48.

23. Черныш М.Ф. Двойные стандарты в современном обществе: pro et contra // Философские науки. 2016. №3. С. 47–60.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести