Везде
Anthropology beyond Human: Post-Humanistic Influences [Antropologiia za predelami chelovecheskogo: postgumanisticheskie vliianiia]
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Anthropology beyond Human: Post-Humanistic Influences [Antropologiia za predelami chelovecheskogo: postgumanisticheskie vliianiia]
Annotation
PII
S086954150013590-9-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Magdalena Kozhevnikova 
ORCID: 0000-0001-7484-9638
Occupation: Researcher
Affiliation: Institute of Archeology and Ethnology, Polish Academy of Sciences
Address: Warsaw, Poland
Edition
№1
Pages
5-12
Abstract

Introducing a special theme of the issue on “Animal Turn in Anthropology”, the article presents a spectrum of posthumanist trends in contemporary humanities such as eco-criticism, animal history, animal geography, animal studies, anthropology of non-human subjects, or multi-species ethnography. Their appearance is associated with the growing influence of the achievements of the biological sciences in the humanities, as well as with the growing environmental crisis. The inseparability of humans (and their activities) from the rest of the living and inanimate world is emphasized by the concept of the Anthropocene – the geological era in which the Earth is now. Human, who until recently was considered as belonging to a separate and the highest category, begins to be considered in the humanities as one of many species, and human culture as a product of evolution. At the same time, other living beings are increasingly studied like human communities, and researchers recognize their agency and subjectivity. The thematic section features contributions by Anastasiia Lokteva, Magdalena Kozhevnikova, Kirill Rossiianov, Oxana Timofeeva, and Gabriela Jarzebowska.

