Везде
Молодежная миграция в России: обзор дискуссий
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Молодежная миграция в России: обзор дискуссий
Аннотация
Код статьи
S013216250018919-3-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Чернышева Наталья Сергеевна 
Должность: стажер-исследователь Центра молодежных исследований
Аффилиация: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Адрес: Санкт-Петербург, Россия
Чжан Юйсинь
Должность: стажер-исследователь Центра молодежных исследований
Аффилиация: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Адрес: Санкт-Петербург, Россия
Выпуск
Номер 11
Страницы
135-143
Аннотация

Представлен обзор дискуссий российских ученых о внутренней молодежной миграции. Даны статистические данные о возрастном и образовательном составе внутренних мигрантов, описаны виды и причины молодежной миграции. Рассмотрена специфика применения теории выталкивающих и притягивающих факторов миграции (push and pull factors). Обсуждаются сильные и слабые стороны научных дискуссий об установках и намерениях, о чувстве места для миграционных планов.

Ключевые слова
миграция молодежи, образовательная миграция, внутренняя миграция, факторы миграции, миграционные установки, миграционные намерения, чувство места
Источник финансирования
Статья написана в рамках проекта Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург) «Выбор жизненных стратегий талантливой молодёжью и её роль в повышении конкурентоспособности российских регионов как ответ на глобальные вызовы “утечки мозгов”». Исследование выполнено за счет гранта РНФ № 21-18-00122.
Классификатор
Получено
19.12.2022
Дата публикации
20.12.2022
Всего подписок
3
Всего просмотров
30
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf Скачать JATS
1

Введение. Молодежь – наиболее ориентированная на миграцию часть населения, несмотря на небольшой или отсутствующий миграционной опыт, служащий значимой предпосылкой миграционной подвижности [Рыбаковский и др., 2019: 6]. Это подтверждают данные Росстата последних трех лет – пики миграционной активности среди трудоспособного населения России приходятся на возрастные группы 20–24 и 30–34 лет (рис.).
2

Рис. Число прибывших граждан в пределах России по возрастным группам
3 Источник: данные Росстата по численности и миграции населения Российской Федерации 2019–2021 гг. URL: https://rosstat.gpv.ru/compendium/document/13283
4 В российской культуре нормативный сценарий взросления имеет следующую последовательность событий: «получение образования – работа – отпуск по уходу за ребенком – работа» [Тындик, Митрофанова, 2014: 155]. Необходимость к определенному возрасту закрепиться территориально интенсифицирует накопление миграционного опыта в периоды жизни, связанные с самоопределением. Выбор места обучения, удовлетворенность условиями новой среды, определение карьерной траектории и поиск подходящих условий труда – ключевые стимулы принятия миграционных решений. С 2012 г. объемы образовательной и трудовой миграции внутри России были почти одинаковыми. В 2014–2015 гг. число респондентов, отметивших в качестве причины миграции получение образования, стало больше, чем в связи с работой. В 2016 г., несмотря на значительное сокращение числа трудовой и образовательной миграции внутри страны, эта тенденция сохранилась, но с 2017 г. преимущество получили причины, связанные с работой. В 2020 г. оба вида миграции в России достигли минимума, но по данным 2021 г. число и трудовых, и образовательных мигрантов вновь начало возрастать.
5 Изменения на рынке труда и в образовательной инфраструктуре из-за пандемии COVID-19 оказали влияние на привлекательность регионов. Значимые образовательные ресурсы сосредоточены в крупных региональных центрах России, что делает их местами притяжения молодежи из периферии. Хотя образовательная миграция в России имеет центростремительный характер [Мкртчян, 2017: 226], интеграция дистанционных технологий в процессы обучения и рост массовых открытых онлайн-курсов выводит образовательные учреждения на новый уровень конкуренции. В то же время возможности дистанционной работы позволяют претендовать на более высокие заработные платы без миграционных усилий.
6 В современных исследованиях миграции доминирует изучение экономических факторов и учет (на основании данных переписи населения) уровня привлекательных регионов. В статье приведены основные дискуссии о миграции российских исследователей с целью демонстрации разнообразия теоретических подходов к пониманию причин молодежной миграции.
7 Виды молодежной миграции. Исследователи в первую очередь обращаются к изучению образовательной миграции. Этот термин понимается широко и описывает территориальные перемещения, имеющие целью повышение профессиональной квалификации любого уровня [Замотин, 2016: 81]. Принято считать, что наиболее значимой причиной является поступление в училища и вузы после завершения школьного образования [Карачурина, Флоринская, 2019: 82–83]. Данные Росстата также показывают, что среди участников такой мобильности большинство имеет среднее общее и основное общее образование1. Учитывая эти обстоятельства, российские исследователи предлагают называть ее «учебной миграцией» [Замотин, 2016: 81]. В общем понимании это временное перемещение для академической подготовки, по завершению которой выпускники должны возвращаться к предыдущему месту проживания [Санникова, 2015: 19]. Однако доля возвратной миграции обладателей вузовских дипломов в средние и малые города невелика и сложно поддается даже приблизительной оценке [Карачурина, Флоринская, 2019: 87]. Более того, такая мобильность часто оценивается молодыми людьми как вынужденная, продиктованная наличием в родном городе или поселении собственного жилья или семьи. В ином случае, как показывают исследования, возвращение в место исхода считается экономически нецелесообразным [Варшавская, Чудиновских, 2014: 57]. Таким образом, учебная миграция в России часто носит некомпенсируемый характер [Санникова, 2015: 19], и город, где студенты получают профессиональное образование, становится местом дальнейшего трудоустройства или транзитом в другие города и страны.
1. Федеральная служба государственной статистики. Численность и миграция населения Российской Федерации. URL: >>>> (дата обращения: 16.08.2022).
8 Другой вид молодежной миграции – послевузовская, в рамках которой намерения переехать в другую локацию формируются в студенческие годы и могут не совпадать с последующим миграционным поведением. Исследователи разводят понятия миграционной подвижности и миграционной мобильности: первая определяет миграционные события в жизни человека, наличие и разнообразие которых положительно связаны с готовностью к миграции, вторая подразумевает совокупность психологических свойств личности, формирующих способность человека мигрировать [Рыбаковский и др., 2019: 5–6]. Они создают условия потенциальной миграции, однако ее индикаторы всегда завышены по подсчетам исследователей в 2–3 раза в сравнении с их реализацией [Иванова, 2015: 68].
9 Замечено, что уровень миграционных намерений студентов по мере обучения изменяется вместе с регуляторами социального поведения личности. Например, к пятому курсу миграционные намерения утрачивают характер смысложизненных ориентаций и становятся частью стратегии для отдельных видов деятельности [Кузнецова, 2020: 193]. Функциональный характер миграционных намерений выпускников вузов выражается в характеристиках регионов, на которые молодежь ориентируется при принятии решений: условия рынка труда и экономического развития региона (ВРП), стоимость проживания, культурная среда и уровень жизни [Антосик, Ивашина, 2021: 117]. Отдельные исследования показывают, что такие экономические факторы, как порядок заработных плат и безработицы, не столь значимы для молодежи, как возможность найти работу в соответствии с полученной квалификацией [Москвина, 2019: 115]. Желание занимать должность в соответствии с полученным образованием и готовность к конкуренции выражается в предпочтении выпускниками вузов инновационного региона с развитой системой образования, что позволяет исследователям говорить о мотивации молодежи продолжать обучение, совмещая его с работой [там же: 113]. Наиболее благоприятным временем реализации миграционных намерений вчерашних студентов считаются первые два года после окончания вуза [Муращенкова, 2021: 27].
10