Keywords
cultural anthropology, animal turn, posthumanism, animal studies, non-human subjects, nonhuman animals
Received
16.02.2021
Date of publication
25.02.2021
Number of purchasers
23
Views
451
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Современные гуманитарные науки (постгуманизм) расширили сферу своих интересов до, как может показаться, абсолютного предела: помимо человека и культуры как его продукта, в нее вошла вся биологическая жизнь и даже неживые геологические образования. Изучаются взаимоотношения между людьми и другими животными, растениями и микроорганизмами, био-геологические и био-технологические сообщества, а исторические и географические вопросы рассматриваются с перспективы нечеловеческих субъектов.
2 Один из самых широких подходов предлагает экологическая гуманитаристика: “Распознание и признание связи не только с нечеловеческими формами жизни (другими землянами), но и с минеральной Землей является непременным условием выживания нашего вида, а также лучшего понимания наших собственных, т.е. планетарных, проблем” (Bakke 2020: 183–184), из чего следует, что глобальная, планетарная перспектива – это “наша”, внутренняя, близкая нам (людям) перспектива, наша составляющая. Включение в экологическую гуманистику помимо биологических существ того, что является неодушевленным и минеральным, означает еще более радикальное открытие человека нечеловеческому, позволяя в некотором смысле восстановить онтологические отношения с космической материей, которая формирует наши тела, и включить в сознание отдаленные периоды космической эволюции (ср.: Bakke 2020: 184).
3 Экологические гуманитарные науки используют планетарную перспективу и подчеркивают совместную эволюцию биологических и минеральных видов. Как пишет культуролог М. Бакке,
4 метаболические сети потоков материи и энергии связывают живые организмы с неодушевленно-минеральными формами организации материи. Расширение перспективы экологических гуманитарных наук на минеральные виды означает достижение материальности дочеловеческой и даже добиологической земной среды, а также выход за пределы нашей планеты к другим телам Солнечной системы, с помощью которых мы создаем материально-минеральное сообщество (Там же: 167).
5 Таким образом, изучаются уже bios, zoe и geos, нередко в качестве био-геологических сообществ. И хотя выход за рамки того, что непосредственно связано с человеком, может показаться противоречащим духу гуманизма, он соответствует многолетней тенденции учитывать и познавать глубокие связи человека с другими существами и окружающей средой – связи, которые подчеркиваются названием геологической эпохи, в которой мы живем: “антропоцен”1.
1. Термин “антропоцен” был предложен в 2000 г. П. Крутценом, лауреатом Нобелевской премии по химии. В настоящее время это неофициальное название постулируемой научным сообществом геологической эпохи, характеризующейся значительным влиянием человека на экосистему и геологическую систему Земли. Это влияние будет видно по окаменелостям в будущем. Предлагаемая учеными датировка начала антропоцена: либо около 10–4 тыс. лет до н.э. (эпоха неолитической революции), либо конец XVIII в. (промышленная революция), либо середина XX в. (атомная эра).
6 Поскольку биологические науки становятся важным источником (не только stricte биологического) знания о человеке и его среде, выдвигается постулат о необходимости учитывать их достижения в гуманитарной сфере, что было бы также реализацией постулатов “третьей культуры”, предложенной в 1990-е годы Дж. Брокманом, подразумевающим под этим понятием диалог представителей гуманитарных и естественных наук, язык которого не герметичен и позволяет проводить трансдисциплинарный поиск ответов на ключевые философские вопросы. В настоящее время даже самые консервативные гуманитарии вынуждены принимать во внимание тот факт, что постгуманистическое направление, признающее субъектами не только людей, но и животных, растения, роботов, гибридов, искусственный интеллект и т.п., привлекает все большее количество ученых, представляющих различные дисциплины, и перестает считаться нишевым также и в России. С внечеловеческой перспективы ведутся, например, исторические (animate history) и литературоведческие (экокритика) исследования, исследования в области истории искусства и эстетики (не только животных в искусстве, но также искусства и архитектуры в мире животных) или географические исследования (animal geography).
7 География животных, в которой “места” и “пространства” являются ключевыми терминами, как подчеркивают Р.К. Коллард и К. Джиллеспай, занимается изучением отношений и влияний между людьми и другими животными в контексте территорий, ландшафтов и окружающей среды. Эта субдисциплина развивалась достаточно долго и теперь достигла, по словам редакторов тома “Критические географии животных: политики, пересечения и иерархии в многовидовом мире”, “третьей волны”. Две предыдущие относятся к XIX и XX вв. Первая (зоогеография) интересовалась видами диких животных и их влиянием на экосистемы, вторая была сосредоточена на одомашненных животных и их влиянии на “культурный ландшафт”. Нынешняя волна animal geography отличается от них восприятием животных и людей не как оппозиции, а как единства:
8 Ключевое различие между этой третьей волной и двумя предыдущими всплесками географического интереса к животным в двадцатом веке состоит в том, что первая (зоогеографическая) и вторая (в значительной степени являющаяся разновидностью культурной экологии) касаются того, как географы животных представляют себе разделение между людьми и животными, т.е. способа упорядочения одновременно содержания и смысла. В этом упорядочении люди не только отделены от всей другой биологической жизни, они считаются высшими и трансцендентными (Collard, Gillespie 2015: 6–7).
9 Эволюция этой субдисциплины ясно показывает, как восприятие человека и его места в мире меняется в гуманитарных науках, двигаясь в сторону признания агентности, а часто и субъектности других существ, в сторону постгуманистической перспективы.