Выталкивающие и притягивающие факторы миграции. Объяснение миграционным процессам дает популярная теория «push and pull»-факторов (Ли Э., 1965), согласно которой решения о смене места пребывания принимаются в результате взвешивания затрат и выгод, связанных с переездом [Raghuram, 2013: 143]. Осмысленная разница между местом отъезда и местом прибытия становится движущей силой миграции с целью приумножения личного капитала. Характеризуя типы этих капиталов, исследователи выделяют соответствующие выталкивающие и притягивающие факторы миграции: экономические и социальные. Именно эти два направления принято считать основными, поскольку их содержание отражает базовые противоречия между потребностями людей и возможностью их удовлетворения на территории проживания [Иванова, 2015: 68]. Тем не менее в последнее время большое значение уделяется исследованию культурных факторов, также способных объяснять миграционное поведение. В российских исследованиях отдельно выделяется два типа факторов, связанных с безопасностью: политические и экологические. В контексте экономического потенциала миграции к выталкивающим факторам относят неразвитую экономику городов и регионов, узость предложений на рынке труда, отсутствие поддержки бизнеса [Фофанова, Сычев, 2019; Симонян, 2017; Мкртчян, 2017]. При этом зачастую не выталкивающие факторы экономического развития собственного региона становятся причиной миграции, а притягивающие экономические факторы другой территории. Представления о потенциальном уровне жизни в другой локации складываются не из объективных данных, а благодаря субъективным представлениям, приобретенным через доступные социальные контакты и информационные ресурсы [Шворина, Фалейчик, 2018: 492]. Культурные факторы включают в себя доступ к разнообразному досугу и обретают ту же значимость, что и экономические, когда речь идет о малых городах и селах, где жизнь не может быть такой же разносторонней, как в региональных центрах [Мкртчян, 2017: 232].
11 В последнее время российские авторы критикуют доминирование экономических факторов, т.к. улучшение качества жизни сегодня рассматривается не только и столько как повышение зарплаты после смены места жительства, сколько в результате приобретения (или сохранения) социального и культурного капиталов. Так, большей привлекательностью для молодежи могут обладать регионы, обладающие совокупностью культурных, социальных, политических и экологических преимуществ, но не представляющих конкуренции с точки зрения экономического развития [Фофанова, Сычев, 2019: 773]. Cнижение объяснительной способности экономических показателей может объясняться уменьшением межрегиональной дифференциации [Вакуленко, 2019: 127].
12 Также исследователи выделяют содействующие факторы, усиливающие или ослабляющие связь между переменными. Например, миграционный опыт и уровень адаптационных способностей. К сдерживающим факторам принято относить неэкономические, сугубо субъективные оценки значимости окружающей среды [Кузнецова, 2013: 36], которые с трудом поддаются рационализации участниками исследования и кодированию для опросов учеными. Оценить привязанность к месту жительства и силу ее связи с миграционным поведением – серьезная методологическая задача.
13 Отметим особенности данной дискуссии. Во-первых, вызывает сомнение объяснительная способность рационального подхода к обоснованию решений, связанных со сменой места жительства. Во-вторых, в теории «push and pull»-факторов именно финансовые затраты и выгоды становятся драйверами миграции, и эта экономическая гегемония упрощает понимание человеческой мотиваций. Экономические факторы легче поддаются кодированию при составлении анкет и рационализации при анализе собственных намерений информантов, и их преобладание в результатах исследований объясняет не то, как принимаются решения о миграции, а как они трактуются участниками миграционных процессов. В-третьих, исследования факторов миграции не учитывают мотивацию, которую невозможно выделить в отдельные категории или отнести к уже имеющимся. Таким образом, логика данного теоретического подхода ограничивает его содержательные возможности. Еще одной критической стороной дискуссии о «push and pull»-факторах является отсутствие понимания различий между миграционными установками и намерениями: здесь оценивается именно принятие решений о миграции, вне зависимости от их дальнейшей реализации и предшествующему формированию.