10 В чем, собственно, заключается суть постгуманизма? Прежде всего он поставил под сомнение основы всех гуманитарных наук, а именно бинарные оппозиции “человек–животное”, “природа–культура”. Более того, стерлись границы человека. Благодаря технологиям, с одной стороны, тем, которые позволяют нам создавать киборгов и гибридов, соединения видов и даже сочетание биологического с технологическим, а с другой – тем, которые дают нам возможность заглянуть вглубь самих себя, где (во внутренних органах, на коже, волосах) мы открываем миллионы других существ. Люди подобны деревьям – “от корней до кроны” нас населяют самые разные существа. Биологом Л. Маргулис был введен специальный термин – “голобионт”, означающий организм, состоящий из множества сущностей, которые вместе вносят вклад в функционирование целого. В человеке как в голобионте присутствуют вирусы, бактерии, грибки и другие микроорганизмы, и, как показывают новые исследования в области биологии, сообитатели человеческих организмов оказывают мощное влияние не только на наше физическое состояние, но и на наши эмоции и психическое здоровье. Люди – не сингулярны, в каждом из нас – целый живой космос. Как постулирует французский биолог М.-А. Селосс, концепция голобионта “должна заменить устаревшее представление об отделенности организма” (Selosse 2019: 439). Все живое переплетено сетью связей и зависимостей. Как отмечает А. Смарт,
11 многовидовая этнография до сих пор не охватывает всей обширной территории, с которой должна иметь дело современная антропология, поскольку (этнография. – М.К.) упускает механизм, который часто является центральным в отношениях между людьми и другими живыми видами; для этих целей постгуманизм – лучший идентификатор (Smart 2014: 4).
12 Таким образом, постгуманизм – это исследовательские рамки, охватывающие широчайший спектр взаимозависимостей между различными организмами и создающие возможность изучать их влияние на культуру как одно из проявлений отношений людей и не-людей.
13 В постгуманизме наша уникальность подверглась сомнению, человек перестал быть мерой вещей и стал частью большого целого. Между человеком и остальным живым миром нет равенства и справедливости – мы, безусловно, живем в эпоху биотехнологической колонизации людьми прочих существ. Однако между всем живым происходит постоянный обмен, а наши отношения имеют разнообразный характер. С этой точки зрения кажется очевидным, что необходимо установить новые правила сосуществования людей и не-людей. Философы, занимающиеся вопросами этики и защиты животных, пытаются разработать и частично реализовать их права. Критерии присвоения таких прав выдвигаются разные, например, наличие интересов, сознание, интеллект, способность ощущать боль. Любопытное предложение, исходящее от политологов, прозвучало в книге “Зоополис: политическая теория прав животных” У. Кимлика и С. Дональдсон, вышедшей в 2011 г.: построить отношения людей и других животных по аналогии с отношениями, основанными на политических правах различных групп населения.
14 Здесь стоит подчеркнуть, что постгуманизм не означает разрыв гуманитарных наук с людьми. Для некоторых исследователей его возникновение – это прежде всего реакция на экологические и социальные проблемы человечества, а значит, естественная эволюция гуманитарных наук, а не их отрицание:
15 …постгуманизм – это идеология, отвечающая на текущие вызовы, такие как экологический кризис, в т.ч. вопросы, связанные с изменением климата, исчезновением многочисленных видов животных, развитием технологий, геологической активностью человека (антропоцен), различными формами исключения тех, для кого общим признаком является несходство, инаковость (Bogusławski 2019: 29).
16 В этом широком спектре современных гуманитарных наук мы постараемся кратко представить антрозоологию, т.е. антропологию, которая изучает взаимоотношения человека и нечеловеческих животных, – на этом мы сосредоточимся в настоящем тематическом блоке “Этнографического обозрения”.
17 С 1970-х годов нечеловеческие животные2 появились в сфере гуманитарных наук, и теперь они присутствуют в ней довольно широко. Ими интересуются представители разных дисциплин, до недавнего времени фокусировавшихся исключительно на человеке; междисциплинарное поле, каким является animal studies, включает в себя философию, психологию, социологию, географию, историю, право, литературоведение, культурологию, антропологию и др. Более того, все сильнее и громче слышен голос гуманитариев, требующих выйти за границы антропоцентризма. На это повлияло развитие биологических наук и расширение нашего знания о разуме и чувствах других животных. Оказалось, что человек не так уникален, как многие полагали до недавнего времени.
2. Термин “нечеловеческие животные” может показаться странным, в русском языке он еще не успел прочно укорениться, хотя уже стал привычным в других языках (англ. – nonhuman animals, нем. – nichtmenschliche Tiere). Он играет важную роль: не позволяет нам забыть, что мы – человеческие животные, а не просто люди. Выражение “люди и животные” разделяет и создает некую оппозицию там, где должно быть единство; постгуманизм подчеркивает, что все мы – одна родственная категория субъектов, которая берет общее начало в первой живой клетке, зародившейся миллиарды лет назад.
18 В российской гуманитаристике тема животного достаточно нова. Среди первых публикаций в этой области следует выделить специальный номер журнала “Синий диван” (2007, № 10–11) и два номера журнала “Человек” (2017, № 4, 5), в которых о животных рассуждают российские и зарубежные авторы. Данный тематический блок “Этнографического обозрения” также посвящен проблемам животных и фактически является отражением animal turn, который мы наблюдаем с 1970-х годов. Между тем на Западе уже давно ведутся дискуссии об исследованиях человека и других животных в антропологических журналах (см., напр.: Cultural Anthropology, HAU: Journal of Ethnographic Theory; Critique of Anthropology; Angelaki: Journal of the Theoretical Humanities и др.), учреждены специализированные журналы по human-animal studies (напр.: Journal for Critical Animal Studies; Animal Studies Journal; Anthrozoös; Zoophilologica: Polish Journal of Animal Studies и др.) и издано огромное количество монографий.
19 К. Уэйл объясняет, что
20 [п]одобно исследованиям травмы, исследования животных расширяют до предела вопросы языка, эпистемологии и этики, которые по-разному ставили исследования женщин и постколониальные исследования: как понимать других и давать голос им или их опыту, недоступному нашему пониманию; как культивировать инаковость, не присваивая и не искажая ее; как услышать и признать то, что может быть невыразимо (Weil 2014: 18), –
21 и добавляет, что животное становится испытанием или пограничным случаем в трех “поворотах”: в лингвистическом, эмоциональном и этическом (Там же); все эти повороты проявляются в постгуманистическом течении.
22 В последние годы на гуманитарных факультетах создается все больше направлений и специальностей, связанных с нечеловеческими животными, а в рамках культурной антропологии ведутся лекции и семинары, посвященные им. Однако речь идет не об изучении животных в контексте местных культур, что является классикой этнологии и культурной антропологии, а о равенстве животных (а также, хотя и реже, растений и других форм жизни) и людей как объектов исследований. Животные изучаются как индивидуумы или популяции (аналогично человеческим обществам), получают статус субъектов, биографию и индивидуальность, оказываются “личностями”, которых стоит исследовать ради них самих. Это параллельное движение во многих научных областях: животные рассматриваются как “нечеловеческие личности” (nonhuman person) в сфере законодательства и этики; как виды-компаньоны, виды симбиотические, паразитические или дикие они интересуют политологов, размышляющих о будущем межвидовых отношений в неиерархической ситуации; историки пытаются изучать исторические события с точки зрения нечеловеческих животных как свидетелей и участников этих событий. Все больше ученых провозглашают равенство людей и других форм жизни. “Потребность в animal studies – следствие не только исследовательского любопытства, но также, что здесь чрезвычайно важно, желания и даже необходимости переформулировать существующие отношения”, – замечает М. Бакке (Bakke 2011: 194). Антропология признает эти тенденции и постепенно меняет положение животных и растений (а также бактерий, роботов и т.д.), переводя их из статуса объектов в статус моральных субъектов и помещая в один ряд с изучаемыми людьми и культурами. Как подчеркивают авторы специального выпуска Environmental Humanities, посвященного межвидовым исследованиям, новая этика, разработка которой является важной задачей широко понимаемых multispecies studies, будет иметь совершенно новые оптику и отправную точку:
23 Соревнование за лучшие миры требует научиться серьезно относиться к другим в их непохожести, находить способы выхода из этого положения, избегая при этом фантазий универсальной интерпретации или формирования единственного критерия – обычно “нашего” – для оценки или проверки. Оно также требует изучения новых способов учитывания загадочных других, которые не могут быть – а возможно, и не хотят быть – представленными или даже доступными для познания либо осмысленными в рамках любого доступного способа понимания (Dooren van et al. 2016: 16).
24 По мнению авторов, этический подход в этом типе исследования должен быть реляционным и учитывать часто противоречивые требования и потребности различных сторон, что, однако, не может быть равносильно этическому релятивизму и “редко может удовлетворить всех и никогда раз и навсегда” (Ibid).
25 Для антропологии, которая всегда была небезразлична к меньшинствам, исключенным, стигматизированным или забытым группам, такое отношение не выглядит чем-то необычным. С другой стороны, для России и Восточной Европы нечеловеческие существа именно в такой роли – все еще новшество. Что интересно, животных как угнетенную группу одними из первых признали феминистки, подчеркивая общность опыта женщин и животных: физическое насилие, принуждение к деторождению или лишение их этой возможности, отнятие детей у матерей и т.д.
26 Конечно, тот факт, что нечеловеческие животные связаны с нами целой сетью взаимоотношений – положительных и отрицательных, радостных и болезненных, вредных и полезных, – не лишен оснований. Мы исследуем и описываем тех, кто нас притягивает и завораживает, но типичное для культурной антропологии желание увидеть себя в Другом убавилось. Все чаще мы хотим понять эту инаковость ради нее самой, поскольку, как добавляет культуролог М. Бакке: “Речь идет не только о том, чтобы рассказывать о нас самих с помощью животных, но и о том, чтобы говорить о них, потому что бенефициарами animal studies должны быть в первую очередь сами животные” (Bakke 2011: 194).
27 При этом у нас не должно быть иллюзий, что мы сможем надеть шкуру другого животного и понять его, как и европейский исследователь не может полностью понять австралийского аборигена. Однако это не освобождает нас от сочувствия, чуткого и уважительного интереса к другим существам. Мы обязаны отплатить животным хотя бы этим после длительной истории их истребления и эксплуатации, которые в ХХ в. приняли невообразимые масштабы. Всем знакомо определение отношений между людьми и нечеловеческими животными Ч. Паттерсона, назвавшего их “вечной Треблинкой”. В этом смысле антрозоология может помочь восстановить равновесие, указать направления реабилитации.
28 Многие представители гуманитарных дисциплин (излишне) опасаются, что интерес к животным – это атака не только на уникальность человека, но также на типично “человеческие” области исследований. К счастью, это неправда, и все, изучающие культуру, могут спокойно выдохнуть. Другое дело, что происходит переоценка статусов человека и культуры как его изобретения3, что может вызвать обоснованные опасения у людей, не склонных сходить с проторенной дороги. Но ведь наука – это как раз поиск новых путей, и в этом смысле обращение к нечеловеческим животным открывает нам много новых возможностей.
3. Исследования животных указывают, что культура – это продукт эволюции, также как и мораль. Это не то, что можем поставить в оппозицию к природе и считать аргументом в пользу исключительности человека.
29 Авторы этого блока – российские и польские ученые – сделали попытку выйти за рамки антропоцентризма в гуманитарных науках и представили свою точку зрения на методы изучения животных (М. Кожевникова, К.О. Россиянов), взаимоотношения человека и других животных в городском пространстве (А.А. Локтева, Г. Яжембовска), на способность нечеловеческих животных трудиться и руководствоваться эстетическими соображениями, что может означать животное происхождение искусства и творчества (О. Тимофеева). Представленные здесь статьи – небольшой пример того, чем занимаются гуманитарные науки, нацеленные на изучение других живых существ.