14 Миграционные установки и намерения. Анализ связей между установками и намерениями демонстрирует механизмы перехода от планирования миграции к ее реализации. Миграционные установки, которые также называют «настроениями», выражают эмоциональный уровень личности, совокупность ее черт и оценок, создающих фон для дальнейшего принятия решений [Зайков и др., 2018: 234]. Миграционные намерения обладают когнитивным характером и описывают планы, имеющие рациональную структуру. Их иногда понимают как часть миграционных установок, выраженную в практических действиях. Так, под установками имеют в виду желания, связанные с переездом, а под намерениями – готовность к совершению необходимых шагов для достижения цели [Кузнецова, 2013: 39–40]. Не все люди, имеющие миграционные установки, реализуют их в дальнейшем: желание уехать можно назвать стремлением к благополучию, часто остающимся только стремлением [Симонян, 2017: 318]. Большое значение имеет выявление связей между установками, намерениями и реальным поведением, а также демографических характеристик, которые оказывают влияние на силу этих связей [Рочева, Варшавер, 2020: 299–300].
15 На формирование миграционных установок влияет география места жительства человека и его семьи. Близость региональных или федеральных центров позволяет осуществить смену места жительства с наименьшими финансовыми и социальными потерями. В малых городах и селах миграционные установки будут выше, чем в более крупных населенных пунктах, даже при большой удаленности от территории-реципиента [Карачурина, Флоринская, 2019: 83]. Исследователи отмечают, что миграционные намерения сельской молодежи редко ограничиваются переселением в ближайший город: приобретение опыта адаптации к новой среде стимулирует дальнейшие перемещения в поисках лучших условий [Симонян, 2017: 321]. Образовательные миграции из села в ближайший город захватывают больший возрастной диапазон молодежи, поскольку здесь образовательной ступенью после школы чаще выступают средне-профессиональные образовательные учреждения. Для жителей сел и малых городов миграционные установки и намерения имеют коллективный характер: переезд выпускника школы является семейным решением, поэтому здесь большое значение имеет изучение влияния домохозяйств на принятие решения об отъезде и дальнейшем невозвращении как долгосрочной жизненной стратегии [Мкртчян, 2017: 239]. В целом, не только для сельских миграций существует связь между коллективным миграционным опытом и миграционными установками конкретного человека. Дети, чьи родители сами не являются коренными жителями, имеют более высокие миграционные установки и намерения. Кроме того, наличие в окружении людей с миграционным бэкграундом также создает условия для возникновения соответствующих установок [Кузнецова, 2012: 63].
16 Кроме таких объективных показателей, как география места жительства и миграционный опыт семьи и окружения, важно измерение психологических установок, связанных с формированием миграционных намерений. Для моделирования миграционной мобильности на основании изучения связей между психологическими и миграционными установками в российских исследованиях используют теорию базовых индивидуальных ценностей Ш. Шварца (1992). Уточненные им и коллегами 19 ценностей, группируемые в круговой мотивационный континуум метаценностей «сохранение», «открытость изменениям», «самоутверждение» и «самоопределение» [Шварц и др., 2012: 50], могут стимулировать или сдерживать формирование миграционных установок. В.А. Москвина, анализируя региональную послевузовскую миграцию, выявила, что «самоопределение» и «самоутверждение», как ценности, отражающие мотивы «идеализма» и «материализма», имеют положительную связь с наличием миграционных намерений у выпускников [Москвина, 2019: 89], а значит могут являться миграционными установками. К психологическим факторам миграционных установок также относят разные типы идентичностей, среди которых для изучения эмиграции наибольшее значение имеет гражданская идентичность [Муращенкова, 2021: 29]. Необходимо обращать внимание и на гражданскую и этническую идентичность для анализа миграционных процессов внутри страны, так как современное развитие локальной гражданственности способствует формированию привязанности к территории проживания, а этнический характер многих регионов России может породить субпатриотические настроения у их жителей.
17 Таким образом, миграционные установки являются интегральной характеристикой, содержащей в себе как когнитивные оценки своего положения на территории проживания, так и социально-психологические черты личности, включающие в себя социально-политические установки, ценности и особенности мотивации [Иванова, 2015: 71]. Чтобы определить, могут ли миграционные установки быть воплощены в миграционных намерениях, исследователи выясняют аспекты миграционных планов в перспективе ближайших пяти лет. Их серьезность определяется сроками планируемой миграции и предпринимаемых для этого мер [Зайков и др., 2018: 239].
18 По нашему мнению, основной проблемой данной дискуссии является не прикладной характер полученных данных. Кроме того, для выявления связи между миграционными установками, намерениями и действиями необходимо проводить лонгитюдные исследования, ограниченные сложностью метода. Данную дискуссию часто сочетают с анализом «push and pull»-факторов для обращения к аффективным механизмам принятия решений. Тем не менее сочетание этих исследовательских подходов чаще приводит к теоретической путанице и объяснению «намерений» наличием выталкивающих и притягивающих факторов.
19 Связь чувства места и миграционных планов. Эта дискуссия имеет не столь продолжительную историю, но затрагивает многие дисциплины, включая психологию, географию и социологию. Актуальность данного феномена обусловлена растущей мобильностью населения, ослабляющей связь человека и территории. Критика оппозиции между мобильностью и территорией приводит к переосмыслению концепта «места», смещая фокус с географической точки на совокупность социальных связей, имеющих свое территориальное измерение [Bolotova, Karaseva, 2017: 78]. «Место» в значении пространства жизни наполняется личностными смыслами когнитивного и аффективного характера, формирующимися под влиянием социального окружения и его сравнения с другими местами [Кузнецова, 2013: 40]. Совокупность этих значений, оценок и связанного с ними уровня удовлетворенности называют «чувством места», а привязанность к обусловленным местом чувствам и памяти о значимых социальных событиях – «чувством принадлежности» [Самошкина, 2008: 46]. Объединение идентификации с социальными группами, определенной территорией, а также созданной в процессе их взаимодействия социально-культурной памятью определяет территориальную идентичность человека [Правоторова, Кондратьева, 2018: 71]. Российские исследователи выделяют несколько видов территориальной идентичности: городскую, региональную, а также связанную с определенным природным ландшафтом.
20 Марко Лалли (1992) описал два подхода к исследованию территориальной идентичности: феноменологический, где первичен эмоциональный опыт, связанный с конкретной территорией, и позитивистский, для которого значение места связано с рациональными оценками условий жизни [Самошкина, 2008: 46]. В рамках первого подхода проводятся исследования эмоционального коллективно-разделяемого опыта восприятия территории (длительность проживания, природные характеристики и вовлеченность в традиционные для местности формы жизнеобеспечения) [Gavrilova, 2017: 40]. Такие неэкономические способы обоснования комфортности жизни значимы для объяснения причин возвратной миграции молодыми людьми, так как именно эмоциональная связь с местом исхода и переживания становится причиной репатриации [Bolotova, Karaseva, 2017: 92]. Второй подход предполагает большую рациональность и потенциальный конфликт между чувством места и мобильностью субъекта. Здесь чувство места может возникнуть по отношению к малознакомой территории, оцениваемой на когнитивном уровне как наиболее подходящая, а на эмоциональном – как наиболее привлекательная для проживания. Субъективная оценка большего соответствия другого места собственному пониманию комфорта создает условия построения отношений не с актуальным местом проживания, а с планируемым. В этом случае сформированное чувство места становится катализатором миграции, а не ее сдерживающим фактором [Кузнецова, 2013: 36].
21 Исследования чувства места и его связи с миграционными планами в России чаще реализуются в качественной методологии и проявляют большую чуткость к индивидуальным биографиям участников. Немалая часть исследований территориальных идентичностей посвящена разработке методик для формирования городской идентичности с целью брендирования территории и удержания человеческого капитала. Так, чувство места приобретает характер товарно-денежной единицы и становится механизмом привлечения людей. Многообразие терминов в наименовании идентичности, связанной с местом (территориальная, средовая, идентичность с местом [Правоторова, Кондратьева, 2018: 71]), а также отсутствие методологического единства в рамках дискуссии о чувстве места указывает на сложность и новизну предмета исследования.
22 Выводы. Российские исследователи молодежной миграции в большей степени заинтересованы в рациональных подходах к объяснению принятия решений о смене места жительства. Так, наиболее развитой и разносторонней является дискуссия о выталкивающих и притягивающих факторах миграции. Исследователи «push and pull»-факторов делают выводы о главенствующей позиции экономических причин миграции. В связи с этим наибольшей привлекательностью для мигрантов обладают территории, предоставляющие большие возможности для высокооплачиваемого труда и открытия собственного бизнеса. Тем не менее в российской практике сильна критика экономической гегемонии в объяснении миграционных планов молодежи: совокупность неэкономических факторов получает все большую значимость для принятия решений. Интересными направлениями исследований молодежной миграции в России являются дискуссии о миграционных установках и намерениях, а также о чувстве места. Однако обе эти дискуссии часто используются вместе с теорией «push and pull»-факторов. С помощью этих подходов исследователи дополняют рациональные миграционные стратегии анализом аффективных составляющих принятия решений. Однако применяя эти дискуссии, исследователи часто допускают терминологическую путаницу и встречают методологические трудности.