References

1. Bakke, M. 2011. Studia nad zwierzętami: od aktywizmu do akademii i z powrotem? [Animal Studies: From Activism to Academia and Back Again?]. Teksty Drugie 3: 193–204.

2. Bakke, M. 2020. Gdy stawka jest większa niż życie. Sztuka wobec mineralno-biologicznych wspólnot [When the Stake Is Greater than Life: Art in Regard to Mineral-Biological Communities]. Teksty Drugie 1: 165–185.

3. Bogusławski, M.M. 2019. Posthumanizm jako ideologia i perspektywa badawcza [Posthumanism as an Ideology and Research Perspective]. Hybris 46: 1–39.

4. Collard, R.-C., and K. Gillespie, eds. 2015. Critical Animal Geographies: Politics, Intersections, and Hierarchies in a Multispecies World. New York: Routledge.

5. Dooren van, Th., E. Kirksey, and U. Münster. 2016. Multispecies Studies: Cultivating Arts of Attentiveness. Environmental Humanities 8 (1): 1–23.

6. Selosse, M.-A. 2019. Nigdy osobno [Never Alone]. Kraków: Wydawnictwo Literackie.

7. Smart, A. 2014. Critical Perspectives on Multispecies Ethnography. Critique of Anthropology 34 (I): 3–7.

8. Weil, K. 2014. Zwrot ku zwierzętom. Sprawozdanie [Animal Turn: Report]. In Zwierzęta, gender i kultura: Perspektywa ekologiczna, etyczna i krytyczna [Animals, Gender and Culture: Ecological, Ethical and Critical Perspective], edited by A. Barcz and M. Dąbrowska, 15–36. Lublin: E-naukowiec.

Comments

No posts found

Write a review
Translate