Библиография

1. Антосик Л.В., Ивашина Н.В. Факторы и направления межрегиональной миграции выпускников вузов в России // Вопросы образования. 2021. № 2. С. 107–125. DOI: 10.17323/1814-9545-2021-2-107-125.

2. Вакуленко Е.С. Мотивы внутренней миграции населения в России: что изменилось в последние годы? // Прикладная эконометрика. 2019. Т. 55. №3. С. 113–138. DOI: 10.24411/1993-7601-2019 10013.

3. Варшавская Е.Я., Чудиновских О.С. Миграционные планы выпускников региональных вузов России // Вестник московского университета. Сер. 6. Экономика. 2014. №3. С. 36–58.

4. Зайков К.С., Каторин И.В., Тамицкий А.М. Миграционные установки студентов, обучающихся по образовательным программам высшего образования арктической направленности // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2018. Т. 11. № 3. С. 230–247. С. 230–247. DOI: 10.15838/esc.2018.3.57.15.

5. Замотин М.П. Образовательная миграция в миграционных исследованиях российских авторов // Дискурс. 2016. №5. С. 77–86. DOI: 10.32603/2412-8562-2016-0-5-77-86.

6. Иванова Е.И. Социальный вектор миграционной подвижности россиян // Социологические исследования. 2015. №. 11. С. 66–73.

7. Карачурина Л.Б., Флоринская Ю.Ф. Миграционные намерения выпускников школ малых и средних городов России // Вестник московского университета. Сер. 5. География. 2019. № 6. С. 82–89. DOI: 10.17323/demreview.v3i4.3205.

8. Кузнецова С.А. Возможности изучения миграционных намерений в социальной психологии // Вестник РУДН. Сер. Психология и педагогика. 2012. № 3. С. 60–65.

9. Кузнецова С.А. Миграционные установки как предмет социально-психологических исследований // Социальная психология и общество. 2013. № 4. C. 34–45.

10. Кузнецова С.А. Территориальное самоопределение магаданских студентов на разных этапах обучения в вузе // Социальная психология и общество. 2020. Т. 11. №. 4. С. 182–197. DOI: 10.17759/sps.2020110413.

11. Мкртчян Н.В. Миграция молодежи из малых городов России // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2017. № 1. С. 225–242. DOI: 10.14515/monitoring.2017.1.15.

12. Москвина В.А. Моделирование межрегиональной мобильности выпускников вузов в России // Прикладная эконометрика. 2019. Т. 56. №4. С. 99–122. DOI: 10.24411/1993 7601 2019 10019.

13. Муращенкова Н.В. Психологический факторы эмиграционных намерений молодежи: обзор зарубежных исследований // Вестник РУДН: Психология и педагогика. 2021. Т. 18. №1. С. 25–41. DOI 10.22363/2313-1683-2021-18-1-25-41.

14. Правоторова А.А., Кондратьева У.Г. Теоретические основания исследования городской идентичности // Творчество и современность. 2018. Т. 6. № 2. С.69–79.

15. Рочева А.Л., Варшавер Е.А. Миграционные намерения молодежи с миграционным бэкграундом и без: российский случай // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2020. № 3. С. 295–334. DOI: 10.14515/monitoring.2020.3.1632.

16. Рыбаковский Л.Л., Кожевникова Н.И., Маевский Д.П. Миграционная подвижность населения и её измерение // Народонаселение. 2019. №. 2. С. 4–16.

17. Самошкина И.С. Территориальная идентичность как предмет социально-психологического исследования // Вестник РГГУ. Сер. Психология. Педагогика. Образование. 2008. № 3. С.43–53.

18. Санникова О.В. Некомпенсируемая образовательная миграция как проблема развития российского региона // Теория и практика общественного развития. 2015. №24. С. 19–21.

19. Симонян Р.Х. Миграционные настроения российской молодежи: региональный аспект // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2017. № 6. С. 313–326. DOI: 10.14515/monitoring.2017.6.16

20. Тындик А.О., Митрофанова Е.С. Социально-экономическое поведение индивида в зеркале концепции жизненного пути // Мониторинг. 2014. Т.121. №3. С. 146–158. DOI: 10.14515/monitoring.2014.3.10.

21. Фофанова К.В., Сычев А.А. Факторы миграционной привлекательности провинциального города (на примере г. Саранска) // Регионология. 2019. Т. 27. № 4. С. 756–778. DOI: 10.15507/2413-1407.108.027.201904.756-778.

22. Шварц Ш., Бутенко Т.П., Седова Д.С., Липатова А.С. Уточненная теория базовых индивидуальных ценностей: применение в России // Психология. Журнал высшей школы экономики. 2012. Т. 9. №. 2. С. 43–70.

23. Шворина К.В., Фалейчик Л.М. Основные тренды миграционной мобильности населения регионов Сибирского и Дальневосточного Федеральных округов // Экономика региона. 2018. Т. 14 (2). С. 485–501. DOI: 10.17059/2018-2-12.

24. Юдина Т.Н. О социологическом анализе миграционных процессов // Социологические исследования. 2002. №10. С. 102–109.

25. Bolotova A., Karaseva A., Vasilyeva V. (2017) Mobility and sense of place among youth in the Russian Arctic // Sibirica. Vol. 16. No. 3. P. 77–123.

26. Gavrilova K. (2017) Temporal dimension of attitudes toward infrastructure and opportunities for relocation from the northern town: The case of Kamchatskii Krai // Sibirica. Vol. 16. No. 3. P. 35–56.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести